Мафия на страже выпивки: как эпоха Сухого закона изменила Америку

История о контрабанде алкоголя, гангстерских войнах, больших деньгах и большой политике.

У Америки 1920-х множество измерений: в эпоху «ревущих двадцатых» стремительно развивался кинематограф, завоёвывал популярность джаз, развивалась промышленность и росли города. Но в массовой культуре всё это затмила другая могущественная сила — организованная преступность. Именно на 1920-е приходится стремительный рост могущества мафии. И решающую роль в этом сыграло принятие «Сухого закона».

Рассказываем о крупнейших мафиозных группировках той далёкой эпохи, их борьбе за власть и о том, почему никому не удавалось их обуздать. Действие грядущего ремейка Mafia как раз происходит в начале XX века, так что контекст перед игрой будет кстати.

Америка прошла долгий путь борьбы с алкоголем. Первые ассоциации по борьбе за трезвость возникли в США в 1820-1830-х, объединив к середине века более миллиона человек. Тогда активисты ограничивались моральным давлением, но вскоре пришли к идее законодательных запретов. В 1869 году появилась Партия запрета (Prohibition Party), но особого успеха она не снискала.

В 1893 году борьбу за трезвость возглавила «мужская» Антисалунная лига, основанная священником Говардом Расселом из Огайо. Лозунг Лиги: «Долой салун!» («The saloon must go!»). Но Рассел стремился избавиться ещё и от всех пивоварен, перегонных заводов, виноградников и «в конечном счёте от всех их клиентов с их ужасной, непрестанной тягой к выпивке».

К 1906 году уже 35 миллионов человек (30% населения США) жили в штатах, округах и городах, где было запрещено производство и продажа алкоголя. В 1913 году их уже было 45 миллионов человек. И в том же году Конгресс принял первый антиалкогольный закон — Акт Вебба-Кеньона, запрещавший поставки алкоголя из «мокрых» штатов в «сухие».

Но все эти общественные движения никогда бы не вышли за пределы местных инициатив, если бы запрет не лоббировали крупнейшие американские бизнесмены вроде Форда, Карнеги и Рокфеллера. Они считали пьянство угрозой производительности труда и безопасности производства. Форд не только увольнял пьющих работников, но и нанимал детективов следить за тем, не пьют ли рабочие у себя дома в нерабочее время.

Прологом к введению общенационального Сухого закона стало принятие 18 ноября 1918 года Военного запретительного акта (War-time prohibition bill), который запрещал торговлю алкоголем с содержанием спирта выше 2,75% и был призван сохранить зерно для нужд армии. Но эта мера всеми воспринималась как временная.

Сухим законом у нас называют Национальный запретительный акт (National Prohibition Act), также известный как Закон Волстеда (Volstead Act), названный по имени инициатора — конгрессмена Эндрю Волстеда. Закон был принят Конгрессом 28 октября 1919 года с перевесом всего в 5 голосов (43 конгрессмена за и 38 против). В январе 1920 года соответствующая поправка к конституции — под номером 18 — вступила в силу.

Именно так 18 поправку назвал будущий президент Герберт Гувер. А проповедник Билли Сандей, выступая перед десятитысячной толпой, заявлял: «Царствование слёз подошло к концу. Трущобы вскоре останутся лишь в воспоминаниях. Мы превратим наши тюрьмы в фабрики, склады и хранилища кукурузы. Мужчины отныне будут ходить с прямой спиной, женщины будут улыбаться, а дети — смеяться. Ад теперь всегда будет пустовать».

Закон лишил лицензий виноделов, винокуров, поставщиков алкоголя и торговцев спиртным, но не запрещал употреблять алкоголь дома или у друзей. По-прежнему можно было купить соответствующее оборудование и ингредиенты. Одного только сахара стали покупать в шесть раз больше, а специального оборудования ежегодно продавали на 136 миллионов долларов.

Промышленность очень быстро приспособилась к новым условиям. Например, на бочки с виноградным соком клеились инструкции, которые подробно описывали, сколько грамм дрожжей в неё нельзя добавлять, чтобы не начался процесс брожения, и при какой температуре её нельзя выдерживать, чтобы не получилось вино. С подобными инструкциями продавали и разобранные самогонные аппараты.

