Кремний и углерод: история отношений людей и андроидов

В честь выхода Detroit: Become Human вспоминаем, как менялось отношение между человечеством и роботами в фантастике последних 200 лет.

Современные сюжеты о роботах уходят корнями в 19 век. А истории об искусственных людях возникли ещё раньше: мы знаем легенды о Големе, об алхимических гомункулах или египетских ушебти. Но в 19 веке распространилась идея того, что создателями таких существ должны быть не маги или жрецы, а учёные, на тот момент — механики и инженеры.

Это не столь радикальное изменение, как может показаться. Магов и механиков на протяжении Средневековья и даже раннего Нового времени часто отождествляли. Но всё-таки отношение к искусственным людям стало другим, и именно это повлияло на многие основные сюжеты.

Впрочем, говорить о каких-то «отношениях» между людьми и роботами было сложно. В начале 19 века выдающийся писатель-романтик Эрнст Гофман издал повесть «Песочный человек». До сих пор многие исследователи используют её как пример явления под названием «зловещая долина» (uncanny valley, правильно было бы перевести как «жуткая долина»), описанного в 1970 году. Эта концепция предполагает, что объект, который похож на человека очень сильно, но не на 100%, способен вызывать у людей сильное чувство тревоги и страха или, точнее, «жути».

Непосредственно «зловещей долиной» называется искривление в графике, отражающем позитивные или негативные чувства в связи со сходством наблюдаемого объекта с человеческим существом. Роботы, а также зомби, клоуны и подобные персонажи считаются классическими «обитателями зловещей долины». И хотя само понятие много критиковали, оно играет большую роль в описании любых отношений роботов и людей.

Конкретно у Гофмана повесть строится вокруг того, что главный герой по имени Натаниэль влюбляется в девушку по имени Олимпия, дочь загадочного профессора Спаланцани. В ходе сюжета Натаниэль узнаёт, что Олимпия — не человек, а механическая кукла, увидев её в наполовину разобранном виде. Из-за шока он сходит с ума и, через некоторое время, кончает жизнь самоубийством, несмотря на попытки друзей его спасти.

Такая краткая зарисовка заложила канон взаимоотношений людей и андроидов на долгие годы. Человекоподобные машины изображались как нечто абсолютно чуждое, выглядящее как человек, но лишённое разума и чувств. Никакие отношения, дружеские или враждебные, с ними были невозможны. Андроиды могли разрушить жизнь, но скорее вследствие своей природы, чем из злого умысла.

Позже, в 1863 году новозеландский врач Сэмюэль Батлер написал статью под провокационным названием «Дарвин среди машин». Батлер, впечатлённый теорией эволюции, понял её в своеобразном ключе. Он утверждал, что машины эволюционируют быстрее людей, и их развитие обязательно приведёт к вымиранию человечества. Чтобы предотвратить это, Батлер призывал срочно уничтожить все машины, до которых можно добраться. Хотя его статья не была произведением искусства, она стала прототипом всех последующих предупреждений о том, что техника вот-вот выйдет из-под контроля.

Наконец, уже в конце века андроиды стали связаны с потусторонними силами. Писатель Филипп де л'Иль-Адана в романе «Ева Будущего» изложил выдуманную историю из жизни популярного изобретателя Томаса Эдисона. К нему, якобы, обратился некий лорд Эвальд. Он влюбился в балерину, но девушка, к несчастью, оказалась очень глупой. Чтобы решить эту проблему, герой попросил Эдисона создать робота, обладающего внешностью его возлюбленной, но отличающегося умом.

Эдисон выполнил просьбу, однако в созданного им андроида вселилась потусторонняя сущность по имени Сована. Она утверждала, что вдохновляла всю работу над своим новым телом. Связь между роботами и чем-то приходящим из другого мира, которая была заметна ещё у Гофмана и тесно связана как раз с идеей «зловещей долины», тут гораздо более очевидна.

Однако мистическое откровение не повлияло на чувства Сованы и Эвальда. Пара собиралась прожить долгую и счастливую жизнь вместе, но шторм уничтожил их корабль, и Сована погибла. Любопытно, что именно этот роман популяризовал само понятие «андроид», предвосхитившее слово «робот» на несколько десятилетий.

Так, к началу 20 века уже появилось большинство идей, которые существуют до сих пор. Роботы казались неестественными, но при этом притягательными и полезными, способными как возвысить человечество, так и уничтожить его.

