Как The Last of Us предсказывает конец света

Что случится с Землёй, если с её поверхности пропадёт человечество — или хотя бы большая его часть? Этим вопросом задались режиссёры The Last of Us Нил Дракманн и Брюс Стрейли и решили создать свой постапокалипсис, причём с акцентом не на смерти, а на жизни — не человеческой, а более древней, природной жизни. Но насколько реалистично у них получилось?

За время своего путешествия в двух частях The Last of Us Джоэл и Элли повидали немало ужасных вещей: общину каннибалов, жестоких культистов, изуродованных кордицепсом людей и очень много поломанных судеб. Но также они повидали реки, которые пробивают себе путь сквозь асфальтированную почву; деревья, которые разрывают корнями бетонные стены и отвоёвывают улицы; и животных, что возвращаются туда, откуда много веков назад их прогнал человек.

К выходу ремейка первой части «Одних из нас» мы изучили те же источники вдохновения, что и Стрейли с Дракманном, покопались в истории разработки и научных работах о теоретическом конце света. И теперь расскажем, как природа за несколько десятков лет способна почти полностью уничтожить то, что человечество возводило веками.

Многие из вас наверняка слышали, что важным источником вдохновения для The Last of Us стал документальный сериал «Планета Земля» от BBC. Оттуда, а именно из эпизода про тропические леса, режиссёры игры Нил Дракманн и Брюс Стрейли взяли идею с кордицепсом однобоким.

Этот вполне реальный паразитический гриб, также известный как зомби-гриб, интересен тем, что умеет управлять поведением заражённых муравьёв: заставляет их спускаться с привычных деревьев в места с более комфортными для гриба условиями, после чего убивает насекомых, питается их телом и в итоге выпускает споры, которые потом заражают новых жертв. Дракманна и Стрейли это описание кордицепса настолько впечатлило, что разработчики представили: а вдруг гриб мутирует так, что сможет заражать и людей?

Мало кто знает, но у The Last of Us был ещё один источник вдохновения, не менее важный: книга «Мир без нас» Алана Уайзмана. В ней автор, пообщавшись с десятками учёных со всего мира, описывает, как природа будет отвоёвывать себе мир, из которого внезапно пропало человечество. Не из-за ядерной войны, астероида или чего-либо ещё столь же разрушительного, а просто пропало. Например, из-за вируса, поражающего только людей.

Идеи Уайзмана вдохновили разработчиков создать не просто боевик про борьбу человека с зомби или даже про борьбу человека с природой, а неспешную историю про освобождение планеты от следов цивилизации. В итоге получился «зелёный» или эко-постапокалипсис — хотя, конечно, саму эту концепцию придумали не в Naughty Dog.

Ещё в 40-х годах прошлого века писатели-фантасты экспериментировали с «природным» концом света. Например, эту тему поднимал Джордж Риппи Стюарт в романе Earth Abides 49-го года и рассказывал, как из-за глобальной эпидемии человечество за пару десятков лет откатилось к земледелию, стрелам и идолопоклонничеству.

В видеоиграх примеров тоже хватает — экопостапокалипсис можно увидеть в Enslaved, дилогии Horizon и отчасти в Elex. Но всё это — более-менее фантастические миры с роботами и магией. В The Last of Us сеттинг более приземлённый. Иногда — пугающе приземлённый.

Художники из Naughty Dog относились к каждой локации в обеих частях The Last of Us как к полноценному персонажу со своим характером и целью. Например, когда в первой игре герои выбираются из недружелюбной бостонской карантинной зоны в более спокойный пригород, малоэтажная застройка и открытые пространства призваны напомнить игроку об уюте и спокойствии прежнего мира. А в начале второй части, когда Элли впервые прибывает в Сиэтл, разработчики отражают её растерянность буквально: с помощью огромной локации, на которой легко потеряться.

Работать над подобными разрушенными уровнями студии было не впервой: ещё для серии Uncharted художники изучали, как разрушаются и зарастают джунглями древние храмы. Для The Last of Us потребовалась более дотошная подготовка: так, авторы много времени уделили отрисовке естественного освещения, так как в мире игры почти нет искусственных источников света; а для второй части художники регулярно ездили в Сиэтл, чтобы изучить местную флору, архитектуру и правильно воссоздать их красоту.