В американской провинции рыбаки весьма охотно приобщались к новому прибыльному бизнесу. «Можно было сразу определить, кто заканчивал ловить рыбу и начинал перевозить виски или ром. В первую очередь его семья начинала питаться как следует. Они покупали хорошую еду в бакалейной лавке, и им хватало денег на всю зиму», — писал историк Эверет Аллен. На севере везли виски из Канады, а на юге — ром из стран Карибского бассейна.

Виски можно было по-прежнему приобрести в аптеках в качестве успокоительного, так что выписывание фальшивых рецептов приобрело невиданный размах. В городах как грибы после дождя росли бары, рассчитанные в основном на платёжеспособных посетителей из среднего класса и элиты. Там можно было шёпотом заказать спиртное, которое подавали под видом чая или другого безобидного напитка.

А вот полиции и федеральным агентам ещё нужно было доказать, что алкоголь предназначался для продажи. Также они не имели права обыскивать дома, если не было неопровержимых данных о том, что там торгуют спиртным. Общество же просто не смотрело на бутылку пива как на чуму, подобную героину. Своя пивоварня была даже у дочери будущего президента Алисы Рузвельт.

Для соблюдения Запрета было создано специальное подразделение, со штатом 1500 человек на всю страну и годовым бюджетом 13 миллионов долларов. Оно было частью Министерства внутренних дел, Министерства финансов, а в 1930 году стало отдельным Бюро. Но в итоге каждый двенадцатый федеральный агент, следивший за исполнением Сухого закона, был уволен за коррупцию.

Видя неприятие закона народом и высокий спрос на алкоголь, владельцы баров и винокурен не торопились отказываться от своего дела. Но теперь это была уже игра по совершенно другим правилам. Тех, кто отказывался платить дань бандам «за защиту» могли избить — или того хуже. В портовых городах волны регулярно прибивали их трупы к берегу.

Очень быстро маленькие домашние цеха объединялись в крупные сети, которые возглавляли мафиозные кланы. Стихийно возникшие этнические гетто (итальянские, ирландские, немецкие, афроамериканские) и царившая в них нищета были настоящим инкубатором преступности. Организованные преступные группировки сформировались в крупных городах по всей стране уже в 1890-х.

Дети жили зажатые как сельди в бочке среди борделей, баров и кабаре, которые становились для них школами и университетами. А насилие, коррупция и молодёжные банды были их учителями. В Маленькой Италии Нью-Йорка выросли два короля преступного мира Америки — Альфонс Капоне и Чарльз Лучано. В трущобах Ист-Сайда жила семья «финансового гения преступного мира» Мейера Лански. В бедном ирландском квартале на севере Чикаго провели детство два главных конкурента Капоне — Дин О’Бенион и Багси Моран.

До Закона Уолстеда итальянские, немецкие, ирландские, еврейские и другие этнические банды занимались рэкетом, грабежами, контролировали проституцию и азартные игры. В 1920 году к этому добавилась контрабанда и производство алкоголя, которая обещала баснословную прибыль. Понимая это, преступники сразу поставили её на промышленные рельсы.

«Мафия» или Cosa Nostra (Наше дело) — это самоназвание исключительно сицилийских, а даже не всех итальянских преступных группировок. Другие этнические банды никогда себя так не называли. Мафиозные кланы имелись во многих городах США, но безусловными лидерами были Чикаго и Нью-Йорк. И все эти бандиты были лишены голливудского лоска.

Ответственный за соблюдение Сухого закона в Манхэттене Чарльз О'Коннор пришёл в ярость и приказал всем владельцам перегонных аппаратов сдать их в мэрию, но безуспешно. И почти полторы сотни федеральных агентов, которыми он располагал, были не способны что-либо сделать. А вот мафиозные кланы взяли на содержание практически всю полицию, судей и федералов.

К 1925 году в одном только Нью-Йорке было более ста тысяч подпольных баров, большинство из которых — это, конечно, совсем крошечные «наливайки». Каждый бар платил в среднем по 400 долларов в месяц полицейским и чиновникам, которые в одном Нью-Йорке за год на взятках зарабатывали около 150 миллионов долларов.

В тех случаях, когда мафия не скупала полицейских, судей и политиков, политическая элита сама возглавляла контрабанду алкоголя, крышевала проституцию и азартные игры. Именно так произошло в Атлантик-Сити, где казначей Енох «Наки» Джонсон почти открыто сотрудничал с крупнейшими криминальным группировками.