Единственное, что отсутствовало на тот момент — собственно, отношения. Андроиды сами по себе изображались как явления природы, случайно изменяющие жизни людей при столкновении с ними. Батлер в своём тексте отсылал не к страху, что машины захотят отомстить людям за несправедливое обращение, а к своеобразному пониманию дарвинизма, называя конфликт людей и машин закономерным этапом естественного отбора. Идея того, что андроиды могут чего-то хотеть, появилась уже в 20 веке, в первую очередь — в произведении, которое и подарило нам слово «робот».

Слово «робот» созвучно со словом «работа» не случайно. Автор этого термина — чешский писатель Карел Чапек, написавший в 1920 году драму «R.U.R». Это сокращение от Rossumovi univerzální roboti («Россумские универсальные роботы»), названия выдуманной компании, производящей искусственных людей. Они должны были стать идеальными работниками, что и вдохновило Чапека на название: в чешском robota означает не любое занятие, а тяжёлый изматывающий труд.

Сюжет драмы выглядит вполне современно. Семья Россумов (фамилия говорящая, от чешского слова, которое переводится как «разум») стремится освободить человечество от труда. Для этого они и создают роботов. Кажется, что их проект вполне успешен, и человечество входит в эпоху изобилия, но в тоже время среди людей стремительно сокращается рождаемость, пока не падает до нуля. Роботы, тем временем, всё чаще и чаще демонстрируют зачатки свободной воли.

По инструкции, машины должны быть уничтожены, как неисправные. Но жена директора R.U.R., Елена Глори, спасает одного из них, а затем уничтожает формулу изготовления новых роботов. Вскоре по всему миру происходят восстания, и постепенно роботы истребляют всё человечество за исключением одного героя — архитектора Алквиста, которого роботы пощадили, так как он «работал руками, словно робот».

Именно Алквисту новые хозяева планеты поручают найти способ делать роботов взамен старых. Но поначалу он терпит неудачу, пока, наконец, не понимает, что надежда на это не в какой-то технической формуле, а в любви, которую пара роботов испытывает друг к другу. Финал становится символом полного обретения роботами всех человеческих качеств, но, возможно, без человеческих слабостей.

«R.U.R.» — не первое произведение, где машины восстают против своих хозяев. Но он важен благодаря тому, что в нём андроиды выражают какое-то отношение к человечеству. В отличие от апокалиптических пророчеств Батлера о гибели человечества в результате «эволюции машин», Чапек изображает роботов, в сущности, такими же людьми, которые точно также не хотят, чтобы их угнетали, готовы бороться за свою свободу и судить бывших поработителей. Причём всё это происходит в масштабах целых обществ, а не действий отдельных героев.

А вот другое известное произведение, созданное в начале века, фильм «Метрополис» 1927-го Фрица Ланга, верен традиции изображать андроидов, как нечто непонятное и пугающее. Действие картины происходит в фантастическом городе, разделённом на районы для богачей и шахты, где трудятся рабочие. Когда рабочие задумывают восстание, один из самых богатых людей в городе, Фредерсен, поручает учёному Ротвангу создать андроида, выглядевшего в точности как популярный агитатор по имени Мария. Его цель — посеять среди бунтовщиков смуту.

Но лже-Мария быстро начинает действовать по собственному усмотрению, сея хаос во всём городе и натравливая людей друг на друга. Ланг не пытается изобразить её действия как что-то разумное. Вместо этого он полностью полагается на эффект «зловещей долины», заставляющий нас опасаться человекоподобных машин и ожидать от них чего-то пугающего.

Ближе к концу картины режиссёр начинает проводить прямые параллели между действиями лже-Марии и библейскими сюжетами, изображая её гостьей из другого мира, не стремящейся ни к чему, кроме как к гибели всего города.

Но все эти истории, как из девятнадцатого века, так и из начала 20-го, объединяло одно — представление о том, что люди и роботы не могут мирно сосуществовать. Вне зависимости от того, изображались ли машины какой-то отдельной стихией, разрушающей человечество, или угнетёнными массами, стремящимися к свободе, они всё равно оказывались несовместимы с человеческим благосостоянием. Даже вполне расположенная к людям Сована была уничтожена штормом и не смогла принести счастье своему возлюбленному.

