Боги лесов, шаманы степей: мифы соседей древних славян

В каких богов верили и как им поклонялись неславянские народы, жившие в Древней Руси.

Почитание Перуна и других богов, собранных князем Владимиром в его киевском «пантеоне», — далеко не единственная форма язычества на Древней Руси. Равно как и славяне — не единственные жившие там народы.

На севере и востоке они граничили с финно-угорскими и балтскими племенами, а в великой степи, тянущейся практически непрерывно от границ Руси до территории современной Монголии, — c тюркскими народами, среди которых чаще всего выделяют хазар, половцев и печенегов. И каждое племя верило в своих богов и рассказывало свои мифы.

Со временем большинство из них присоединилось к различным конфессиям ислама или христианства, но многие легенды и обряды передались в последующие века, а некоторые уцелели и до наших дней. К несчастью, гораздо больше было утрачено: ни славяне, ни их соседи не имели собственной письменной культуры и не записывали мифы.

Иногда их собирали уже после христианизации, подобно тому как легенды своих предков записали крещёные скандинавы и ирландцы, а что-то ещё раньше зафиксировали путешественники, торговцы или миссионеры. И все эти тексты позволяют хотя бы немного понять, каким богам и духам поклонялись соседи древних славян и какие истории о них рассказывали.

Самый известный и хорошо изученный из степных народов, граничивших с Древней Русью, — половцы, или кипчаки. Археологические находки и свидетельства путешественников дают немало информации о том, как они жили, но вот сведения об их богах и мифах сохранились до наших дней очень плохо. Некоторые исследователи предполагают, что половцы придерживались тенгрианства — гипотетической религии почитания Великого Синего Неба, объединявшей тюркские и монгольские племена.

Но само существование этой религии в том виде, в котором её описывают, вызывает некоторое сомнение. Даже если эта теория оправдана для отдельных народов, в пользу того, что половцы исповедовали тенгрианство, говорит только их тюркское происхождение. У нас нет ни свидетельств того, что представители этого народа клялись именем «Тенгри», ни легенд, ни описаний соответствующих ритуалов. Предположение, что степной народ почитал небо, кажется правдоподобным, но не более того. Скорее всего, если историки и археологи не совершат новых важных открытий, мифы половцев останутся для нас загадкой.

Зато о практической стороне половецкой религии нам известно немного больше. Судя по всему, у степняков важную роль играл культ предков, основателей отдельных больших родов и прародителей великих «ханов». Половцы провожали своих усопших с большими почестями, стараясь положить с покойником как минимум одного коня, чтобы тот довёз его до мира мёртвых. В обмен они просили у духов предков заступничества и поддержки в ходе специальных ритуалов.

Скорее всего, такие церемонии проводили непосредственно предводители тех групп, к предку которых кипчаки обращались: хан руководил церемониями, затрагивавшими всё племя, главы отдельных семей испрашивали благословение за своих родственников. Но у половцев существовали и «профессионалы» в религиозных делах — шаманы.

В массовой культуре шаманов и жрецов различают по технологическому уровню народа, к которому они принадлежат, или по тому, кому они молятся: якобы жрецы обращаются к богам, а шаманы — к духам. На самом деле главное различие между ними — в том, что именно эти люди делали. Жрец в первую очередь проводил ритуалы, особенно жертвоприношения, и не вступал в прямой контакт с божествами. Основное требование к нему — знать необходимые слова, правила выбора жертв и порядок проведения ритуала.

Поэтому во многих обществах, как и у половцев, функции жрецов исполняли главы отдельных семей, кланов и племён — самые старые, мудрые и авторитетные. А в городских цивилизациях вроде Греции, Рима, Египта или Древнего Китая жрецов выбирали на основании их познаний, как назначали чиновников на любые гражданские должности.

Но шаманы считались особыми людьми, не просто владевшими определёнными знаниями, но способными непосредственно взаимодействовать с духами и богами — бороться с ними, спрашивать совета, торговать или получать знамения. Некоторые народы, например на Крайнем Севере, вообще верили, что шаманом нельзя стать — только родиться.