Да, именно красоту — на контрасте былого величия, новой разрухи и природы. Конечно, в начале эпидемии кордицепса мир The Last of Us выглядел не очень привлекательно: усеянные трупами улицы, сгоревшие остовы машин, разграбленные здания. Но за двадцать внутриигровых лет, прошедших перед основным действием первой части, пейзажи изменились. Разруха и хаос скрылись под водой и растительностью, а местами и вовсе превратились в идиллическое зелёное полотно.

Сентябрь 2013 года. В Южной Америке мутировавший кордицепс заражает сельскохозяйственные культуры, а вскоре и первых людей, которые потребляют их в пищу. Вместе с экспортированным зерном гриб быстро добирается до других частей света.

В конце месяца больницы по всему миру уже переполнены пациентами, жалующимися на кровотечения и головную боль, но врачи не знают, как им помочь. Власти изучают, связан ли рост заболеваемости со странной плесенью в продуктах, завезённых из Южной Америки, а продовольственные компании отзывают свои товары.

Спустя пару дней кордицепс окончательно захватывает нервную систему заражённых, превращая их в агрессивных зомби. Сначала под удар попадают больницы и поселения вокруг них, но разрушения в первый день конца света минимальные. Где-то взорвётся заправка, где-то рухнут строительные леса, но это не воздействие природы, а следствие человеческой паники и нападений заражённых.

Проходит неделя. В городах закрываются здания социальный инфраструктуры — школы, банки, магазины и музеи. Вместо них строятся блокпосты военных, которые пытаются сдержать распространение кордицепса. Тогда же появляются и первые заброшенные города: в них ещё остались здоровые люди, но местные власти и городские службы уже прекратили работу. Без присмотра и обслуживания одна за другой отключаются электростанции, погружая целые районы во тьму.

Через месяц человечество уже полностью понимает масштаб катастрофы. Почти все страны мира вводят военное положение и создают специальные подразделения для борьбы с инфекцией кордицепса. Но даже армия не всесильна, поэтому основное внимание уделяется обороне ещё не пострадавших городов, а не отвоёвыванию заражённой территории.

В уже заброшенных городах обстановка становится хуже. Многие помещения до сих пор используются выжившими в качестве временных или постоянных убежищ, но их постепенно разоряют — не только мародёры и инфицированные, но и природа.

Сильнее других страдают миллионники с метрополитеном, ведь он очень уязвим перед затоплением. Грунтовые воды и стекающая по вентиляции дождевая вода постоянно пытаются подтопить тоннели и единственное, что их останавливает — насосы, откачивающие воду в канализацию. Но без регулярной чистки её трубы быстро засорятся — дожди забьют их листвой, пластиком и другим мусором.

К тому же, во многих городах по всему миру, как в Нью-Йорке или Лондоне, система метро строилась уже после канализации, а значит — ниже сливных труб. В Киеве и Санкт-Петербурге станции закопаны ещё глубже из-за протекающих над ними Днепра и Невы. Всё это означает, что насосам приходится работать на износ, выкачивая воду вверх. Без необходимого обслуживания или из-за отключения электроэнергии они сдадутся очень быстро, и всего за несколько дней вода может затопить всю систему метро.

Спустя несколько месяцев после катастрофы около 60% населения Земли либо мертвы, либо заражены кордицепсом. Власти останавливают попытки вытащить людей из самых пострадавших городов и сосредотачиваются на обороне карантинных зон — изолированных от инфекции территорий, где военные собирают последних выживших.

Жизнь в таких поселениях ещё похожа на знакомый нам мир: функционируют городские службы, люди ходят на работу, где-то даже печатаются газеты. Но по другую сторону высоких бетонных стен царит хаос: если внутри карантинных зон военные не пропускают ни инфекцию, ни инакомыслие, ни ростки новой природы, то снаружи всё стремительно покрывается растительностью — даже руины зданий, которые власти разбомбили, чтобы помешать заражённым забраться на ограды.