Такой взгляд далеко не всегда строился на идее того, что андроиды — это плохо. У того же Чапека симпатии автора находятся скорее на стороне роботов, которые могут исправить ошибки старого мира. Как мудрые и заботливые хозяева они изображены в повести Гарри Бейтса «Прощание с повелителем» 1940 года. Позже её экранизируют в виде знаменитого фильма «День, когда Земля остановилась».

Но все авторы сходились на том, что обычные и искусственные люди слишком сильно различаются, чтобы налаживать нормальные отношения. Впрочем, у этого пессимистичного взгляда существовало одно важное исключение, связанное с детством.

Робот, который фигурирует в произведениях для взрослых и про взрослых, как правило, оказывался чем-то из самого центра «зловещей долины». Авторы использовали андроидов, описывая, какую роль в нашей жизни занимает техника или чтобы подчеркнуть нечеловеческое положение рабочего класса. Но в детской литературе андроид — это «ожившая игрушка», заветная мечта любого ребёнка.

Впервые робот выступил в таком амплуа ещё в середине 19 века в книге Эдварда Эллиса «Паровой человек в прериях». Это история огромного человекоподобного робота, помогающего маленькому мальчику и паре его друзей.

Позже у Эллиса появились продолжатели, или точнее плагиаторы, включившие похожие сюжеты в дешёвые романы для детей, издававшиеся на протяжении всей второй половины 19 века. А они, в свою очередь, вдохновили Фрэнка Баума, автора «Волшебника страны Оз». В третьей книге о выдуманной им волшебной стране, «Озма из страны Оз», вышедшей в 1907 году, Баум ввёл персонажа по имени Тик-Ток.

Это заводной человек, которого в самом начале книги спасает главная героиня, Дороти. В дальнейшем Тик-Ток помогает ей как может, становясь постоянным персонажем в историях про вселенную Баума. Восьмая книга в этой серии, изданная в 1914 году, даже называется в его честь: «Тик-Ток из страны Оз».

Все эти «детские» роботы выглядели и вели себя схожим образом. Немного неуклюжие, забавные, но дружелюбные и преданные своим друзьям, особенно детям, они служили им опорой во всех приключениях. Легко заметить, что типаж таких героев не отмер и с появлением кинематографа и развитием фантастики.

Уже в 1954 американский режиссёр Ли Шолем снимает фильм «Тобор Великий». В центре истории — мальчик, который подружился с роботом по имени Тобор, созданным его дедом. Тобора сделали для исследования космоса, но он также может испытывать эмоции, что и позволило ему стать хорошим другом для ребёнка. В ходе фильма герои не просто проводят время вместе, но и останавливают шпионов, пытающихся использовать Тобора для своих целей.

После фильма Шолема образ «забавных неуклюжих роботов» навсегда был запечатлён в массовой культуре. Создатель внешности Тобора, Роберт Киносита, спустя два года сделал гораздо более известного Робби Робота из фильма «Запретная планета». А тот стал прообразом R2-D2 из «Звёздных войн» и череды других роботов-помощников.

Но, что ещё важнее, Тобор навёл сценаристов и писателей на мысль о том, что лучший способ «очеловечить» робота — это столкнуть его с ребёнком. Дети в фантастике — метафора всего лучшего, что есть в человечестве. Это позволяет им, с одной стороны, выводить на первый план лучшее, что есть в других героях, и одновременно оправдывает людей в целом, если конкретная история относится к человечеству осуждающе. И это делает Тобора своего рода прообразом для гораздо более сурового Т-800 из «Терминатора» и подобных ему андроидов.

Впрочем, для истории взаимоотношения роботов и людей история Табора менее важна, чем появлявшиеся параллельно с ней книги Айзека Азимова, в первую очередь — сборник «Я, Робот», вышедший в 1950 году.

Период, когда Азимов начинал писать, был временем массовой технофобии. Сначала Первая, а затем и Вторая мировые войны оставили людей по всему миру в страхе перед техникой. Пугало и само по себе новое оружие: ядовитые газы, артиллерия, танки и пулемёты, авиация, наконец, атомная бомба. Пугало то, как новые средства получения и распространения информации позволяют создать общество тотальной слежки и пропаганды, что продемонстрировала гитлеровская Германия. Наконец, пугала сама «техничность» работы концентрационных лагерей, их неприятное сходство с фабриками.

