Смерть под лучом: насколько правдоподобен мини-сериал «Чернобыль»

Убедительная картина катастрофы, которую то и дело пытаются испортить излишней драматизацией.

Когда зарубежные киношники берутся снимать ленту про события из советской или российской истории — особенно трагические и спорные — то всегда опасаешься, что им не хватит усердия изучить эти события, не хватит чутья создать правдоподобный антураж, что вся палитра смешается в одну привычную и удобную «клюкву».

Первые две серии «Чернобыля», который снимали по заказу HBO, даже немного шокируют тем, насколько авторы глубоко погрузились в тему. История аварии на четвёртом энергоблоке Чернобыльской АЭС рассказывается честно и зловеще, пускай и не без отступлений от документов. Однако вполне объяснимое желание постановщиков придать сериалу эмоциональной яркости может сильно смазать впечатление.

Начинается сериал не с самой аварии, а с событий спустя два года после неё. Академик Валерий Легасов, центральный герой сериала и один из тех, кто руководил ликвидацией последствий Чернобыльской аварии, записывает у себя на кухне последнюю кассету с собственными воспоминаниями о тех событиях. И вот поставлена точка, кассеты бережно завёрнуты в газету, спрятаны в уличном выходе вентиляции, а профессор Легасов залезает в петлю и выбивает табуретку из-под ног.

Депрессивное начало не менее депрессивной истории.

И только потом нас возвращают в роковую ночь с 25 на 26 апреля 1986 года, в центр управления Чернобыльской атомной станции, спустя секунды после аварии. Где-то далеко прогремел взрыв, операторы станции в недоумении смотрят друг на друга, никто пока что даже представить себе не может, что произошло на самом деле.

В этом одно из главных достоинств «Чернобыля»: сериал честно и почти дословно пересказывает те роковые события. Работники станции, которые в отчаянии пытаются остудить стержни реактора водой, хотя нет уже ни стержней, ни реактора. Подъём по тревоге всех пожарных бригад, которые потом героически бросятся в самое пекло и не дадут огню перекинуться на третий энергоблок, соединённый с четвёртым крытым переходом. Панику партийных чинов, передающуюся всё дальше и дальше по иерархии.

«Чернобыль» воспроизводит трагедию не только в общих чертах, но и в деталях. Одна из них, далеко не самая известная — это «ядерная лава», адская расплавленная смесь из урановых топливных элементов, свинца, которым посыпали реактор, графита и других материалов.

«Ядерная лава», или кориум, спокойно прожигала толстые бетонные перекрытия, под которыми находились барботеры, резервуары с водой. Контакт кориума с водой привёл бы к такому чудовищному тепловому взрыву, что остатки топлива и продукты распада раскидало бы по огромной территории: кто-то считает, что погибли бы только Украина и Белоруссия, а пессимисты уверены, что половина Европы на сотни лет стала бы безжизненной.

Многие зрители отмечают, что «Чернобыль» по настроению куда ближе к хоррору, а не к хронике или документалистике. И они правы, ведь в сериале есть полноценное чудовище, худший злодей из возможных — радиация.

«Чернобыль» ужасающе правдиво демонстрирует эффекты радиации, которая будучи абсолютно незаметной, остаётся при этом убийственной и всепроникающей, иногда — стремительной, иногда — осторожной и скрытной.

Пожарный по неразумению берёт в руку осколок графитового короба из реактора, держит его всего несколько секунд — а спустя час его увозят на «Скорой», потому что с руки слезает кожа. Работник станции удерживает открытой стальную дверь и упирается в неё бедром, а буквально на глазах брюки пропитываются кровью — настолько облучённым был металл. Инженер заглядывает в жерло взорванного реактора, поворачивается спустя пару мгновений — а его лицо уже покраснело от гиперемии.

Но вместе с тем заместитель главного инженера Анатолий Дятлов, который успешно избегал прямого контакта с чем-либо облучённым, уже утром 26 апреля заливает рвотой стол прямо во время экстренного заседания. От радиации не спрячешься, химзащита лишь скуёт твои движения, свинец даст тебе пару минут форы, таблетки с йодом спасут щитовидку, но не костный мозг.

Так что больше всего повезло тем, кто принял «смерть под лучом» — это экипаж вертолёта, который влетел в «конус» прямого излучения над обломками станции, где доза достигает 15 000 рентген в час, и это при смертельной дозе в 700 рентген. Спустя секунды после этого пилот, судя по всему, погиб, вертолёт зацепился лопастью за трос башенного крана и разбился.

Произошедший по сути «грязный» взрыв был настолько опасен, что от его последствий никто не спасся. Те, кто не погиб сразу, умерли спустя часы в больнице, те, кто выжил в больнице, остались инвалидами, избежавшие инвалидности заболели раком через несколько лет.

Чернобыльская авария была щедра на «лимитированную» смерть — львиная доля её жертв не погибла на месте, а лишилась многих лет жизни, причём и оставшаяся часть сопровождалась болезнями. Именно поэтому число жертв Чернобыля посчитать невозможно. Если записывать в статистику только жертв острой лучевой болезни, выйдет пара сотен, хронической лучевой — тысячи, но как посчитать тех, кого сожрала изнутри вскормленная Чернобылем опухоль?

