Ничего не понятно, но очень интересно: в чем заключается секрет киноязыка Федерико Феллини?

Оказывается секрета, как такого, и вовсе не было.

Федерико Феллини – это великий итальянский кинорежиссер. Имя Феллини сегодня уже стало символом свободы авторского самовыражения, творческого эксперимента. Его можно назвать реформатором, так как он создал уникальный киноязык, о главных сторонах которого пойдет речь ниже. Фильмы Федерико Феллини признано считать сложными, артхаусными и непонятными обычному обывателю, как раз из-за странного стиля повествования. Иногда они кажутся простыми, иногда метафоричными, а подчас совсем запутанными. Его картины сильно повлияли на будущий кинематограф и творчество многих режиссеров, а также переосмыслили существовавший тогда киноязык. Однако сначала стоит вспомнить, как Феллини пришел в киноиндустрию.

Карьера в кино у Феллини началась достаточно прозаично. В 1939 году он успешно косил от призыва в армию Муссолини, писал скетчи, работал репортером, и как раз в это же время сыну диктатора, руководителю киностудии «Чинечитта», требовался успешный юморист, который косит от армии. Так Федерико начал сочинять гэги к некоторым итальянским комедиям того времени. Гэг (в дословном переводе) – засор в клапане, а в профессиональном – экранная шутка или нелепый трюк. Через несколько лет он уже работал ассистентом «отца неореализма» Роберто Росселини.

Творчество режиссера поддается пусть и размытому, но все же разделению на этапы. Так как его путь в кино начинался с соавторства в картинах неореализма, то черты этого стиля прослеживаются в некоторых начальных работах. Например, «Дорога» (1954) и «Ночи Кабирии» (1957). Истории о маргиналах, людях, находящихся в бедственном положении, жестокости настоящей жизни и человеческом страдании, частично дополненное невзрачными и серыми декорациями. Режиссер, используя некоторые неореалистические элементы, дополняет их символами и притчевым сюжетом.

В следующем десятилетии, в 1960-е, его киноязык полностью отбрасывает оковы неореализма, становится более новаторским и символичным («8 с половиной», «Сладкая жизнь»). Здесь появляется то, что подразумевают сейчас, когда говорят о кинематографе Феллини: переплетение фантазий и реальности, хаотичность, карнавальность событий. К концу десятилетия стиль преобразовывается: становится еще более гротескным, абсурдным и сюрреалистичным. В 80-е Феллини приходит к самопародиям, еще более ироничному повествованию. В это время его, словно ничего не сдерживает в творческом смысле. Именно в это время появляются более абсурдные эксперименты, идет отрицание и переосмысление собственных эстетических принципов. Фильмы уже не были реформаторскими в плане киноязыка, они были в большинстве своем хорошие, некоторые не всегда удавались, их называли «неудачами гения».

Считается, что киноязык Феллини окутан ореолом тайны и познать его может только просвещенный синефил. Однако, если рассмотреть предмет более внимательнее, то все становится на свои места. Так, стоит отметить многожанровость фильмов Феллини. Я бы сказал, даже безжанровость. Некоторые называют его картины комедиями, но это сильно упрощенный взгляд на вещи. Конечно, ни одно произведение Феллини не обошлось без гэгов (он все-таки начинал с них), но, что более важно, в каждом фильме присутствует образ клоуна. В этом проявляется любовь Федерико к цирку. В детстве он сбегал из дома, чтобы присоединится к цирковой труппе.

Образ цирка постоянно всплывал в его творчестве. Даже при работе с актерами. По словам его племянницы Франчески Фаббри Феллини «он был дрессировщиком в цирке».

Режиссер был перфекционистом и лично следил за всеми стадиями кинопроизводства: от макияжа, кастинга и декораций до самых мельчайших деталей и точностей.

Заметим, не только образы клоунов и цирка были повторяющимися в произведениях мастера. Через все творчество проходит еще один интересный образ – Сарагина, крупная женщина с пышными формами как образ эротической притягательности, так и материнской любви. Феллини постоянно приглашал непрофессионалов для исполнения ролей. Он не хотел заставлять актера входить в роль, а, наоборот, с помощью долгих проб и кастингов искал иррациональные типажи, чтобы, в итоге, персонаж стал актером. Так, на съемки в «Сатириконе» режиссер пригласил работников провинциальной скотобойни, где, как он предполагал, находились истинные потомки тех древних римлян.