Как именно смотрели на шаманов половцы, мы не знаем. В «Повести Временных Лет» упоминается, что половецкий хан Боняк сам, без посредников, обращался к духам перед важным сражением с венграми. По словам летописца, он покинул свой лагерь в полночь и ушёл в степь, где принялся выть по-волчьи и получил от волков ответ, что его войско победит в грядущей битве.

Обычно в других культурах такой статус для шаманов не свойственен. Но, возможно, Боняк был уникальным ханом, обладавшим даром шамана: по крайней мере, ни об одном другом правителе половцев таких свидетельств нет.

Однако то, что шаманы занимали в обществе половцев достаточно важную роль, сомнений не вызывает. Само слово «камлание», то есть непосредственное обращение к духам, которое и прославило шаманов, пришло в русский язык из тюркских наречий, где шамана называли «кам». К несчастью, к кому именно они обращались, остаётся только гадать.

Балтийские народы сейчас — сравнительно немногочисленная группа, включающая людей, говорящих на латышском и литовском языках. Но когда-то племена балтов жили также на территории современной Польши и Беларуси, а ещё Калининградской, Московской и Смоленской областей. Их языки очень близки к славянским, благодаря чему культуры древних балтов и славян сильно повлияли друг на друга. Это отразилось и на их мифологиях, в которых учёные находят немало пересечений.

Балты интересны ещё и тем, что об их языческих верованиях сохранилось немало информации. Равноудалённые от Рима и Константинополя и не имевшие морских контактов со всем миром, как скандинавы, балтийские племена приняли христианство одними из последних в Европе. Латвию обратили силой в начале XIII века, официальной датой добровольного крещения Литвы вообще называют 1386-й. Причём это — только год обращения правителя и его ближайшего окружения: на уровне простого народа дохристианские культы сохранялись ещё несколько веков.

Конечно, часть балтов и до этого обратилась в новую религию усилиями отдельных проповедников и торговцев. Но всё это создало условия для долгого сосуществования христианства с языческими традициями, благодаря чему как соседи балтов, так и они сами, заимствовали латинскую письменность и оставили записи о своей религии.

Правда, тут не обошлось без своих проблем. Древние египтяне или греки старались упорядочить свои религии, составляя перечни богов и выстраивая их в иерархии. Но балтийские племена не делали ничего подобного. В разных регионах почитали своих богов, которых затем описывали путешественники, проповедники и хроникёры, часто не сверявшие свои записи друг с другом.

Из-за этого современным учёным бывает трудно понять причину такого противоречия. К примеру, есть два божества: у них разные имена, но похожие функции. Идёт ли речь о двух разных богах, об имени одного и того же божества на разных языках или, к примеру, об имени бога и его титуле? Лингвистический и исторический анализ даёт ответы на некоторые вопросы, но и его возможности ограничены, так что о том, какими в реальности были многие балтийские божества, остаётся только гадать. Но кое-что можно сказать с уверенностью.

Верховным богом балтов обычно называют Диеваса, или Дейвса — божество неба и света, прародителя остальных богов. У отдельных балтийских народов похожий персонаж выступал под другими именами, например Окопирмс или Нънадей. Правда, словом «Диевас» балты называли совокупность всех богов вообще, из-за чего учёные сомневаются, что Диевас осознавался как отдельный персонаж с собственным характером. А если да, то в нём видели довольно пассивное и отрешённое божество неба, не вмешивающееся в жизнь людей.

Зато сын Диеваса, бог-громовержец Перкунас, оказался гораздо известнее и популярнее. Это был бог мужчин и подобающих мужчинам с точки зрения древних балтов занятий: сначала он выступал покровителем земледельцев, дарующим хорошую погоду, позже стал божеством воинов и покровителем верховной власти. Предположительно, некоторые племена называли его именем Дивирикс. Это переводится как «Бог-Правитель» и указывает на то, что ему подчинялись все остальные боги, кроме, возможно, его отца Диеваса.

Многие исследователи указывают на параллели между Перкунасом и божествами соседних народов — славянским Перуном и скандинавским Тором. Считалось, что вооружённый секирой Перкунас разъезжает по небу на колеснице и мечет молнии в злых духов.

