Большая игра для маленького человека
Печальная история о том, как Скайрим помог мне пережить депрессию.
О чем здесь будут говорить или молчать
Кетер: существование, не обладающее формой
Разве может мир утратить краски? Что это, если не сентиментальная чушь? Тем не менее, вокруг меня разлилась серость: стены, еда, вид из окна и лица, особенно лица, всё это выцвело и стало фоном. Конечно, здесь еще нет мысли, она появится много позже. Но чувство. Я знаю, нет, ощущаю, что оно уже пустило свои корни. Больше не будет как прежде. Что-то навсегда во мне изменилось.
Гомон. Этот звук раздражает, ведь в нём ничего не различить. Я смотрю на свои руки. Они правда мои? Пальцы послушно сгибаются по моей команде. Да, они мои. Я понемногу успокаиваюсь. Действительность кажется обманчивой, поверхностной. Сон или реальность. Как разобраться, если все непохоже на само себя? Я озираюсь по сторонам. Много людей, света и жизни. А я? Где в этом я?
В нашем классе было негласное правило: даже если мы поссорились, не разлучаемся. За нашим столом шумно. Кто-то спорит, кричит или смеется во весь голос. Сегодня обсуждают игры. Я слушаю вполуха и ничего не понимаю. «Мид», «пуш», «билд», «куры» – незнакомые слова проносятся мимо. Мне четырнадцать. И я только влюбляюсь в игры.
Неожиданно спор перерастает в открытый конфликт. Одноклассники срываются на крик, тянут друг к другу руки. Опять что-то не поделили. Подростки загораются злобой, словно спички: так резко, что не успеваешь понять причину. Гаснут, конечно, ещё быстрее. Их неумелая потасовка быстро заканчивается примирением. Обсуждение продолжается с того же места, где прервалось.
«Не знаю, что они обсуждали, но от этого надо держаться подальше», – я собираюсь уходить, но меня тянут за руку. Это мой друг Илья.
– Подожди, – он усаживает меня обратно на стул. Я тут подумал, что тебе понравится одна игра.
– Да? Какая?
– Скайрим.
В квартире тихо. По привычке я прислушиваюсь к звукам и хочу крикнуть: «я дома», но быстро себя одёргиваю. Здесь никого не будет до вечера. И славно. Могу заниматься тем, чем хочу. Я вспоминаю наш с другом разговор. «Раз Илья считает, что мне понравится, то стоит попробовать», – раз, два и игра уже скачивается на ноутбук. О том, что пиратить плохо, я узнаю намного позже.
Всего час ожидания. Целый час ожидания. Раньше у меня не оставалось времени на скуку: танцы, учеба, друзья. Сейчас его предостаточно. Я засыпаю под «Оно» Томми Ли Уоллеса в неудобном кресле. Если бы можно было не просыпаться, остаться там навечно. На экране мелькает озлобленная клоунская гримаса. Час пролетает незаметно.
Наконец-то я запускаю игру, появляется меню. Музыка, доносящаяся будто издалека, набирает силу. Мужское пение становится громче, увереннее, пока не достигает пика. Я не могу оторваться и продолжаю слушать. Тело покалывает от воодушевления, от непривычного ощущения грандиозности. Нехотя я прерываю музыку и начинаю игру. К моему удовольствию, мелодия звучит уже в голове. Я напеваю под нос набор странных слов, коверкая каждое из них.
Телега. Я оглядываюсь на рядом сидящих и пытаюсь понять, куда мы направляемся. Осознание приходит быстро. Отличное начало, меня везут на казнь. Телега медленно въезжает в ворота. Вот и мои палачи. Я верчу мышкой туда-сюда, рассматривая каждую деталь, пока меня не подзывает персонаж. «А кто ты?» – без всяких сомнений я выбираю каджита. Какие могут быть колебания, если есть возможность играть за антропоморфного кота?