Свои шутки (гэги) Феллини делал своеобразными. Иногда это была ирония. Как потомок итальянского неореализма, но реформатор в душе, он насмехался над культурными штампами неореализма. Как, например, в новелле «Брачное агентство» (1953). Главный герой проходит по трущобам, где живут бедные люди. На пути ему встречаются голые, обшарпанные стены, дети в старых, грязных одеждах. Это все выглядит как декорации к неореалистическому фильму. А герою всего-то надо найти брачное агентство. Новелла выступает даже не иронией, а пародией на весь стиль неореализма.

Все же основным элементом, доказывающим «безжанровость» фильмов Феллини, являются приемы его киноязыка, с помощью которых он деконструирует реальность. Например, сцена из «8 с половиной» (1963) - герой сидит со своей женой и внезапно видит любовницу. Жена, разумеется, все понимает, осуждает Гвидо. Поэтому главный герой представляет: «а что было бы, если бы…». Режиссер делает плавный переход из реальности в фантазию без спецэффектов. И вот уже жена и любовница мило общаются друг с другом, раздавая комплименты и разделяя любовную привязанность к Гвидо.

Феллини размыл границу между показанной реальностью и фантазиями. Повествование спокойно перетекало из одного состояния в другое, не следуя структуре, хаотично. Так, «8 с половиной» построен на фантазиях главного героя, в «Амаркорде» (1974) детские воспоминания переплетаются между собой и подаются зрителю под призмой жизненного опыта 50-летнего мужчины.

Деконструкция сюжета и всего повествования - один из излюбленных приемов Феллини, которым он пользовался даже под закат карьеры. Так, в картине «И корабль плывет…» (1983) режиссер разрушает четвертую стену. Дважды. Во-первых, сам фильм выполнен в стиле репортажа с борта элитного лайнера, а главным героем, который и общается со зрителем напрямую, выступает корреспондент. Во-вторых, концовка фильма оставляет зрителя ошеломленным: камера отъезжает, и мы видим, что все это постановка – на самом деле, снимается фильм о том, что мы только что смотрели. Режиссер оставляет нас с недоумением и удивлением. Это ли не признак великого мастера?

В фильмах маэстро все было непредсказуемо, что и отличало его от других. Например, сценарий фильма «Сладкая жизнь» (1960) существовал только в голове режиссера. Когда Марчелло Мастроянни попросил прочитать его, то Феллини выдал кипу чистейших белых бумаг А4, где только на первой странице была нарисована карикатура о мужчине в лодке, вокруг которого кружили сирены, возбуждавшие его.

«Сладкая жизнь» хоть и получила Золотую пальмовую ветвь, отнюдь не была обласкана критиками. Они обвинили картину в упадничестве и разврате. Однако в ней все еще был хороший киноязык. Например, рассмотрим начальную сцену с парящим Иисусом над древним Римом. К сожалению, это не второе пришествие, а всего лишь перевозка статуи на вертолете. Пассажиров и девушек на пляже Христос не интересует вообще. Это, по сути, метафора всего фильма и его главная идея.

Феллини нарушал основные законы драматургии. В фильмах нет четко установленной завязки, истории. В основном, все действие происходит нелинейно, персонажи будто бы существуют бесцельно, по сути, они живут внутри картины. В основе сюжета у него не история, а совокупность состояний героя, которые раскрываются через яркие и причудливые фрагменты. Часто сценарий был наброском, а в случае со «Сладкой жизнью» вообще представлял собой лишь набор мыслей, которые воплощались на площадке при помощи импровизации.

В кинематографе после Феллини легко найти его последователей. Например, в современном кинематографе можно выделить киноязык Вуди Аллена с его непрекращающимся течением жизни и времени в фильме многое берет от стиля повествования Феллини. Так, в «Дождливом дне в Нью-Йорке» подобно «Амаркорду» период молодости героя подается под призмой рефлексии уже зрелого человека-рассказчика. Или же Паоло Соррентино, у которого история – это в большинстве своем череда эмоциональных состояний и психологический карнавал, как, например, в сериале «Молодой Папа».

Федерико Феллини не любил, когда критики спрашивали его о том, что он хотел сказать, в чем смысл той или иной сцены, какая концепция. Наверное, он бы с легкостью, как и Гвидо в фантазиях в «81/2», расправлялся бы с критиками, отправив каждого из них на висельницу. Картины маэстро имели большое влияние на кинематограф. По сути, он переформатировал киноязык, отголоски которого мы видим в современных фильмах до сих пор. Дело в том, что нет никакой тайны или недосказанности. Это лишь фильмы о людях, кружащихся в хороводе, о жизни, которая так непредсказуема. И картины, великие, как и сам маэстро мирового кинематографа.

#кино #феллини #разбор #режиссеры #артхаус