В «Волынской летописи» упоминалось, что литовцы поклонялись трём богам: Диевасу, Перкунасу и Телявелю. Проанализировав третье имя, учёные связали Телявеля с кузнечным делом. При этом исторические источники и народный фольклор прибалтов содержат указания на веру в некоего «божественного кузнеца», освободившего или даже выковавшего Солнце по просьбе более высокопоставленного бога. Совместив все факты, учёные предположили, что Телявель выступал в балтийской мифологии помощником Перкунаса — кем-то наподобие Гефеста, ковавшим оружие для верховного бога.

Другой бог, которого тоже часто упоминают в связи с Перкунасом — Велняс, или Велс. Его иногда называют главным противником громовержца. Велса связывали, с одной стороны, со смертью и подземным загробным миром, а с другой стороны — со скотом и богатством. Сама по себе такая амбивалентность нормальна для бога земли. Например, древние римляне связывали с богатством бога Плутона, также выполнявшего функции покровителя мира мертвых.

А вот действительно ли Велняс и Перкунас противопоставлялись друг другу, непонятно. В пользу этой теории говорит концепция «основного мифа» —гипотетической общей для всех индоевропейцев легенды. Один из центральных сюжетов этого предполагаемого мифа — борьба бога-громовника и связанного с землёй чудовища, чаще всего змея или дракона.

Но сама идея такой реконструкции единой индоевропейской мифологии вызывает немало критики. Нельзя исключать, что тот же Велняс приобрёл отрицательные черты уже по мере постепенной христианизации прибалтийских народов, когда его из-за внешнего вида и связи с подземным миром отождествили с дьяволом и после этого записали в злодеи.

Ещё один важный бог, или, скорее, мифологический персонаж, — Совий, история о котором записана в XIII веке. Согласно легенде, он отдал своим детям селезёнку убитого им кабана и велел её приготовить, но дети съели её сами, и разгневанный Совий «сошёл в ад». Там его отыскал один из сыновей и решил похоронить. Но закопанный Совий ожил и вернулся, пожаловавшись на то, что его тело едят черви. Тогда сын положил тело отца в дерево, но там его стали грызть насекомые. И только после кремации Совий упокоился с миром.

Принято считать, что этот миф рассказывает о возникновении обряда похорон через сожжение, распространённого среди древних балтийских племён. При этом самого Совия одни учёные называют богом, проводником душ в мир мёртвых, другие — культурным героем, научившим людей хоронить «правильно», а третьи вообще считают, что это титул жрецов, руководивших обрядами кремации.

Но несомненно, что хроникёр, записавший легенду, считал Совия важным персонажем: он называл известные ему прибалтийские народы «совица», определяя их именно через связь с этой фигурой. Причиной может быть то, что на тот момент прибалтийские племена воспринимали кремацию как свой уникальный обычай, отличавший их от соседей, перешедших к похоронам в земле по мере распространения христианства.

Большинство женских персонажей в дошедших до нас балтийских легендах связаны с сюжетом так называемой «небесной свадьбы» луны и солнца. Эта история в разных вариантах встречается у всех балтийских народов — как сохранившихся до наших дней, так и вымерших. Чаще всего в различных версиях мифа фигурирует воплощение солнца, богиня Сауле, и её муж, воплощение месяца Менулис, а также утренняя заря Аусра, с которой Менулис в некоторых версиях легенды изменил жене. Иногда упоминаются и другие их родственники, женские персонификации планет и звёзд.

Дочерью солнца и луны называли Жемину — воплощение земли, богиню плодородия и растений. В её честь проводили обряды на свадьбах или во время сбора урожая, а традиция целовать землю, выражая почтение к Жемине, сохранялась в Прибалтике даже после распространения христианства. В некоторых версиях её называют женой Перкунаса, чем объяснялся интерес громовержца к её семье: он наказывал провинившийся месяц за измену, разрубив его на части. Так обосновывали смену лунных фаз.

