У домашнего беспорядка есть другое интересное свойство: стоит переступить какую-то границу, как он превращается из рассадника вшей в душевную барахолку или кабинет писателя. В жилище хоардера каждое действие оставляет след из отходов, но в барахолке каждая вещь — не мусор, а ценность с историей.
У комнаты обычно есть некий оптимальный уровень засранности, если уровень вещей и наполненности ниже его — она ощущается стерильной, как больница или тюрьма. Нежилой. Если уровень выше — будет мусорка и хламовник, который давит на тебя своей атмосферой и ненужными уже ассоциациями/воспоминаниями. И где-то посередине есть укромный уют и хюгге.
И сделать «правдоподобный срач» который бы не выглядел бутафорским, при этом позволял себе даже какой-никакой рассказ через вещи и выглядел бы при этом не отталкивающим/мешающим игроку играть выглядит как задача для дизайнера окружений-маньяка-мастера.
У домашнего беспорядка есть другое интересное свойство: стоит переступить какую-то границу, как он превращается из рассадника вшей в душевную барахолку или кабинет писателя. В жилище хоардера каждое действие оставляет след из отходов, но в барахолке каждая вещь — не мусор, а ценность с историей.
У комнаты обычно есть некий оптимальный уровень засранности, если уровень вещей и наполненности ниже его — она ощущается стерильной, как больница или тюрьма. Нежилой. Если уровень выше — будет мусорка и хламовник, который давит на тебя своей атмосферой и ненужными уже ассоциациями/воспоминаниями. И где-то посередине есть укромный уют и хюгге.
И сделать «правдоподобный срач» который бы не выглядел бутафорским, при этом позволял себе даже какой-никакой рассказ через вещи и выглядел бы при этом не отталкивающим/мешающим игроку играть выглядит как задача для дизайнера окружений-маньяка-мастера.