Однако радость длится недолго: меня ведут на плаху. Бессилие раздражает. Я бездумно нажимаю на все кнопки подряд, надеясь избежать смерти. Палач лениво заносит секиру, время замедляется. Вдруг раздается спасительный рык. Воины вокруг меня хватаются за оружие, в стороны летят камни, а я мысленно благодарю дракона за помощь. Город погружается в хаос. Я бегаю от здания от зданию, пытаясь найти выход. Проваливаюсь в крыши, натыкаюсь на тупики и снова безуспешно стараюсь продвинуться дальше. Я злюсь на себя, на игру, но ничего не могу поделать – остаётся блуждать по карте. К моему облегчению, спустя несколько попыток я оказываюсь в пещере, а позже вижу редкий хвойный лес. Это мучение закончилось, я свободна. Вместе с напарником, что был рядом с самого начала, я несусь в соседнюю деревушку. Диалоги с персонажами меня не занимают, поэтому взяв пару квестов, я ухожу изучать локации.
В двери поворачивается ключ, шуршат пакеты. Еле оторвавшись от экрана, я смотрю на часы. Сколько? Я просидела за Скайримом пять часов? С кухни слышится ругань, затем шаги. Очередной выговор, очередная ссора с мамой. Приходится выключить ноутбук и заняться домашними делами. Весь оставшийся вечер я буду вспоминать о новом мире, который меня ждёт.
Малкут или бездействие
Следующие недели я проведу в окружении нордов, орков и каджитов. Не имея чётких целей, я бестолково слонялась по равнинам, приходила в города и в страхе убегала от местной стражи. Иногда я крала лошадей и отправлялась в случайные приключения. Меня интересовало всё без исключений: начиная квест, я вскоре забывала о нём и брала следующий. Скайрим вызывал у меня искренний восторг.
С другом, посоветовавшим игру, мы теперь обсуждали лишь её. Я в красках рассказывала о впечатлениях, говорила о планах и нелепых смертях.
– Какие навыки ты качаешь?
– Ну, я бегаю с двуручным мечом, вижу в темноте. О каких навыках речь?
– В игре можно прокачивать навыки. Ты что, не знала? – Илья смотрит на меня снисходительно, с улыбкой.
Навыки. Навыки! После школы я первым делом бросаюсь к ноутбуку. «Ну и глупая, а вдруг он просто пошутил?». Перед глазами раскидывается звездное небо. Алхимия, двуручное оружие, колдовство, восстановление. Я рассматриваю пункты по несколько раз и вчитываюсь в текст. Не обманул. Я проваливаюсь в игру с ещё большей увлечённостью.
Заканчивается осень. Я трясусь в консервной банке, начиненной людьми. До остановки, в автобусе, с остановки до школы, обратно. Каждый день, месяц за месяцем, год за годом. Двойка, тройка, выговор, наказание. Снова, снова и снова.
«В начальной школе ты говорила, что получишь золотую медаль, что с тобой случилось? Ты постоянно сидишь в компьютере» – недовольный голос матери злит настолько, что страшно. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Тусклый солнечный свет раздражает, режет глаза. Я зашториваю окна и комната превращается в нору. «Надо что-то придумать, чтобы завтра остаться дома». «Мне плохо, я болею». Невероятным чудом температура переваливает за тридцать семь. Организм, будто подыгрывая моему обману, в самом деле даёт осечку. Меня оставляют дома.
Слабость становится моей визитной карточкой. Я приволакиваю себя к педиатру каждые две недели. Пожилая женщина качает головой и повторяет из раза в раз: «Бедный ребёнок, так утомилась в этой гимназии, отдохни недельку, отлежись». Бедный, радостный ребёнок победно машет справкой. Одна, дома, ещё неделю. Я устраиваюсь поудобнее на стуле и запускаю Скайрим.
Спустя десятки часов убийства даются мне без труда. Стражники, колдуны, воины – я обкрадываю, калечу и убиваю всех без разбора. Может, перебить весь Рифтен? Накинуться на великана? Прокаченное двуручное не откажет. Медленно, но уверенно я шла по сюжетному квесту: беседовала с ярлом, поднималась на Высокий Хротгар, учила крики и пробовала их в бою. Когда мне надоедали задания, я кошмарила близлежащие города. Герой из меня получался отвратительный.