Другая известная богиня — Медейна, воплощение леса. В XV веке польский историк Ян Длугош сравнил её с римской Дианой, но что он имел под этим в виду, непонятно. Романтические историки на основании этого сравнения и некоторых других элементов придумали яркий образ прекрасной лесной девы, «богини-волчицы», но уверенности в том, что она так воспринималась древними балтами, у нас нет. Можно сказать только то, что к ней обращались за помощью охотники, и с ней были связаны разбросанные по территории Литвы священные камни: «заячьи церкви» и «волчьи стопы».

Наконец, особое место среди прибалтийских народов занимали богини счастья, удачи и судьбы, носившие разные имена: Лайма, Декла или Карта. Их иногда пытаются соотносить с греческими мойрами или скандинавскими норнами, определяющими человеческие судьбы, но это кажется малообоснованным. Богиня счастья чаще фигурирует в одиночку, пусть и под разными именами у разных народов, и ведёт себя гораздо доброжелательнее.

Наиболее известная, Лайма, воплощает в первую очередь не безжалостный рок, а удачу, счастливый случай и успех. В народном фольклоре её противопоставляют богине Гильтине, олицетворяющей смерть и невезение, что напоминает славянский сказочный сюжет о Доле и Недоле.

Финно-угорские народы — старые соседи славян со своей уникальной культурой. Их языки не входят в единую индоевропейскую языковую семью — это означает, что с лингвистической точки зрения финский, венгерский, марийский или удмуртский отличаются от русского больше, чем испанский или ирландский, несмотря на тысячелетнюю совместную историю.

По этой же причине финно-угорская мифология очень многослойная. Её основа, судя по всему, сформировалась самостоятельно, но за века существования рядом со славянами, скандинавами, тюрками и другими народами в неё проникло множество чужих образов и мифологических сюжетов. Часто это происходило параллельно с распространением христианства или ислама среди финно-угорских народов, из-за чего старые и новые религии смешивались друг с другом.

Лучше всего нам известны верования, собственно, финнов и карел, записанные в собранном в XIX веке эпическом цикле «Калевала». Её составитель, Элиас Лённрот, хотел зафиксировать дохристианские взгляды своего народа. К его чести, в отличие от подобных энтузиастов того же времени в ряде других стран, включая Россию, работал он не в тиши кабинета.

Он ездил по Финляндии и Карелии, собирая народные предания, легенды, песни и сказки: в них благодаря достаточно позднему распространению христианства удалось выделить дохристианские идеи и реконструировать мифы и религиозные взгляды древних финнов и карел. Это всё равно оставалось нетривиальной задачей: даже зная имена и образы персонажей «Калевалы», трудно предположить, кого из них почитали как бога, а кого считали героем или предком. Но тут на помощь приходят уже другие письменные источники.

Верховное божество и у финнов, и у карел — Укко, которого также часто называли «старым дедом», «стариком» или «небесным дедом». Он неоднократно упоминается в «Калевале», где его называют творцом, отделившим небо от земли. Это бог-громовник, напоминающий балтийского Перкунаса или славянского Перуна: грозный старец, поражающий врагов стрелами или топором с небес.

В некоторых источниках его изображали как птицу с каменными когтями, высекавшую ими искры молний. Нельзя исключать, что образ этого божества сложился под сильным влиянием соседних народов: его второе имя у финнов, Перкеле, связывают с теми же Перуном и Перкунасом.

Укко иногда отождествляется с небесным божеством Юмала, воплощением неба как такового. Правда, нельзя исключать, что «Юмала», как и балтийское «Диевас», — не имя собственное, а название богов вообще или обозначение любого могущественного бога на небесах, что-то вроде титула. В этом качестве слово «Юмала» и его аналоги в других финно-угорских языках использовались и для обозначения христианского Бога после распространения новой религии.

Кроме небесных божеств финны и карелы почитали и другие воплощения стихий. Ахто, морской царь, управлял морем и всеми его богатствами. Тапио, дух лесов, обеспечивал добычу и защищал от диких зверей. Скорее всего, это была важная фигура для почитавших его народов, многие из которых жили охотой. С ним также связывали богиню Миллики, которую считали либо его женой, либо дочерью, и называли покровительницей лесов и охоты наряду с Тапио: в «Калевале» герой обращается к ним обоим, прося помощи в поимке священного лося.