К концу первого года после конца света в небольших поселениях, где ещё оставались здоровые люди, заканчивается продовольствие. Выжившие либо охотятся на дичь, либо, чаще, покидают убежища в поисках нового укрытия — заброшенных городов становится больше.

После первой же весны здания, тротуары и асфальт покрываются трещинами: в умеренном климате температура в феврале-марте скачет из плюса в минус около 40 раз за месяц. Постоянно тающая и замерзающая вода медленно разрушает материалы, а в трещины попадают семена сорняков и деревьев, которые, прорастая, разрушают город ещё сильнее.

Через три года после катастрофы прорываются оставленные без обслуживания трубы — в том числе и внутри домов. Малоэтажная застройка сдаётся первой: её сильно подтачивают пробравшиеся внутрь термиты и мыши.

Производители современных крыш дают на свой продукт гарантию в несколько десятков лет, но она не распространяется на технические отверстия — такие как дымоход, где и будет первая протечка. Из дымохода вода попадает в потолочные перекрытия, которые, конечно же, обработаны водоупорным лаком, но влага пробирается там, где в древесину вбиты гвозди и вкручены шурупы.

Да и настоящей древесины там скорее всего немного: сейчас чаще используют более дешёвую фанеру, которая из-за влажности быстро расслоится. В стыках между стенами и крышей появляются щели, гвозди ржавеют, их хватка ослабевает, давление на всю конструкцию увеличивается — а потом из-за него лопаются оконные стёкла, пропуская внутрь дождь и плесень.

В то же время высоко над ветшающими домами Международная космическая станция, оставшаяся без управления и ресурсов с Земли, медленно отклоняется от курса. Скоро она войдёт в атмосферу и быстро сгорит, а вместе с ней сгорят все планы человечества по освоению космоса.

Прошло 10 лет после конца света. Многие карантинные зоны опустошены: в каких-то закончилось продовольствие, в других уставший от тирании военных народ поднял восстание, третьи пали под натиском заражённых. Стены, которые ещё недавно считались последним оплотом цивилизации, зарастают лишаями, а здания за ними — плющом, который за долгие годы успел добраться до самых верхних этажей.

На улицах растут деревья, выломавшие корнями целые куски асфальта. Эти же корни пробираются к фундаментам и подвалам, многие из которых уже и так подтоплены из-за забившейся канализации. В таком состоянии не каждый фундамент может выдержать вес целого здания — скоро начинают падать небоскрёбы, которые из-за своей высоты более уязвимы перед сильным ветром.

В то же время другие подземные помещения остаются нетронутыми, если забыть про вездесущую плесень, — речь о банковских хранилищах, рассчитанных на самые разные угрозы, в том числе и природного характера.

А вот музейные хранилища оказываются не настолько долговечными: без электричества и контроля климата в них быстро пробираются насекомые, плесень и грибки, питающиеся масляной краской на картинах. В конце концов сохранятся только бронзовые и керамические предметы искусства — что поделать, деньги человечество защищает лучше, чем культуру.

Ещё через 10 лет начинаются основные события первой The Last of Us. Карантинных зон в стране почти не осталось, зато появляются новые общины: стремящиеся выжить люди сбиваются в группы и либо пытаются воссоздать знакомый уклад жизни, либо изобретают новый, менее приемлемый с моральной точки зрения.

Таким общинам приходится буквально отвоёвывать себе территорию у природы. За 20 лет фермы превратились в густые рощи, грунтовые дороги — в луга, а аккуратные парки с прудами и каналами — в опасные болота. Впрочем, зачастую секрет выживания оказывается не в борьбе, а в сотрудничестве с природой.

Например, в мире игры есть городок Джексон, расположенный недалеко от заросшей мхом гидроэлектростанции. Горожане здесь поддерживают работу дамбы, несмотря на бушующую реку, развивают фермы на плодородной земле, как следует ремонтируют обветшавшие дома, а не просто прибивают подпорки на скорую руку. И усилия оправдывают себя: жизнь в Джексоне не так уж сильно отличается от обычного американского пригорода до эпидемии.