Радиацию невозможно нарисовать, а постоянный треск дозиметра давно исчерпал себя как выразительный метод, но авторы нашли решение. Силу радиоактивного фона измеряют музыкой, жутким эмбиентом, смесью гула и скрежета. Герой подходит к окну — и эмбиент усиливается, пока он не отойдёт. Камера фокусируется на обломке графита — и гул становится почти оглушительным. А когда уцелевшие инженеры смотрят прямо в пламя, где плавится топливо, гул сменяется пробирающим до костей воем. Очень эффектный приём, который вкупе с натуралистичным изображением симптомов лучевой болезни (от гиперемии и тошноты до «ядерного загара» и расползающейся кожи) создаёт почти такой же жуткий образ, как и в самых кошмарных фильмах про ядерную войну.

Сериал снимали по большей части в Литве, а внутреннее устройство ЧАЭС было скопировано с Игналинской атомной станции. Многим бы хватило и этого, но декораторы всё равно воссоздали обстановку позднего СССР с аномальной тщательностью. Это касается и бытового убранства квартир, и одежды, униформы, оформления рабочего пространства.

Неоднократно мне казалось, что я смотрю мрачный советский перестроечный фильм. Не современный российский, где принято идеализировать социалистический быт, где всё яркое, гладенькое и вылизанное, а именно поздний советский, с тёмными швами между плиткой, с мутными кружками вразнобой, со старыми пиджаками и неровными тротуарами.

Жаль, что вот эта дотошность изменяет авторам, когда речь касается персонажей. Нет, простые люди сыграны весьма честно: и инженеры, гибнущие в ядерном жаре ЧАЭС, и измотанные врачи, и жители Припяти, и даже солдаты, которые изображены не «клюквенными» стальными воинами коммунизма, а молодыми ребятам в форме, такими же напуганными, но которым по уставу паниковать не положено.

Если же посмотреть на номенклатуру — а большая часть главных героев к ней принадлежит — то магия моментально улетучивается. Академик Легасов на совещании с Горбачёвым почти срывается в истерику, хотя генсек и так прислушался к мнению учёного. Зампред Совета Министров и глава чернобыльской комиссии Борис Щербина — это грубая копия «бондовского» злодея: он угрожает выбросить Легасова с вертолёта, а потом обещает застрелить пилота, если он не влетит в тот самый «конус», от которого лопасти ломаются. Ну какой советский чиновник будет так угрожать? У него же есть мощнейшие рычаги власти: лишить работы, запороть карьеру (что Легасову в итоге и сделали), не пустить детей в институт. А он, глядите, из вертолёта выкинуть человека хочет. Ну хоть не медведям скормить.

Остальной паноптикум не менее смешон. Зам главного инженера Дятлов взирает на всех, как злобный визирь, и упорно отрицает опасность аварии, хотя уже пошли первые жертвы. Местные чиновники, включая директора ЧАЭС, ведут себя как агрессивные идиоты и отказываются верить в зашкаливающую радиацию, в обломки графита на улице, в опасность для населения. Формально это оправдывается желанием избежать паники, не сесть в лужу перед начальством и не потерять свои насиженные места, но ей-богу, всё это они совершают настолько карикатурным образом, что даже современные российские чиновники на их фоне выглядят разумными.

Кстати о «клюкве». Пускай водка появляется в кадре всего раза три за две серии, которые уже вышли на HBO, все эти три раза сочинены очень глупо по одной простой причине: авторы уверены, что русские пьют водку так же, как американцы пьют виски. Поэтому Легасов в баре хлопает одну рюмку за другой без закуски, не занюхивая и не морщась. Поэтому заместитель главы белорусского парткома спокойно прихлёбывает водочку в кабинете посреди рабочего дня. Это выглядит надуманно и неестественно — что ж, мы ещё легко отделались.

На этом фоне единственным адекватным героем истории становится даже не Легасов, который сам не без греха, а — сюрприз, сюрприз! — единственный женский центральный персонаж, которого выдумали от начала и до конца. Ульяна Хомюк, сотрудница института ядерной энергии из Белоруссии, каким-то чудом ловит в Минске радионуклиды и вычисляет, что на ЧАЭС случилась авария, прорывается сквозь множество кордонов и сходу исправляет план Легасова, который, как получается из сценария, чуть не привёл катастрофе. Я понимаю желание съёмочной группы разбавить исключительно мужской состав ликвидаторов женским лицом, но сделать это стоило более интеллигентным способом.

Несмотря на описанные выше проблемы с пониманием советской системы управления (а ещё там «товарищ» через «товарищ»), сериал «Чернобыль» пересказывает события 1986 года честно, пускай и позволяет себе грешить в мелочах.

В первые же минуты гибнет несколько человек персонала станции, а на самом деле в ходе собственно аварии погибли всего два сотрудника: одного убило обрушением конструкций, другой сгорел в пожаре. Упавший вертолёт, опять же. Кроме того, создатели сериала переставляют некоторые события во времени, или меняют условия: по воспоминаниям Легасова, он вместе с Щербиной добирался до ЧАЭС на машине, а не на вертолёте, как показано в сериале.

Но эти допущения можно принять, если вы не сторонник абсолютно точного следования букве истории. В таком случае — да, вам «Чернобыль» очень не понравится. Но есть один важный нюанс. Авария на Чернобыльской атомной станции, как и почти все техногенные трагедии в истории человечества, похоронила под собой множество тайн, из-за чего определить точные причины и виновников не представляется возможным. «Чернобыль» щеголяет массой технических деталей, но — к лучшему или худшему — не ступает на зыбкую почву предположений, которых вокруг ЧАЭС накопилось много, и не скатывается в дешёвую конспирологию.

#чернобыль