Существовали и божества, покровительствовавшие различным сторонам сельского хозяйства и домашней жизни. Особое значение среди них придавали божеству Пеко, или «Пеко из полей». Считалось, что он защищал посевы и приносил урожай хмеля и ячменя, причём в некоторых регионах ритуалы в его честь сохранились вплоть до XX века.

Кроме Пеко в списке богов, составленном шведским епископом Микаэлем Агриппой в XV веке, упоминается множество других персонажей, связанных с разными промыслами: покровитель охоты на белок, бог трав и кореньев, покровитель урожая бобов, защитник имущества, божество, отвечающее за прирост скота и другие. К несчастью, большинство этих богов не упоминаются в других текстах, хотя связано ли это с ошибкой при записи у Агриппы, сознательным подлогом или, например, с тем, что он принял титулы одного божества за разных персонажей — неизвестно.

Но центральной историей для финской религии, объединявшей множество богов, остаётся «Калевала» и её главный конфликт: противостояние героев Ильмаринена и Вяйнямёйнена с хозяйкой мира мёртвых Лоухи. С Ильмариненом всё относительно ясно: его упоминают как покровителя воздуха и хорошей погоды сразу несколько источников.

Иногда также утверждалось, что Ильмаринен выковал небосвод, а в самой «Калевале» он фигурирует в первую очередь как создатель легендарного сокровища Сампо — магической мельницы, источника благополучия и богатства. Это своего рода «кольцо всевластия» финского эпоса, вокруг которого строится центральный сюжет «Калевалы».

А вот Вяйнямёйнен — фигура более противоречивая. «Калевала» описывает его как мудрого старика, колдуна, владеющего секретами магических песен и стихосложения. Его имя, несомненно, было широко известно и финнам, и карелам, но как они его воспринимали, понятно не до конца. В «Калевале» упоминается, что ещё до сотворения мира его мать, Ильматар или Луоноттар, провела много веков в одиночестве, скитаясь по волнам предвечного океана, и обратилась к Укко с просьбой помочь ей разогнать тоску.

В ответ на эти молитвы к Ильматар прилетела птица, которая снесла ей на колени несколько яиц. Они скатились, разбились, и из их частей возник весь мир. При этом некоторые версии легенды указывают на то, что в сотворении мира принимал участие и сам Вяйнямёйнен, родившийся без отца, мудрым и могущественным. В «Калевале» упоминается, что он своей колдовской песней располагал отдельные элементы мира на своих местах.

Но при этом сам сын Ильматар называл творцом мира Укко. Скорее всего, для большинства финнов и карел он воспринимался скорее не как воплощавший стихию бог, а как культурный герой, привнёсший в мир порядок и научивший людей важным вещам. Так, Агриппа в своём списке упоминает, что финны почитали Вяйнямёйнена как создателя поэзии, обладавшей в их картине мира магическими свойствами.

Но кем бы его ни считали, в тексте «Калевалы» Вяйнямёйнен занимает центральное место. Основной конфликт эпоса начинается с того, что другой герой, Лемминкяйнен, легкомысленный хитрец, сватается к дочери Лоухи — хозяйке Похъёлы, финского мира смерти. Чтобы избавиться от жениха, та поручает ему несколько невыполнимых и опасных заданий, отправляя его на охоту за различными колдовскими животными: священным лосём, потом — рыжей лошадью и, наконец, лебедем.

Именно во время погони за зверем Лемминкяйнен и вознёс молитву Тапио и Миллики. Благодаря удаче и помощи других персонажей, в частности лесной ведьмы, Лемминкяйнен справился с первыми двумя заданиями. Но на последней охоте его убил загадочный слепой старик, связанный с Похъёлой, и, видимо, подосланный Лоухи, хотя напрямую в песнях об этом не говорится. Мать Лемминкяйнена нашла тело своего сына, воскресила его и увезла домой.