Я всё реже общалась со школьными друзьями. Их заменили виртуальные. Мы обсуждали всякие глупости, чувства, нередко конфликтовали. Я напоминала оголённый провод: мои эмоции были выкручены на максимум. Неверно подобранное слово, критика, невнимание вызывали неконтролируемую ярость, а после слёзы. Затворничество нравилось мне всё больше. Вместе с тем росло количество проблем. Скандалы с матерью стали рутиной, нездоровой вечерней обязанностью. Между нами столько непонимания и осуждения, что за ними уже не видно любви. Ни о какой золотой медали не могло быть и речи – из старательного ребёнка я превратилась в обузу. По крайней мере, для учителей.
В Скайриме жизнь моего персонажа текла иначе: любое препятствие он преодолевал играючи. Загадки Картспайра, битвы с талморцами и сражения с драконами – каджит справлялся со всем. Его окружали горы, леса и извилистые реки. Рядом рождалась магия, вспыхивали восстания, открывались древние тайны. Но главное, он мог изменить своё прошлое. Несвоевременная смерть решалась резким выходом без сохранений. Мой Довакин не знал неудач, привязанностей и сожалений. Ему пророчили судьбу спасителя.
Гебура – разрушающий принцип
К середине зимы от меня прежней осталось лишь тело. Я практически не появлялась в школе. Всех, кажется, устраивала моя очевидная ложь. Редкие походы на занятия заканчивались одинаково: бессилие, головная боль, жалостливое лицо врача и освобождение. Мама мне больше не доверяла. Я в этом доверии не нуждалась.
Светлых эмоций было всё меньше. Истинное удовольствие я видела только в изоляции. Внешний мир воспринимался мной через призму виртуального: цифровая любовь, цифровая дружба, цифровые увлечения. Обыденные действия, вроде прогулки, отзывались в теле сильной слабостью и нежеланием. Привычное я воспринимала с тупым, холодным безразличием. Что-то безостановочно уродовало меня изнутри.
Пустая квартира перестала быть убежищем. Отчаяние, хоть и не выраженное словом, доводило меня до исступления. Будто бы возникшая из ниоткуда боль складывала пополам: я послушно ложилась на пол и плакала несколько часов подряд. Временное облегчение не приносило спокойствия. Вскоре слёзы не помогали вовсе.
До остановки, в автобусе, с остановки до школы, обратно. Каждый день, месяц за месяцем, год за годом. Полчаса утром, полчаса днём. Каждая минута моего пути была посвящена мыслям о самоубийстве. Эта идея казалась мне такой естественной и обнадёживающей, что я улыбалась. Это можно закончить. Эту боль можно прервать. То, что уродовало меня, съело всё подчистую.
Внутреннее страдание отразилось и внешне: сначала руки, потом ноги и даже губы. Впервые за долгие годы из аптечки достали бинты. Для моего противостояния подходили все средства. Об избирательности и переборчивости не могло идти и речи. К тому моменту я походила на приведение: на полупрозрачном лице выделялись лишь два тёмных глаза.
О моём состоянии не догадывался никто, даже я. Подавленное настроение и самобичевание казались мне чем-то разумеющимся. Я как и прежде смешила друзей, разыгрывала шутовские сценки и язвила. Отмыв ванну от крови, я садилась за компьютер и как ни в чем не бывало отвечала на сообщения. Мои жалобы выглядели как шутки. Ровесники не знали, как помочь, а взрослые не воспринимали меня всерьёз. Я надеялась, что печаль уйдёт так же, как и пришла – сама.
Любое взаимодействие с открытым миром было мучительным. Оказавшись среди незнакомых людей, я чувствовала панику. Знакомых, но не близких, я избегала сама. Одноклассники считали меня нелюдимой, надменной и были правы. Наша обоюдная неприязнь быстро разрушила старую симпатию. Из души компании я превратилась в странную затворницу. Меня, казалось, это совсем не заботит. Единственное, о чем я могла думать – это постоянная ноющая боль, от которой невозможно убежать.
Не зная альтернатив, я вцепилась в эскапизм, как в последнюю надежду. Раньше от грусти меня спасали книги или фантазии, сейчас эту роль исполняли игры. Они давали небольшую передышку в этой изматывающей борьбе. Скайрим стал для меня особым утешением. Здесь я могла обрести могущество, спасти мир от краха. В реальности же я не могла спасти даже себя.