В то же время всё менее пригодными для жизни становятся большие города, которые оказались буквально между огнём и водой. Многие громоотводы за два десятилетия заржавели, согнулись или рухнули, поэтому молнии начинают бить прямо в крыши домов. Если те загорятся, то огонь быстро спустится на этажи ниже, дойдёт до офисных помещений со стопками никому не нужных бумаг и разгорится гораздо сильнее. Если в здании остался работающий газопровод, то он взорвётся и всё строение быстро сгорит дотла.

Многими этажами ниже город почти захватила вода. Скрытые под асфальтом трубы и тоннели метро прохудились настолько, что текущие по ним потоки вовсю размывают почву. Из-за наглухо забитой канализации воде некуда уходить, она постепенно добирается до стальных колонн, поддерживающих подземные коммуникации, и рано или поздно те сгибаются.

Вслед за ними проседают целые улицы, а местами и полностью проваливаются, превращаясь в бушующие реки. Вдоль этих новых рек зарастают берега и вот уже то, что совсем недавно было переулком или проспектом, превращается в лесной ручей.

Официальная история The Last of Us заканчивается в 2039 году — через 26 лет после конца знакомой цивилизации. Мы, конечно, не знаем, решит ли Нил Дракманн продолжить историю этого мира, но всё равно можем представить, что ждёт эту вселенную в дальнейшем.

Заканчивается первое столетие после конца света. Заброшенные и заросшие здания превратились в такой же естественный элемент дикой природы, как овраг или упавшее дерево. Фонарные столбы настолько покрылись мхом и плющом, что больше напоминают стволы деревьев, чем конструкцию из металла. А улицы, которые человек веками создавал для комфортного передвижения по городу, из-за обвалов и потопов потеряли всякий комфорт. Зато неплохо держатся исторические каменные дома — в отличие от современных коробок из стали и стекла, эти ещё не потеряли форму.

Частные дома уже почти все сложились, словно карточные домики. Их подвалы заполнились водой и почвой, и наверняка уже вовсю прорастают новой зеленью. На месте большей части малоэтажной застройки стоят лишь дымоходы — но и они медленно разваливаются, кирпич за кирпичом.

Ещё чуть-чуть — и останется только изломанная керамическая плитка, которая продержится ещё много веков. Но, возможно, обгорит: в редких нетронутых мародёрами автомобилях и подстанциях из проржавевших топливных баков вытекает топливо — любая ударившая рядом молния приведёт к пожарам и новым разрушениям.

Спустя ещё пару столетий из канализационных люков в крупных городах уже растут полноценные леса: трубы забились компостом настолько, что превратились в плодородную почву. Последние небоскрёбы, не сдавшиеся ни ветру, ни потопам, рушатся под весом своих же проржавевших балок. Бетонная крошка, оставшаяся на месте зданий, смешивается с принесённым ветром песком и образует идеальную среду для пород, предпочитающих менее кислотный грунт, например берёзы или облепихи.

Где-то в этих лесах виднеются последние мосты: да, местами они погнулись, их соединения разошлись из-за птичьего помёта, который отлично разъедает металл… но почти все стоят — а старые железнодорожные мосты могут и ещё несколько веков продержаться.

Столетие проходит за столетием. Остатки человечества выживают в небольших поселениях и сторонятся заброшенных мегаполисов, где в тени разрушенных зданий всё ещё летают споры кордицепса. Среди руин ходят самые разные животные, которых люди прежде старались держать подальше от цивилизации. От старых районов остался лишь лес. Холмистый — в тех местах, где когда-то были дома. С то и дело попадающимися в земле вилками из нержавеющей стали.

В любом случае, все эти предсказания — это лишь спекуляции двух блогеров (пусть и блогеров, которые перерыли тонну источников для этого материала). На самом деле ни эпидемия кордицепса, ни вымирание, ни ещё какой-нибудь апокалипсис нам не грозит… Правда ведь?

#thelastofus #thelastofus2 #одниизнас #NaughtyDog #НилДракман #постапокалипсис #postapocalyptic #зомби #природа #концептарт #concept