Тем временем к той же дочери Лоухи посватался уже Ильмаринен, который ещё раньше по совету Вяйнямёйнена выковал Сампо и отдал его как выкуп за невесту. Лоухи дала новому кандидату столь же невыполнимые задания, но теперь уже её собственная дочь помогла потенциальному жениху, и тот со всем справился.

В итоге хозяйке Похъёлы пришлось отдать девушку за бога-кузнеца. Но на свадебный пир пришёл разгневанный вероломством Лоухи Лемминкяйнен, который убил мужа Лоухи и сбежал от её гнева, превратившись в орла.

А в дальнейшем все три героя — Ильмаринен, Лемминкяйнен и Вяйнямёйнен — по настоянию последнего объединились и похитили Сампо, чтобы вернуть его в мир живых. Борьба за Сампо — основной сюжет последней части «Калевалы». Сначала Лоухи наслала на ладью героев морское чудовище Ику-Турсо. Но суровый Вяйнямёйнен вытащил монстра на борт, отчитал за то, что тот посмел показываться людям, и выпустил обратно в море.

Тогда повелительница Похъёлы отрядила за героями собственную ладью, и в ходе боя Сампо разбилось. Большинство осколков потонуло, но некоторые прибило к земле, где Вяйнямёйнен собрал из них новое Сампо на благо людям. Оно, впрочем, вышло хуже прежнего, из-за чего финны и карелы считали, что море всегда богаче суши.

Оставшаяся часть «Калевалы» описывает попытки разгневанной Лоухи отомстить героям за то, что те похитили у неё источник власти. Она наслала на мир живых болезни, которые Вяйнямёйнен успешно вылечил, а потом похитила солнце, когда светило спустилось с небес, чтобы послушать музыку Вяйнямёйнена. Чтобы справиться с этой бедой, герои попросили Укко создать новое солнце, которое упало на землю, вынуждая Ильмаринена его спасти и прикрепить обратно к небесному своду. Этот сюжет, возможно, отражал древние мифы о «ковке» светила богом-кузнецом.

Но современные исследователи не уверены, как именно записанные в «Калевале» мифы соотносились с тем, кому финны молились. Располагались ли в их краях капища Лоухи, Вяйнямёйнена или даже Лемминкяйнена? Скорее всего, если они и были, то крайне немногочисленные. Финны чаще поклонялись силам, которые обеспечивали более простые и понятные вещи — урожай, добычу на охоте, преумножение богатства и здоровье. А в истории борьбы за Сампо они видели объяснение устройства мира и примеры великих подвигов.

Такое выделение среди мифологических персонажей тех, кто казался важным для истории и устройства мира, но не имел собственного культа, — не уникальная черта карел и финнов. Похожие примеры легко найти в мифологиях множества народов.

В мифологии остальных финно-угорских народов есть немало параллелей с историей «Калевалы», например мотив создания мира из яйца или сходство в имени верховного небесного бога. Но есть и немало различий, связанных с разницей в культуре, технологическом уровне и окружении. К примеру, у большинства финно-угорских племён нет богов моря и мифов о нём или заимствований из скандинавских легенд. Зато гораздо шире представления, восходящие к шаманизму.

Шаманы играли в большинстве финно-угорских обществ очень большую роль. Следы шаманских ритуалов и шаманского призвания сохранились даже в венгерской культуре, где много веков после распространения христианства сохранялась традиция так называемых «талтошей» — особых людей, видевших духов и демонов. А некоторые исследователи называют прообразом шамана и Вяйнямёйнена, который сражался с врагами не как «классический» богатырь с оружием в руках, а песнями и заклинаниями. У северных и восточных финно-угорских народов шаманы сохранялись не только в фольклоре, но и на практике, что отражалось в мифологии.

Правда, очень многие их мифы пропали. Эти племена веками не имели своих государств: их подчиняли себе то христианские, то мусульманские державы, чья культура и религиозные воззрения сливались с финно-угорскими представлениями и постепенно заменяли их. Не считая «Калевалы», лучше всего сохранились мифы ханты и манси — народов, обитающих в Западной Сибири. К счастью, есть основания предполагать, что многие из их идей схожи с представлениями других финно-угорских народов: коми, марийцев, мордвы, удмуртов и прочих.