Но не все мафиозные боссы видели перспективность этого нового бизнеса. Два выстрела, которыми 11 мая 1920 года в гардеробе собственного кафе был убит глава чикагской мафии Джеймс «Большой Джим» Колоссимо, ознаменовали новую эпоху в истории американских криминальных синдикатов. Его племянник Джонни Торрио долго уговаривал «Большого Джима» начать заниматься бутлегерством, но тот отказывался.

Это убийство так и не было раскрыто, но место «Большого Джима» тут же занял Торрио. Новая эпоха требовала новых людей — молодых, решительных и жестоких. Борьба банд за контроль над пятой по прибыльности статьёй американской экономики не могла не привести к большой крови.

Нью-Йорк — символ могущества капиталистической системы, её мощи и величия — финансовая столица США. Не случайно именно Нью-Йорк стал также и столицей преступного мира Америки. Ещё до Сухого закона в нём господствовали итальянские мафиози. Но ирландцы, объединившиеся в банду «Белая рука» (в качестве ответа «Чёрной руке» итальянцев) оставались влиятельной силой.

В 1920 годы итальянскую мафию возглавлял Джо «Босс» Массерия. Вокруг него группировались Фрэнк Костелло и Чарльз Лучано. В отличие от бандитов из Чикаго, Костелло в паре с Лучано без войны смогли заключить союз с другими итальянскими кланами, которые в 1930-е образуют «Пять семей» и возглавят криминальный мир не только Нью-Йорка, но и всей страны.

Чарли Лучано уже тогда был на шаг впереди старых боссов, пропитанных национализмом и шовинизмом. Он никогда не стеснялся вести дела с евреями Мейером Лански и Арнольдом Ротштейном. А вскоре Лучано и Костелло установили деловые отношения с ирландскими группировками Оуни Мэддена и Уильяма Дуайера. Все они сначала наладили торговлю алкоголем, а затем и наркотиками.

Итальянские банды признавали авторитет Джо «Босса», но были относительно автономны, и каждая стремилась к неограниченной власти и прибыли. Когда криминальный рынок был поделён, дальнейшее расширение стало возможно только за чужой счёт. И было лишь вопросом времени, когда тлеющий конфликт перерастёт в беспощадную междоусобную войну.

Но все 1920-е символом бандитизма эпохи Сухого закона оставался Чикаго. Торрио, а потом и Капоне долго делили город с ирландцами, которых возглавлял Дин О’Обенион. К 1920 году О’Бенион собрал вокруг себя целую банду, и его было непросто убрать или подмять под себя. Как и многие другие, он начинал с того, что провозил в Чикаго контрабандные пиво, джин и виски из Канады.

В 1921 году Торрио и О’Обэнион разделили Чикаго на северную и южную части, где самостоятельно устраняли конкурентов. Штаб Аль Капоне всегда оставался в отеле «Готорн» в пригороде Чикаго — Сисеро. В 1920-е глава городской полиции Морган Коллинз называл О'Бэниона «первым преступником Чикаго» и обвинял в убийстве или в организации убийств двадцати пяти человек. Своими дерзкими налётами на конкурирующих бутлегеров ирландец создал себе репутацию опасного и смелого гангстера.

Торрио предложил ему стать частью его синдиката на особых условиях, чтобы наконец урегулировать все территориальные споры. Но, конечно, это не помогло: Торрио игнорировал торговлю итальянцев на ирландской территории, а О’Бенион утаивал от него сотни тысяч долларов — огромные деньги по тем временам. Кроме того, он продал Торрио свою долю в баре прямо перед полицейской облавой, которая отправила того под суд — это стоило Торрио ещё полмиллиона.

К 1924 году конфликт разросся настолько, что Торрио и Аль Капоне решили убить О’Бениона. Последний увлекался флористикой, и 10 ноября три киллера, которых он хорошо знал, вошли через парадную дверь его цветочного магазина: «Привет, парни! Вы от Майка Мерло?», — спросил О’Бенион и протянул руку Фрэнки Йелю. В этот момент Джон Скалис и Альберт Анселми выстрелили ему по два раза в грудь и в горло.

