Лешие, прибожки и романтическая поэзия: славянские элементы в «Ведьмаке»

Вспоминаем все случаи, когда Сапковский и CD Projekt Red черпали вдохновение из родной культуры.

Как правило, слова «Ведьмак» и «славянское фэнтези» встречаются в одном предложении только в тех случаях, когда его автор пытается доказать, что первое не относится ко второму. И зачастую это утверждение является верным: пан Анджей черпал идеи и вдохновение из множества источников, и зачастую источники эти были созданы за пределами Восточной Европы.

Однако определённое влияние родных мифов и легенд в книжной и игровой версии саги присутствует, поэтому в рамках месяца Древней Руси мы расскажем о тех славянских мотивах, которые в «Ведьмаке» всё-таки есть.

Анджей Сапковский — человек начитанный и образованный. Выпускник университета города Лодзь, пан Анджей свободно говорит на двадцати языках. Работая в советские годы во внешней торговле, он часто бывал за границей, где плотно подсел на фэнтези. Редкая поездка в страны «капиталистического запада» обходилась без визита в книжный магазин, и домой Сапковский возвращался, нагруженный книгами Толкина, Лейбера, Желязны, Ле Гуин и Джека Вэнса.

В восьмидесятые годы знакомство среднестатистического польского фэна с фэнтези ограничивалось «Конаном» да «Властелином колец». Отчасти именно поэтому свой первый рассказ на конкурс журнала «Фантастика» Сапковский написал в этом жанре — хотел выделиться на общем фоне.

В начале девяностых, когда «Ведьмак» уже стал общенациональной сенсацией, Сапковский написал несколько публицистических статей, в которых коснулся истории фэнтези, разобрал некоторые особо распространённые тропы и клише и рассказал о текущем состоянии жанра.

В эссе «Нет золота в Серых горах» пан прямым текстом говорит, что с его точки зрения в основе любого произведения жанра фэнтези лежит миф о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.

Когда Сапковский только начинал писать короткие истории о Геральте, он воспринимал цикл как современное переосмысление классических сказочных сюжетов, поэтому практически из каждого рассказа о ведьмаке торчат уши той или иной европейской сказки: «Белоснежки», «Красавицы и чудовища», «Русалочки», «Королевны-упырицы» и «Сказки о вавельском драконе».

Но когда автор решил перейти к более крупной форме, он задумал написать своего рода ответ на классические фэнтезийные тропы. И разумеется, не смог пройти мимо Артурианы. Во «Владычице озера» Сапковский использует элементы мифа уже в открытую, но отдельные детали присутствовали в цикле практически с самого начала.

Строго говоря, «Ведьмак» — это история о загадочном ребёнке, которому судьбой предначертаны великие свершения, и его мудрых опекунах. Просто Сапковский сместил акцент с ребёнка на одного из опекунов и превратил того из мудрого волшебника в не очень мудрого, но очень смертоносного профессионального убийцу чудовищ.

Одной «Артурианой» источники вдохновения автора не ограничились. «Ведьмак» опирается и на скандинавские и кельтские саги, и на классику жанра, и на реальную историю.

У жанра фэнтези нет единой безусловной классификации, к тому же, в зависимости от выбранного критерия одно и то же произведение может относиться сразу к нескольким разновидностям. К примеру, недавняя «Опиумная война» Ребекки Куанг — это с одной стороны эпическое военное полотно, а с другой — ориентальное фэнтези, очень много черпающее из азиатской культуры и истории.

Если оценивать цикл по национальному признаку, то «Ведьмак» — родоначальник и самый известный представитель польского фэнтези, которое за последние тридцать лет превратилось в яркое и самобытное направление.

А вот по мифологическому признаку «Ведьмака» классифицировать гораздо сложнее, поскольку Сапковский черпал вдохновение из мифов сразу нескольких культур. Чем цикл точно не является, так это чистым славянским фэнтези, поскольку оно основано на мифах, былинах, сказаниях и преданиях славян, а сам Сапковский считал, что этих преданий у славянских народов в принципе не сохранилось. Именно поэтому к чисто славянскому фэнтези пан относился крайне негативно, о чём не преминул высказаться в своём эссе «Нет золота в Серых горах».

Вывод же таков: в польской фантастике мы имеем «постмодернизм» и Вареников, настоящей фэнтези у нас нет, если не считать нескольких подтверждающих правило исключений. Нет у нас фэнтези, ибо, во-первых, у нас нет архетипа.