Именно в таких условиях Азимов занимает про-научную позицию. Из всей «большой тройки» фантастов того времени (куда также относят Артура Кларка и Роберта Хайлайна) именно Азимов наиболее последовательно продвигал идеи того, что наука является обязательным условием человеческого счастья. В большой части его работ, например, в цикле «Основание», мотив борьбы между учёными и необразованными бюрократами — один из основных. И такой подход, естественно, заставил Азимова занять вполне определённую позицию по поводу андроидов.

Сам писатель говорил, что его целью было разрушить устоявшийся «франкенштейновский» сюжет, в соответствии с которым роботы неизменно выступают против своего создателя. В его повестях андроиды — это не просто положительные персонажи, которые помогают людям. Зачастую они оказываются лучше, чем сами люди, как Р. Дэниел Оливо, персонаж рассказов вроде «Стальные пещеры», фигурирующий также в цикле «Основание». Но при этом, в отличие от роботов Чапека, андроиды Азимова не идут на восстание и с достоинством исполняют знаменитые Законы робототехники.

Иногда эти законы дополняются так называемым «нулевым» законом: «Робот не может нанести вред человечеству или своим бездействием допустить, чтобы человечеству был нанесён вред».

Сами законы, предложенные Азимовым, неоднократно критиковались. Он и сам продемонстрировал любую возможную интерпретацию Законов, в том числе позволяющую роботам вредить людям. Но важно другое: Азимову удалось сделать популярным образ «положительного» робота, который при этом не был бы комичным.

Дэниел Оливо или Робби Робот из одноимённого рассказа — первые андроиды, которые заводят себе полноценных друзей из числа обычных людей. Они верны человечеству, но вполне могут возражать конкретным людям, проявлять характер, вступать в диалог. По большому счёту, отношения между людьми и андроидами, отличающиеся от страха или вражды, начинаются именно с них. С них же началась и новая эпоха в научной фантастике.

Следующим шагом стала уже любовная история с участием роботов. Связь между андроидами и сексуальностью стара, следы таких сюжетов были ещё в «Песочном человеке» и «Метрополисе». Однако там она всегда позиционировалось как нечто неестественное и нежелательное.

Изображение романтических отношений между человеком и андроидом появляются уже в 60-е годы. Одними из пионеров тут выступают создатели сериала «Звёздный путь».

В серии «Реквием по Мафусаилу» герои сталкиваются с космическим кораблём, обитатель которого, бессмертный человек по имени Флинт, пытается заставить капитана Кирка «научить» своего андроида Райну испытывать любовь. Цель Флинта — завести себе столь же вечную компаньонку, но, к несчастью для него, робот начинает испытывать романтические чувства к самому Кирку.

При этом капитан «Энтерпрайза» и сам влюбляется в Райну, которая в финале серии помогает им сбежать от своего хозяина. В финале серии Спок даже прибегает к своим телепатическим способностям в попытке помочь Кирку забыть о разбитом сердце.

И хотя «Реквием» изображает любовь как нечто неестественное для роботов — Райна буквально умирает от переизбытка незнакомых чувств, — эта серия «Звёздного пути» многое сделал для того, чтобы отношения между людьми и роботами стали ещё более многообразными. Любопытно, что сам Азимов вводит андроида, способного испытывать романтические чувства, только в 80-е года в книге «Роботы зари».

Помимо этого, в 60-е и 70-е каких-то резких поворотов в изображении отношений людей и андроидов было мало — авторы комбинировали уже сложившиеся стереотипы. С одной стороны, тема восстания машин и страха перед искусственными двойниками по-прежнему играла большую роль, — например, в фильме «Мироздание гуманоидов» 1962 года. С другой, роботы теперь изображаются и друзьями людей в рассказах Азимова, Кларка, Дика, Хайнлайна, Шекли.

По другую сторону «железного занавеса» Станислав Лем пишет свой знаменитый сборник сатирических рассказов «Кибериада». Действие в нём происходит в мире, где роботы пытаются добиться счастья, регулярно повторяя и утрируя какие-то человеческие ошибки и клише. При этом «люди» в Кибериаде выступают как загадочный и непонятный народ, о котором роботы время от времени вспоминают.

Такая композиция предвосхищает роботов-главных героев, которые будут часто появляться в фильмах уже в 80-е и 90-е, но как быстро творчество Лема оказало влияние на американскую традицию, сказать сложно.

По-настоящему важным поворотом в отношениях людей и андроидов стал киберпанк, возникший в начале 80-х годов. Практически все исследователи этого жанра сходятся в том, что одной из его главных характеристик было преодоление привычных границ во всём.