Это убийство стало прологом крупнейшей криминальной войны в истории Чикаго. Банду О’Бениона возглавил поляк Хими Вейсс (его настоящая фамилия была Вайцеховский). Он отказался признать власть Торрио и почти сразу организовал на него несколько покушений, одно из которых было успешным. Выйдя из больницы, Торрио, ко всеобщему удивлению, решил уступить своё место Аль Капоне.

Капоне принялся за дело с колоссальной энергией: в ход были пущены автоматы, пулемёты, ручные гранаты. Взлетали в воздух машины, начинённые взрывчаткой; было взорвано более сотни офисов и домов. За следующие пять лет в Чикаго в перестрелках погибло более 500 бандитов, а общий счёт убитых шёл на тысячи. Среди мафиози всегда шли междоусобные войны, но ничего подобного преступный мир ещё не знал. В тех бандитских разборках постоянно гибли случайные прохожие и свидетели.

На самого Капоне было совершенно не меньше десяти покушений. 20 сентября 1926 года к бару «Готорн», в котором был его штаб, подъехало 11 машин, набитых боевиками Вейсса. Они выпустили по бару несколько тысяч пуль, превратив всё, что было внутри, в труху. Капоне выжил только потому, что за несколько минут до этого вышел перекусить в кафе через дорогу.

Хими Вейсс после этого прожил всего двадцать дней. 11 октября он весь день провёл в здании суда, где его людей судили за очередное убийство. После оправдательного приговора они уже собрались это отметить, но из дома напротив суда загрохотали пулемёт и дробовик; Вейсс и его телохранитель были убиты на месте. Как установило следствие, двое убийц просидели в засаде три дня.

Свою безнаказанность банда Торрио и Капоне обеспечивала дружбой с крупными политиками и бизнесменами, регулярно оказывая им услуги. На выборах мэра в 1924 году Капоне должен был удостовериться, что в Сисеро голоса будут отданы за демократа Клена. Эти выборы местные жители вспоминали с содроганием.

Криминальная хроника писала: «По улицам рассекали автомобили, набитые гангстерами. Они избивали и похищали служащих, работавших на выборах. Избирательные участки периодически контролировали вооруженные бандиты, и гражданам приходилось голосовать под дулом пистолетов. Избирателей и работников участков похищали, увозили в Чикаго и держали под замком вплоть до закрытия избирательных участков».

По схожему принципу проводились выборы в Нью-Йорке и многих других городах. В 1931 году Чарли Лучано под угрозой смерти заставил отказаться от выдвижения на пост руководителя нью-йоркского отделения демократической партии Гарри Перри и провёл на этот пост ставленника мафии Альберта Маринелли.

Если местная полиция была скуплена на корню, то у ФБР тогда было всего два врага — коммунисты и профсоюзы. Совсем недавно прошли знаменитые «рейды Палмера», когда за несколько дней в январе 1920 года, вопреки закону и без ордеров, было арестовано свыше 10 000 человек (в основном члены профсоюзов и социалисты). Ещё на 150 тысяч человек Министерством юстиций было заведено специальное досье. Репрессии стихли, но враг остался, так что мафиозные кланы становились удобным союзником для борьбы с «красной угрозой».

Эдгар Гувер регулярно встречался с Фрэнком Костелло и Мэйером Лански, но пока они контролировали профсоюзы, ФБР закрывало глаза на их деятельность. Бывший агент Уильям Тернер свидетельствовал: «ФБР прячет голову в песок, как только дело касается организованной преступности, и прикрывает свою бездеятельность дутыми цифрами. В течение сорока лет под главенством Эдгара Гувера ФБР и организованная преступность процветают совместно».

Кроме того, Аль Капоне был убеждённым сторонником Муссолини и вообще фашизма. Фрэнк Костелло, Мейер Лански и другие мафиозные боссы тоже придерживались крайне правых взглядов. И они не считали нужным скрывать это. Более того, бравировали своей верностью идеям солидаризма и видели своей целью «сплотить наши ряды и не допустить распространения большевизма».

Но Аль Капоне всегда знал своё место и никогда открыто не лез в политику. Накануне президентской гонки 1928 года он встретился с шефом чикагской полиции и заверил его, что не собирается вмешиваться. Кроме того, гангстер не уставал проклинать «безбожных большевиков», чем тут же завоёвывал расположение власть имущих.