Путешествуя из одной локации в другую, я оказалась в огромной пещере. С двух сторон от мощёной дороги качались гигантские грибы. Всё вокруг заливал мягкий неоновый свет. Под толщей земли скрывался целый город, пристанище двемеров – Чёрный Предел. Здесь было так спокойно и безлюдно, что я влюбилась в это место мгновенно. Его умиротворение действовало живительно: тревога и правда отступала. Нередко его безмятежность прерывалась безуспешными сражениями с центурионами: машины проверяли меня на прочность и терпение. Но победив, я возвращалась к дороге, с который открывался невероятный вид на Тихий город.
Хокма. Я есть
Чем ближе Довакин был к своей цели, тем хуже становилось моё состояние. На смену молчаливому страданию пришло яростное. Поблажки закончились: учителя и родители начали требовать невозможное – вернуться к себе прежней, избавить их от проблем. Меня разрывало от противоположных чувств: вины, тоски, разочарования и стыда. Взрослые, что должны помогать, только требовали. В ответ я огрызалась и защищалась. К регулярным прогулам и самоповреждению добавились обезволивающие и антидепрессанты. Будущее для меня исчезло. Меня ничего не интересовало.
Захлопывается входная дверь. Пару минут, чтобы перевести дыхание перед скандалом. Наша с матерью конфронтация напоминает соревнование: нельзя показать слабость, нельзя позволить сопернику тебя обойти. То, что я ребёнок, не в счёт. Со мной говорят на равных. Спор переходит в ругань. Мы обе кричим от бессилия. Каждая из нас считает себя правой, каждая видит в другой проблему. В какой-то момент внутри меня что-то ломается. Я срываюсь на безумный вопль: «Я больше так не могу. Помоги мне. Я не могу сама, пожалуйста, пожалуйста». На кухне воцаряется тишина. Мне страшно посмотреть на неё и увидеть безразличие, страшно от того, что потеряла над собой контроль. Наконец я поднимаю голову и вижу не равнодушие, а .. страх. Мы смотрим друг на друга, будто первый раз. Что-то сломалось и в ней. Она обнимает меня. Теперь, я уверена, всё будет иначе.
Спустя несколько недель я наконец сидела у психолога. Безучастно выслушав обе стороны, она отправила меня проходить какой-то тест. «У вас очень жестокий ребёнок, она издевается над своими одноклассниками», – женщина осталась довольна своим вердиктом. Повторив фразу дважды, она попрощалась и принялась разгребать бумаги. «Жестокая? Ты? – мама смеялась вместе со мной. – Она вообще в курсе, что половину учебного года тебя не было в классе?». Оставшийся путь до дома мы обсуждали апатичную женщину, сблизившую нас своей некомпетентностью.
Вернувшись в школу, я обратила на себя внимание уже школьного психолога. Ожидая худшего, я не спешила раскрываться и делиться личным. Она не торопила и терпеливо ожидала моей готовности поделиться личным. Мы занимались арт-терапией, разговаривали о моих чувствах и проблемах. Я удивлялась её заинтересованности и вниманию. Она моей недетской печали. После уроков я бежала в её крохотный кабинет, как на праздник. Это и было праздником: всегда предлагаемый чай, конфеты, беседа с тем, кто старается тебя понять. Так неспеша я возвращалась к привычной жизни.
Наступил май. Затянувшаяся до апреля зима закончилась. На носу экзамен по химии, контрольные и, что важнее всего, каникулы. Я бездумно листаю картинки, пытаясь найти среди них что-то забавное или хотя бы полезное. Перед глазами мелькает милая собачья морда. «Ха, Пенёк, ради тебя я готова была пожертвовать собой». Воспоминания об игре возникли сами. Нелепые попытки забраться в гору на лошади, стычки с пауками и последний, самый важный квест.
Драконорождённый убивает Алдуина и возвращается в мир смертных. Долгожданная победа, триумф истинного героя. Мой каджит, закалённый боями и магией, неторопливо шагает по знакомой дороге Чёрного Предела. Над ним медленно качаются скопления неоновых грибов. Это всё? Наконец можно отдохнуть? Где-то вдалеке слышится тихий скрип шестерёнок. Голубое свечение окутывает приятным теплом. Я справился. Я победил тьму.