Да, знаю, имеется славянская мифология: разные Сварожцы, Свантевиты и прочие Велесы. Но мифология эта не доходит до нас своим архетипом, и мы не чувствуем ее влияния на сферу мечтаний. Поскольку об этом эффективно позаботились. Славянская мифология тождественна язычеству, а мы, как твердыня христианства, восприняли Домбровку (Домбровка — Добрава — чешская княжна, христианка, жена короля Мешко I, для которого женитьба на ней была поводом для крещения и христианизации государства в 966 году) от чехов и крест от Рима с радостью и удовольствием, и это и есть наш архетип. У нас не было эльфов и Мерлина, до 966 года у нас вообще ничего не было, был хаос, тьма и пустота, мрак, который осветил нам только римский крест. Единственный приходящий на ум архетип — это те зубы, которые Мешко велел выбивать за нарушение поста. Так, впрочем, у нас и осталось до сих пор — терпимость, понимание и милосердие, зиждящиеся на принципе: кто мыслит иначе, пожалуйста, пусть себе мыслит, но зубы ему выбивать надобно обязательно. И вся древнеславянская мифология вылетела из нашей культуры и из наших мечтаний словно зубы, которые мы выплюнули вместе с кровью.

Магия и меч, опирающиеся на польский архетип? Польский архетип волшебника? Магия — это дьявольство, пользоваться чарами невозможно без отречения от Бога и подписания дьявольского цорографа. Не Мерлин, а Твардовский. А разные там велесы, домовики, вомперы, божетята и стрыгаи — всё это божества и фигуры хтонического характера, персонификация Лукавого, Сатаны, Люцифера. Наша Never-Never Land? Идущие там бои, борьба Добра со Злом, Порядка с Хаосом? Ведь в польской архетипной стране мечты не было Добра и Зла, там было исключительно одно Зло, к счастью, Мешко I принял христианство и выбил Злу зубы, и с той поры остались уже только Добро, и Порядок, и Оплот, и что нам после всего этого дьявол Борута? Святой водой его, сукина сына! Ату его!

Наши легенды, мифы, даже предания и сказки, на которых мы воспитывались, были соответствующим образом кастрированы всяческими катехетами, в большинстве своем, вероятно, светскими, ибо такие, как известно, хуже всего. В связи с этим наши предания до чёртиков напоминают жития святых — ангелы, молитвы, крест, чётки, добродетель и грех — все окрашено изысканным садизмом. Мораль из наших сказок одна: если не прочесть молитву, то дьявол немедля поднимет нас на вилы и в ад! На вечные муки. А Бог, как гласит известный анекдот, присутствует в польских сказках и преданиях повсюду, за исключением чуланчика Ковальского, да и то лишь потому, что у Ковальского чуланчика нет. Поэтому неудивительно, что единственный архетип, который проглядывает из этих сказок, это архетип церковного притвора (пока что — скажу в скобках). Но не для фэнтези.

Как мы видим, в чём-то автор оказался не прав.

Кроме того, будучи поляком, большую часть жизни прожившим в Польше и говорящим на польском языке, совсем без национального колорита автор не смог бы обойтись, даже если бы захотел. Поэтому паны, мэтры, солтысы, кметы и прочие курвы очень удачно заменяют дефолтных сэров, пэров и пейзан. А некоторые термины Сапковский был вынужден использовать просто для того, чтобы читатели поняли, о чем идёт речь. Так, краснолюды и низушки, волею Евгения Павловича Вайсброта проникшие и в русскую речь, взяты паном прямиком из первого польского перевода «Властелина колец» Марии Скибневской. Правда, подвизавшийся там же цмок в русской версии всё же остался драконом.

Хотя слово Wiedźmin придумано самим Сапковским, в культуре многих славянских стран встречаются так называемые «знающие люди» — знахари, чародеи, травники и ведуны, снимающие сглаз, порчу и проклятия, защищающие урожаи и оберегающие простой люд от хищников и всякой нечисти. В легендах эти личности владели магией, но вот мечами махать, как правило, не умели.

В славянской мифологии берет начало и Право Неожиданности — в сказках и легендах попавшие в беду крестьяне, купцы и дворяне часто слышат от своего нежданного спасителя, что в благодарность за спасение они отдадут ему то, что «оставили дома, но о чем не знают и чего не ожидают увидеть» либо же попросту «первое, что они увидят, вернувшись домой». Правда, в легендах тех, кто требовал подобную плату за свои услуги, обычно считали слугами дьявола.

Славянские корни есть и у двух сюжетов, что легли в основу первых историй о Ведьмаке — рассказ «Предел возможного» основан на «Легенде о Вавельском драконе», а та самая конкурсная работа, присланная в журнал «Фантастика», с которой всё и началось, имеет много параллелей с «Королевной-упырём».

Рассказы мимоходом используют и другие элементы славянской мифологии. В «Дороге без возврата» встречается дорожный знак с надписью «Налево пойдешь — вернешься. Направо пойдешь — вернешься. Прямо пойдешь — не вернешься». В «Меньшем зле» Геральт убивает кикимору, а в «Вопросе цены» ведьмаку рассказывают о «бабе-яге, у которой где-то в тех местах есть логово, этакий домик на когтистых курьих ножках». А когда в финале «Края света» Торкве желает Геральту с Лютиком спокойной ночи, это является прямой отсылкой к польской поговорке «там, где дьявол желает спокойной ночи», что означает «посреди нигде».