Центральная особенность их мифологии — дуализм: представление о том, что мир создан парой двух божеств, добрым и злым, которые с тех пор борются друг с другом. Многие исследователи видят в этом древние заимствования мифов ираноязычных народов, среди которых представление о двух божествах было широко распространено, или упрощение христианского или мусульманского противостояния Бога и Дьявола. И кое-что, несомненно, было заимствовано: например, одно из имён злого божества у удмуртов — Шайтан.

Но, скорее всего, отдельные имена, понятия и образы чужих религий просто упали на благодатную почву собственно финно-угорского дуалистичного мифа. В конце концов, мысль о том, что мир сотворён двумя силами, одна из которых ответственна за зло, а другая — за добро, достаточно интуитивная. Исследователи находят её у разных народов, включая некоторые племена Северной Америки, а в финно-угорских легендах эта идея, скорее всего, появилась сама и позже вобрала элементы чужих религий.

Собственно, среди хантов и манси до сих пор немало людей относят себя к шаманистам и практикуют многие традиционные ритуалы. При этом по меньшей мере часть из них называет себя православными, и сказать, во что именно они верят и как проводят границы между христианскими персонажами и собственными богами и духами, непросто. На всякий случай я напишу об этих мифах в прошедшем времени, как о мифах других народов — хотя не исключено, что эти представления живы до сих пор.

Верховного доброго духа хантов и манси звали Нуми-Торум. Ему противостоял повелитель злых духов — Куль-Отыр. Некоторые версии называют богов братьями, сыновьями общего прародителя Корс-Торума, но чаще всего его называют отцом только Нуми-Торума. В любом случае, согласно широко распространённому мифу, мир возник, когда Корс-Торум или же Нуми-Торум, плавая по предвечному океану, поручил гагаре нырять за илом, из которого и появилась суша. Причём в некоторых версиях облик гагары принял Куль-Отыр.

В некоторых мифах после возникновения суши Куль-Отыр воспользовался тем, что верховный бог уснул, и начал таскать его по земле, чтобы убить. В тех местах, где тело Нуми-Торума оставило борозды, возникли горы. А потом, чтобы избежать наказания за свои проступки, Куль-Отыр сбежал в подземный мир через дыру в земле, которую Нуми-Торум оставил своим посохом. Через эту же дыру в обычный мир из подземного проникли полчища комаров, а в дальнейшем из неё выходили духи болезней.

Эта история задаёт основу мифологии хантов и манси. Во главе их пантеона стоял Нуми-Торум — правитель неба, изображавшийся в виде старика в сверкающих золотых одеждах, живущий на небе в окружении богатств. На заре существования мира именно он рассказал людям секреты ритуалов, научил рыболовству, созданию одежды, охоте, установил базовые нормы поведения: запретил инцест и жестокие убийства. А после сотворения мира и установления его законов Нуми-Торум обеспечивал людей солнечным светом и удачей, а также защищал от Куль-Отыра.

Кроме правителей небесного и подземного миров важное место в мифологии хантов и манси занимают богини, связанные со «средним», земным миром, где и живут люди. В первую очередь это Калташ-Эква — богиня жизни и, по некоторым мифам, жена и сестра Нуми-Торума. Согласно легендам, он скинул её с небес на землю в наказание за измену или после того, как она попросила мужа построить ей дом из костей всех живых существ. Причём в последнем мифе Нуми-Торума разозлила не жестокость жены, а то, что она что-то от него требовала.

Но оказавшись на земле и став её правительницей, Калташ-Эква превратилась в доброе божество, вдыхающее в людей жизнь и присматривающая за младенцами. Иногда её саму называют дочерью другого женского божества — богини земли Йоли-Торум-Шань. С ней связана история появления первого человека: согласно мифам, сначала боги сделали людей из дерева, но фигурки похитил Куль-Отыр, и их пришлось переделывать из глины, в которую Йоли-Торум-Шань вдохнула жизнь. По альтернативной легенде, фигурки, сделанные из брёвен лиственницы, сами превратились в расу злых великанов-менквов, и боги сделали другую версию людей из тальника и глины.