А когда стало уже невозможно скрывать существование могущественных криминальных синдикатов, Гувер заявил: «Бесполезно браться за преступность, которая переплелась с законным бизнесом и местными политиками до тех пор, пока общество не готово к борьбе с ней».

Вопреки своему желанию, Аль Капоне всё же стал политической фигурой. После убийства Вейсса, во главе банды стал Багси Моран, который продолжил войну. Попытки заключить перемирие разбивались о требования Морана выдать ему убийц О'Бениона. «Я так и с собакой не поступил бы», — ответил ему Капоне на одной из встреч. На улицах продолжала литься кровь: по ночам грохотали выстрелы, а днём находили новые трупы.

Проституция была взята кланом Аль Капоне под стопроцентный контроль и приносила 10 миллионов долларов в год в его 100-миллионной империи. А газеты заговорили о появлении «белого рабства». Его поведение и наглые заявления во время интервью репортерам вызвали такую волну возмущения, что хроникер из New-York Herald Tribune однажды вопросил: «Не наступит ли такой день, когда управлять нами будут гангстеры?»

Капоне задумал расправиться с Багсом Мораном в день Святого Валентина. 14 февраля 1929 года трое наёмников Капоне в полицейской форме ворвались в автомастерскую на Кларк-стрит, которая была штабом ирландцев и в которую должен был прибыть очередной грузовик с виски. Они арестовали всех, кто там находился, но Багса Морана среди задержанных не оказалось — он, опасаясь слежки, ждал через дорогу. Арестованных выстроили у стены и тут же расстреляли.

Эта бойня стала переломным моментом. По городу прокатились митинги с требованиями очистить его от преступников, «которыми он наводнён и которые разлагают всех, вплоть до представителей власти». Тогда-то ФБР и занялось могущественным гангстером всерьёз. В 1930 году агентами во главе с Элиотом Нессом было обнаружено и уничтожено более тридцати подпольных заводов, производящих алкоголь, стоимостью несколько миллионов долларов.

Расследование доходов и расходов Капоне привело к аресту его ближайшего окружения. А когда стало ясно, что откупиться не получится, каждый начал спасать только себя, а босса быстро сдали. 16 июня 1931 года Аль Капоне, его брат Ральф и 68 других гангстеров предстали перед судом. Несмотря на все усилия по подкупу суда, неуплата налогов стоила «Королю Чикаго» 11 лет тюрьмы.

Аль Капоне уже давно ходил по лезвию ножа, но в мае 1929 года, находясь в зените славы, он послал приглашение руководителям всех крупнейших мафиозных группировок страны собраться в Атлантик-Сити на национальный конгресс мафии. Организатором встречи был Наки Джонсон, а Чарли Лучано выступил посредником.

Этот съезд и эта речь Лучано были прямым следствием войны, которую вёл Капоне на улицах Чикаго. Он получил прозвище «Бешеный пёс», намекающее на то, что бешеное животное можно и пристрелить ради целостности всей организации. Поскольку лучшие времена для торговли спиртными напитками прошли, каждый из участников соглашения закрепил за собой ту сферу преступной деятельности, где ему уже удалось преуспеть.

Отныне во главе «семьи» находился дон, которому безоговорочно подчинялись капо, возглавлявшие отдельные банды. Точно так же, как монополии делили мир на сферы влияния, каждая «семья» получала свой собственный район для преступной деятельности.

Последним шагом было объединение группировок Нью-Йорка, но ни о каком полюбовном соглашении между боссами не могли быть и речи. Джо Массерия встретился с набиравшим всё большее влияние Лучано и потребовал у него платить ему долю также и за торговлю алкоголем. Тот попытался возражать, но Массериа был непреклонен: «В моей семье ни у кого нет личных дел. Ты должен отчислять мою долю со всех своих операций».

Лучано и присутствовавший на встрече Фрэнк Костелло понимали, что если не подчиниться, то «Босс» их прикончит. Даже если собрать всех своих людей и получить поддержку Мейера Лански, Вито Дженовезе и Датча Шульца, они не смогут противостоять нескольким сотням боевиком Массериа. И тогда Костелло решил заключить тайный союз с Сальваторе Маранцано.

Маранцано был отправлен в Нью-Йорк главой сицилийской мафии Вито Ферро, чтобы поставить под контроль бизнес «американцев». Лучано и другие не спешили подчиняться сицилийцам, но этот союз был залогом их выживания. 14 января 1930 года Лучано узнал, что Массерия задумал убрать Маранцано и его ближайших союзников Джо Бананно и Джо Профачи. Война была теперь неизбежна.