Кроме того, славянские мотивы встречаются:

Игровая трилогия использует родную мифологию куда активнее Сапковского. В каждой части есть как минимум одна локация, насквозь пропитанная славянским духом: Темноводье в первом «Ведьмаке», Флотсам в «Убийцах королей», Белый Сад и весь Велен в «Дикой охоте». Бескрайние леса, непроходимые болота, уютные деревеньки с богатыми избами и обветшавшими, покосившимися срубами, мужики на завалинке хлещут водку и мечтают о варениках с картоплей... того и гляди, из-за ближайшего деревца выйдет Безруков и запоёт про берёзки, но, слава богу, обходится без него.

Славянская атмосфера чувствуется во всём, начиная от местных обычаев и заканчивая монстрами, легендами и разговорами. Мужичьё боится смотреть Геральту в глаза и верит, что в ночь Равноденствия ведьмаки оплодотворяют ведьм и чародеек, Ворожей собирает местных жителей на Дяды, а по лесам и полям рыщут лешие, бесы, полуденницы, прибожки и игоши. Да и живущие на Лысой горе ведьмы с Кривоуховых топей напоминают древние легенды о Бабе-яге: в некоторых историях вместо одной бабки неосторожных путников встречала сразу троица сестёр, которые были не прочь пригласить их на обед в качестве основного блюда или десерта.

Правда, игровые монстры напоминают оригиналы разве что названием. Мифологический леший чаще всего изображался справедливым хозяином леса, благотворящим охотникам и лесорубам, которые уважают лес — а в «Дикой охоте» это один из самых опасных противников, способный управлять волками и деревьями, телепортироваться и превращаться в стаю ворон. Справедливости ради, с некоторыми лешими, например с тем, что живет в окрестностях деревушки Ферлунд, можно договориться и в игре.

В мифах полуденицы служили персонификацией теплового удара: если вдруг работнику в поле жаркой летней порой напекало голову, виноваты были именно они. Обычно полуденицы изображались в облике вооружённого серпом облака пыли, хотя в искусстве встречавшись и изображения молодой женщины в белом. В играх же полуденица — это жуткий призрак, высасывающий из своих жертв всю жизненную силу.

Пожалуй, одни лишь прибожки остались такими же безвредными шалунами, какими изображались в мифах.

Родные мифы были не единственным источником вдохновения. Разработчики из CD Projekt Red с удовольствием обращались и к другим материалам, например, к польской романтической поэзии XIX века.

В четвёртой главе первой игры ведьмак натыкается на квест «На ярком солнце». В рамках квеста Геральту необходимо убедить душу убитой невесты, превратившейся в полуденицу, в том, что она умерла.

В ходе квеста Геральт обращается за помощью к Лютику, который ворчливо замечает, что не успеет придумать что-нибудь заслуживающее внимания за оставшееся у них время. Но когда друзья встречаются с полуденицей, бард произносит текст столь сильный, цельный и запоминающийся, что игроки могут заподозрить Лютика в несвойственной ему скромности.

Секрет успеха Лютика кроется в том, что бард цитирует не свой текст, а известную в Польше поэму «Призрак», входящую в цикл культового польского поэта XIX века Адама Мицкевича «Дзяды».

Тот же цикл «Дзяды» пригодился разработчикам и во время работы над «Дикой охотой». Когда Ворожей просит Ведьмака помочь ему с проведением ритуала Дяды на острове Коломница, старик и собравшиеся в кругу люди либо цитируют «Дзяды» прямым текстом, либо мастерски адаптируют под современную речь.

Наконец, ещё одним мощным источником славянской атмосферы в играх стал мощнейший саундтрек к «Дикой охоте», написанный польскими композиторами Марцином Пшибыловичем и Миколаем Строинским — и записанный польской фолк-группой Percival Schuttenbach.

Композиторы взяли за основу народную музыку стран Восточной Европы, Ирландии, Шотландии и Скандинавии, а музыканты сыграли её с помощью таких древних инструментов как византийская лира, лютня, давул, гусли и средневековые флейты. Кельтские мотивы перекликаются с восточнославянскими песнопениями, ударные боевые треки балансируются умиротворяющими пасторальными мелодиями, создавая эффект полного погружения в мир.

Хотя «Ведьмака» и нельзя назвать чисто славянским фэнтези, в книгах встречается довольно много узнаваемых элементов, а уж в игровой вселенной отдельные локации полностью переносят игроков в мир славянских мифов, преданий и легенд.

#месяцдревнейруси #истории #лонг #сапковский #ведьмак