Ханты и манси рассказывали истории не только о правителях и правительницах отдельных миров, но и о целом ряде менее важных божеств, персонификаций явлений природы. В первую очередь это воплощение луны, старик Этпос-ойка, чьей хронической болезнью некоторые племена объясняли смену лунных фаз, и богиня солнца Хотал-эква.

Также они верили в богиню огня Най-Эква и бога грома Сохыл-Торум. Считалось, что он развозит по небу воду на оленьей упряжке, и когда он резко ударяет своих оленей вожжой, то вспыхивает молния, а от резкого рывка часть воды проливается на землю дождём. Иногда всех этих богов и богинь признавали братьями и сёстрами Калташ-Эквы и Нуми-Торума, выстраивая таким образом общую божественную семью от Корс-Торума.

Но в повседневной жизни ханты и манси почитали в первую очередь семерых сыновей Нуми-Торума, особенно младшего по имени Мир-суснэ-хум. По легенде, он вырос на Земле, где воспитал собственного коня, которому бог-кузнец приделал восемь крыльев. После этого Мир-суснэ-хум начал облетать вселенную, сражаясь со злыми духами и чудовищами. Он также научился принимать облик гуся и вообще установил особую связь с птицами: даже идолы в его честь иногда делались в форме гуся, а не человека. После распространения христианства многие черты Мир-суснэ-хума перенеслись на Иисуса.

А его шесть братьев считались покровителями отдельных регионов расселения хантов и манси и часто связывались с присущими тем или иным областям занятиями и природными явлениями. Например, Ас-ях-Торум, бог верховий Оби, распоряжался рыбой и пушниной в этом регионе, покровительствуя рыбакам и охотникам. Как и его младший брат, он превращался в птицу — но не в гуся, а в чайку.

Нёр-Торум — бог Урала, хранитель оленьих стад. После того, как отец запретил ему проливать кровь, он создал горы, превращая в камень каждого посягнувшего на его богатства. А бог реки Средняя Сосьма Тайт-котль-Торум считался особенно воинственным: про него рассказывали легенды, в которых он сражался с чужими богатырями или лесными чудовищами-менквами.

Надо добавить, что помимо семерых сыновей у Нуми-Торума был ещё один ребёнок — медведь. Согласно легендам, это животное спустили на землю за непослушание отцу, и с тех пор оно сохраняло особую связь с небесным миром. У хантов и манси, как у многих других финно-угорских народов, существовал культ медведя — хотя эти животные не считались полноценными богами, с ними связывалось множество ритуалов и поверий.

Так, считалось, что они нападают только на грешных людей, а люди, в свою очередь, убивают только грешных медведей. Убив медведя, охотники также проводили специальные ритуалы, призванные отвести гнев его духа.

Ханты и манси, как и другие финно-угорские народы, вообще уделяли много внимания почитанию локальных духов — покровителей конкретных рек, скал или лесов. При этом многие финно-угры считали таких духов «матерями»: матерями леса, озера, реки, скал. Этим они существенно отличались, к примеру, от древних славян, воспринимавших водяных и леших в первую очередь как мужчин.

Но о низовой мифологии финно-угорских племён, в которой найдётся достаточно материала для полноценной фэнтези-вселенной, стоит написать отдельный текст, а в идеале — сделать большую видеоигру.

Это мифы лишь малой части народов, населяющих территорию современной России. Собственные легенды сохранились у народов Кавказа, Сибири, Крайнего Севера и множества других частей страны.

Все они требуют тщательного сохранения и изучения, а в перспективе они способны вдохновить множество авторов, принадлежащих к этим народам или просто уважительно обращающихся к их наследию, на новые книги, картины, фильмы, комиксы и видеоигры. А то наша поп-культура слишком часто игнорирует образы и традиции из этих мифов, снова и снова возвращаясь к уже заурядным кельтам, скандинавам и грекам.

#месяцдревнейруси #мифология #лонг