Самый прекрасный труп. Почему мне понравился «Журнал Виктора Франкенштейна» Питера Акройда

Самый прекрасный труп. Почему мне понравился «Журнал Виктора Франкенштейна» Питера Акройда

Пересказы стары точно так же, как и сама литература. Пастиш, оммаж, ремейк, фанфик — внутри много разных «жанров», хотя часто такие произведения и называют «вторичными». Расскажу, чем хорош Франкенштейн от скрупулезного британского классика.

Детали и психологизм

Версия Акройда фактурнее оригинала: он добавляет подробности научных экспериментов, тонкости торговли трупами, сочно погружает читателей в атмосферу грязного ночного Лондона.

Город напоминал мне своего рода громадный электрический механизм, что гальванизирует людей, богатых и бедных без разбору, гонит свой ток по каждой улочке, переулку и проезжей дороге в такт пульсации жизни. Лондон, словно некий туманный фантом, шествующий по миру, казался неуправляемым, послушным законам, неведомым себе самому.

Впрочем, Лондон тех времен — центральная и даже «больная» тема для Акройда, он обращается к ней в большинстве своих романов. Куда важнее, что вся эта переработка выполнена с любовью к оригиналу и чутким вниманием к деталям. Акройд помещает Виктора Франкенштейна под микроскоп, делает его историю более личной, наполняет внутренними переживаниями и психологизмом.

Постмодернистские приемы

Акройд удивительно органично вплетает в сюжет саму Мэри Шелли, ее мужа Перси Биши Шелли, Байрона, Кольриджа и ряд других реальных личностей. Более того — внутри книги оказывается история создания романа Шелли и рассказа «Вампир» Джона Полидори (личного врача Байрона). Полидори вообще играет одну из ключевых ролей в произведении и становится неким индикатором того, что перед нами ну «очень ненадежный рассказчик».

Сквозной линией через всю книгу идет тема воображения и игр с реальностью. А из-за концовки она моментально превращается в ключевую.

«Простейшее воображение, — сказал Кольридж, — я считаю живою силой и главным двигателем всего человеческого восприятия, а также — воплощением вечного акта мироздания в индивидуальном сознании». Стало быть, люди способны уподобиться богам. Не в этом ли заключалось значение его слов? То, что подвластно твоему воображению, может принять в твоих глазах образ истины. Видение возможно создать.

За концовку, кстати, этот роман часто ругают. Мол, «слабовато для вас, мистер Акройд, вы могли бы и получше, и пооригинальнее». Неожиданный разворот в финале (не буду спойлерить), действительно, не что-то прям вау, он даже кажется несколько избитым. Но я думаю, что Акройд это вполне осознавал и пожертвовал той самой оригинальностью в угоду целостности нового взгляда на историю Виктора Франкенштейна.

Самый прекрасный труп. Почему мне понравился «Журнал Виктора Франкенштейна» Питера Акройда

Ирония

Помещу в отдельный пункт, хотя ее, конечно, сложно отделить от набора постмодернистских приемов, используемых автором.

Местами роман Акройда — практически пародия. Автор не скрывает этого, но у нее есть удивительный эффект: пародия на готический роман остается сама по себе такой же готической, не превращаясь в фарс и не выпадая из духа оригинала.

Один из ярких примеров — эпизод с оживлением существа.

Трупа прекраснее, чем этот, я никогда не видел.

Акройд берет за «исходник» для монстра красивого и болезненного юношу, всячески отсылая нас к поэту Джону Китсу, умершему от туберкулеза. Сразу же после оживления существо начинает отчаянно мастурбировать — так и хочется трактовать это в качестве намека на то, что делает Китс с мозгами своих читателей. Однако сцена остается серьезной и даже научно обоснованной — и в этом особая прелесть данной книги.

Другой характерный пример — посещение театра, где Виктор и Биши вместе с Байроном смотрят максимально убогий и дешевый фанфик на самих себя. Пародия, в которой персонажи смотрят пародию, — ну что может быть более постмодернистским?

— Жалкое зрелище. — Отвратительное. — Как я рад, что попал на него!

Одним словом, этот ремейк мне понравился. Роман Акройда стал не просто тонкой стилизацией и подражанием оригинальному произведению, но его «углублением» и пересозданием. Франкенштейн акройдовской версии оживил какого-то совсем другого монстра, который, несмотря ни на что, умудряется оставаться вполне себе каноническим.

Велкам в странный литературный телеграм

5
1
Начать дискуссию