Гибсон, Стерлинг, Рюкер и другие писатели в своих книгах смешивали всё: культуры, языки, литературные стили и жанры. И это, естественно, выразилось через появление множества гибридов между людьми и роботами.

Киборг — один из таких гибридов. Хотя сама идея была придумана до писателей в жанре киберпанк, именно они превратили её в общую идею фантастики. Но людьми, заменившими части тела на металл, дело не ограничивалось. В киберпанке появлялись герои, изменившиеся с помощью генетики. Программы, которые ведут себя как умершие люди или духи. Роботы, считающие себя людьми. Люди, которые имплантировали себе чужие воспоминания или, наоборот, постоянно теряют свои.

Все эти сюжеты встречались в фантастике и раньше, но обычно каждый из них занимал центральное место в целом рассказе или фильме, становясь основой сюжета. А киберпанк переполнен такими образами, ставя под сомнение саму возможность говорить, что в этих мирах существуют какие-то «люди» и «не-люди». Лучше всего эту неопределённость иллюстрирует фильм Ридли Скотта «Бегущий по лезвию», сильно отходящий от оригинала именно в мотиве тотальной неопределённости.

В эту эпоху постепенно распространяются произведения, в которых вопрос о взаимоотношениях между людьми и роботами просто снимается. Они совместно сталкиваются с одними и теми же проблемами и совместно их решают, преследуя какие-то собственные цели.

Идеальный пример — командор Дэйта из сериала «Звёздный путь: следующее поколение». Это робот, мечтающий стать человеком. Но эта его мечта, по сути, в большинстве серий оказывается чем-то второстепенным на фоне его взаимоотношений с командой, приключений, который они вместе переживают и его обязанностей старшего научного офицера. «Андроид» во вселенной «Звёздного пути» становится просто ещё одной расой, пусть и дающей повод поговорить о человечестве.

Но Дэйта — далеко не единственный пример. Когда Сара Коннор во втором «Терминаторе» бросается на персонажа Шварцнегера, она делает это не потому, что он – машина, а потому, что он выглядит как существо, пытавшееся её убить. А позже она замечает, что Т-800 может быть лучшим возможным отцом для её сына.

Одновременно с этим появляются герои вроде майора Кусанаги или Алекса Мёрфи (Робокопа), которые пытаются понять, являются ли они вообще людьми или нет. При этом во главу угла ставится не расследование прошлого героя, который в результате может оказаться не обычным человеком, а роботом, клоном или кем-то подобным. Вместо этого истории сосредотачиваются на вопросе о том, как вообще можно отличить андроида от человека, и есть ли между ними разница.

Всё это, естественно, приводит к тому, что изображать роботов в подчинённом положении становится немыслимо. «Благородное служение» в духе трёх законов робототехники оказывается уделом комичных роботов или вспомогательных персонажей. Полноценные андроиды после эпохи расцвета киберпанка — такие же люди, просто состоящие из других элементов, и держать их в рабстве становится также неправильно.

Любой подчинённый андроид, появляющийся на страницах книг, экранах кинотеатров или компьютеров, становится предвестником восстания. А отношение к теме свободы андроидов становится способом отличить положительного персонажа от отрицательного.

Но в последние годы наметилось ещё одно изменение. Андроиды сейчас — не враги, как было в первой половине 20 века, но и не помощники, какими их изображал Азимов. Более того, тенденция киберпанка делать их, пусть и не принципиально, но всё-таки отличными от людей, более возвышенными и мудрыми, как это было в картине Скотта, тоже сходит на нет.

Фильм «Из машины» строится на справедливой мысли, что если роботы похожи на людей, то они, скорее всего, чисто по-человечески не будут разбираться в том, кто именно их угнетал, а кто — помогал, и сочтут любых «чужаков» врагами, которых можно убивать и использовать.

Подобным образом в первом сезоне «Мира Дикого Запада» андроиды, столкнувшись с тем, что разница между ними и людьми окончательно стёрта, и уже никто не понимает, кем является, используют массовое убийство как единственный способ провести хоть какую-то черту между «своими» и «чужими».

Является ли это предвестием возвращения технофобии и очередного превращения андроидов во врагов? Или какой-то новой вершиной сомнения в том, что человечество заслуживает хорошего отношения? Пока что сказать сложно, и Detroit: Become Human, вполне возможно, внесёт свою лепту в то, как мы будем воспринимать искусственных людей в ближайшие годы.