В истории она стала известна как «Кастеллемарская война» по имени города на северо-западе Сицилии. Это была схватка двух поколений преступного мира — стариков, которые возглавили преступный мир Нью-Йорка ещё в начале XX века, и молодых амбициозных бандитов-бизнесменов, считавших, что пришло их время.

26 февраля по приказу Массериа выстрелом из дробовика в упор возле дома своей тёти был убит Том Рейна, перебежавший в лагерь Маранцано и контролировавший торговлю льдом, который покупали рестораны и кабаре по всему городу. Сначала не все поняли, что произошло, но за следующие шесть месяцев в штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси, Массачусетс, Огайо и Иллинойс было убито семьдесят два мафиози и свыше ста были тяжело ранены.

В июле был убит Вито Бонвентре – профессиональный киллер на службе «сицилийцев». 15 августа вместе со своим помощником был убит один из главных ростовщиков и убийц мафии Джо Морелло. Его расстреляли прямо в дверях своего офиса, а помощника сначала заставили собрать все деньги, после чего выпустили шесть пуль в живот и оставили истекать кровью.

В ноябре попытались убить и самого Массериа, но боевики Маранцано перебили всех, кто оказался рядом с ним в кафе, а на самом «Боссе» не было ни царапины. Война затягивалась, так что в апреле 1931 года Чарли Лучано и Вито Дженовезе, пригласили своего босса в один из ресторанов Кони-Айленда чтобы обсудить возможности её завершения — где хладнокровно его пристрелили. После этого оба лагеря вздохнули с облегчением.

Сальваторе Маранцано был большим поклонником Юлия Цезаря и, копируя своего древнеримского героя, он поспешил объявить себя «боссом всех боссов». Но это шло в разрез с желанием сохранить самостоятельность всех остальных главарей. Посчитав, что Маранцано их всех прикончит, они напали первыми. Эта схватка пауков в банке ещё раз показала, что так превозносимые клятвы верности ничего не стоят, когда дело касается денег.

10 сентября 1931 года несколько человек из личной охраны Лучано и Мейера Лански, предъявив фальшивый ордер на арест, ворвались в дом Маранцано и четырьмя выстрелами прикончили «босса всех боссов», для страховки перерезав ему горло. За следующие двое суток было убито ещё 40 лидеров старой гвардии преступного мира.

По итогу войны власть в Нью-Йорке была поделена между пятью семьями. Чарли Лучано возглавил семью Массериа. А Джозеф Бонанно, Джозеф Профачи, Винсент Мангано, Гаэтано Гальяно возглавили четыре другие семьи. По всей стране было разбросано ещё девятнадцать крупных семей. Все они сотрудничали с еврейскими, неаполитанскими, ирландскими и немецкими бандитами.

По словам следователя полицейского управления Нью-Йорка Ральфа Салерно, Лучано тогда провозгласил: «Отныне никогда не будет ни главного вождя, ни высшего главы. Будет коллективное руководство. Мы откажемся от дурацких баталий и будем отныне сотрудничать друг с другом». Лучано никогда не навязывал свою волю, но благодаря тому, что смог всех организовать, пользовался большим авторитетом и выступал в качестве арбитра.

Но даже такие «киты», как Аль Капоне и Чарли Лучано были далеко не на вершине пищевой цепи. Коррумпированность американской политической и правоохранительной системы, казалось, не знала границ. Сенатор Эстес Кефовер в 1932 году откровенно заявлял: «В стране существуют три сферы, которые слились в нечестивую троицу: преступность, политика и бизнес».

В 1920 году президентом США стал выходец из Огайо республиканец Уоррен Гардинг. Его избранием руководил его земляк Гарри Доэрти, который после победы на выборах получил пост генерального прокурора. Он и другие «ребята и Огайо» сразу принялись разворовывать государственную собственность и брать взятки, в том числе от бутлегеров и мафии. Когда это выяснилось, в тюрьму он так и не сел, но в 1924 году всё же ушел в отставку.

Эпоха Сухого закона подарила Америке даже двух президентов. Сын крупного бизнесмена Джозеф Кеннеди сколотил свой капитал на контрабанде алкоголя из Канады. Ящик виски покупался за 45 долларов, по 10 долларов уходило на взятки и транспортировку. Потом виски, разбавляя наполовину, вновь запаковывали и продавали оптом по 85 долларов за ящик. На вложенные в партию из 5 000 ящиков 325 тысяч долларов приходилось 525 тысяч прибыли.

Джозеф Кеннеди никогда не торговал напрямую. В Чикаго и Нью-Йорке он продавал виски через Костелло, Лански и Лучано. Один из боссов чикагской мафии Сэм Джианкана называл Кеннеди одним из крупнейших мошенников, каких он только видел. К середине 1920-х Джо Кеннеди накопил не менее двух миллионов долларов, которые он выгодно вложил в разные акции.

За 13 лет он скопил огромные запасы спиртного, которые после отмены Запрета сразу превратили его в одного из крупнейших торговцев виски и джина. Кеннеди обзавёлся хорошими политическими связями в Вашингтоне и спонсировал предвыборную кампанию Франклина Рузвельта, а потом вложился и в собственную политическую карьеру. Его сын Джон стал 35-м президентом США.

Сын разорившегося галантерейщика Гарри Трумэн был протеже неофициального хозяина штата Миссури — миллионера, бутлегера и председателя демократической партии штата Тома Пендергаста. Именно с его позволения Аль Капоне создал в Канзас-Сити филиал чикагской мафии, поставив во главе Джонни Лазиа. Он же возглавил одно из отделений демократической партии в городе. А Трумэн тогда возглавлял городской суд.

В 1934 году Гарри Трумэн, не имевший серьёзного политического опыта, с помощью Пендергаста стал сенатором. Мафиози расчистили ему путь так же, как люди Капоне в Сисеро в 1924 году — запугав всех, кто решил голосовать против «правильных» кандидатов. Дальнейшая карьера Трумэна складывалась не без трудностей, но в целом очень успешно. В 1944 году он занял пост вице-президента, а в 1945 году сменил Рузвельта на посту президента.

Американский исследователь мафии Гарольд Госнелл писал о ситуации, сложившейся к 1933 году: «В городах США бутлегеры, рэкетиры, содержатели игорных домов, сводники, воры и другие преступные элементы приобрели сверх-иммунитет к вмешательству со стороны правоохранительных органов. Гангстеры и другие преступники осознали, что подобное невмешательство зависит от того, насколько они будут полезны политикам».

За все эти годы общество устало и от разгула криминала, который связывала с законом Уолстеда, и от самого Запрета. Причём употребление алкоголя не только не упало, а даже выросло на 20%. И ещё на 45% подскочило потребление наркотиков, которые стали для многих альтернативой спиртному. Кроме того, на алкогольном рынке за несколько лет был практически полностью уничтожен мелкий и средний бизнес, а его место заняли различные концерны. А вот бюджет недополучил более чем 500 миллионов долларов налогов (7 миллиардов в нынешних ценах).

И когда Рузвельт на выборах 1932 года выдвинул беспрецедентную программу отмены поправки в Конституцию, его охотно поддержали. А мафиозные кланы и их партнёры среди политиков и бизнесменов смогли легализоваться, закрепив передел рынка. Кроме того, в стране бушевала Великая депрессия, а для финансирования Нового курса Рузвельта нужны были деньги. 21 поправка, которая отменяла 18-ю, была официально ратифицирована 5 декабря 1933 года, поставив точку в эпохе Сухого закона.

Сухой закон ушёл в прошлое, но кратно усилившиеся за эти годы мафиозные группировки остались. Мафия продолжала контролировать торговлю наркотиками, азартные игры, проституцию и заниматься рэкетом. Несмотря на то, что Рузвельт всерьёз решил обуздать эти кланы, их влияние на политику и экономику сохранялось.

В 1943 году окружной прокурор Бруклина Уильям О’Дуайер на деньги Фрэнка Костелло стал мэром Нью-Йорка. А двумя годами ранее он признал самоубийством смерть, выпавшего из окна свидетеля, который хотел дать показания против Костелло и Багси Сигела. Подорвать эту власть смог только закон RICO, принятый 15 октября 1970 года. Он позволил преследовать не отдельных лиц, а целые преступные организации, которые выступали как юридические лица. Но это уже дела совсем другой эпохи.

#лонг #истории #мафия