"Мечтатели" - идеализм, "отцы и дети" и протест в отдельно взятой квартире.

Я, к своему стыду, ознакомился с фильмом "Мечтатели" совсем недавно. Учитывая обилие секса - оно, возможно, и к лучшему. Полотно вышло отличным, и, на мой взгляд, один из главных показателей хорошего кино - это когда зритель может вести односторонний спор с фильмом, причем сам фильм будет ему в этом потакать, подбрасывая масла в огонь.

Это - не обзор на фильм и не отзыв, видеоэссе Кинопоиска и множество статей на просторах сети - лучшее доказательство того, насколько "Мечтатели" - потрясающее, великое кино. Это скорее размышления вслух, которые показались мне интересными. Хотелось поговорить о том, как фильм показывает искусственность протеста Тео и Изи, в чем главные противоречия позиции Тео, и почему Papa и Тео - одно и то же. Естественно, в статье - огромное количество спойлеров, так что я настоятельно рекомендую посмотреть этот фильм перед прочтением. Тем более - он явно того заслуживает. Также, я выписал ключевые диалоги фильма, на которые буду опираться, они все находятся в конце статьи, я советую даже тем, кто смотрел фильм, перечитать их, чтобы видеть все те детали, на которые я также буду обращать внимание - можно считать это некоторой "доказательной базой".

Помимо прочего, считаю, что ролик Кинопоиска "Секс кино и революци: "Мечтатели" Бертолуччи" - крайне полезен для ознакомления, более того, я даже немного сворую тезисы оттуда. Помимо прочего - интересна статья "Менестреля" - "Свободный фильм о несвободе: почему «Мечтатели» Бертолуччи – это гениальное кино?".

Начать я хотел бы со сцены в начале фильма: ужин всей семьи, когда между Papa и Тео разгорается спор. Здесь суть разговора проста: молодой бунтарь Тео говорит, что его отец пассивен в вопросе политики, и пока диалог идет плавно – все хорошо, оба сохраняют спокойствие и даже доходят до главной фразы, которую сочинил отец: поэма – это петиция, а петиция - это поэма. Однако затем следует восклицание «…но я пока в своем уме!». То есть отец создал красивую прокламацию, соответствовать которой не готов. Тео выражает надежду, что сам не будет как Papa. Это важнейшая чеховская артиллерия, которая в конце фильма рванет, как в увертюре "1812 год" Чайковского.

В конце фильма между Мэтью (приехавшим американцем) и Тео (коренным французом, который, насколько можно понять, активно участвовал до мая 68 года в студенческой политической жизни) происходит диалог, в котором первый, напившись, спрашивает у второго: а если ты так за революцию – что ж ты не на улице-то? что ж ты пьешь дорогое вино и беседуешь об искусстве, в то время как за окном вершится история? Перед этим на красивые слова Тео о том, что красная гвардия – это массовка, Мэтью отвечает: это – статисты, все одинаковые, что пугает его. Тео говорит: культура – не насилие. И все это очень красиво, если мы не будем вспоминать, как вершилась революция в Китае, как она сопровождалась кровопролитной гражданской войной. Для того, чтобы красная гвардия могла красиво шагать с одной красной книжкой, нужно, чтобы перед этим красная гвардия долго и упорно шагала с одной винтовкой. Тео фантазирует насчет революции, пропуская самый важный этап – этап борьбы. Это же прослеживается и далее. Тео – богема, большая часть действий которой – в основном, показная. Революционность нисколько не мешает проедать отцовские деньги (деньги того, кого, как он считает, надо отправить в деревню на перевоспитание), пропивать старое, дорогое вино из запасов отца, жить в потрясающей квартире в центре Парижа и не работать, а лишь находиться в достаточно интересных сексуальных отношениях с Мэтью и собственной сестрой.

Сравнивая Papa и Тео можно заметить вот какое забавное сходство: и тот, и другой, по сути своей, политически пассивны. Но если первый это признает, не отрицает этого, то второй – еще нет. Он не участвует в реальных делах, все, что он делает – это обвешивает дом плакатами с «Китаянкой» Годара, покупает (!) статуэтки Мао (здесь вообще возникает давнее противоречие, касающееся брендов и революционных героев – насколько идеологически верным будет продавать мерч с Че Геварой? Ведь, по сути своей, это продажа протеста - с Мао также, и Тео – идеальный покупатель). Тео стал таким, как его отец. Отличие лишь в том, что он еще не осознал собственную пассивность, у него отсутствуют размышления о самой политической борьбе, о самой важной и сложной части любой революции – действии. И именно когда речь и дело заходят о нем, позиция Тео трещит по швам.

Далее, диалог Тео и Мэтью в ванной. Тезис Тео - солдаты во Вьетнаме несут ответственность за свои поступки, так как «лучше уж в тюрьму, чем убивать людей», так как «эти люди хотят воевать». Мэтью – очевидец, он буквально коснулся военной системы США. И выходит так, что он, по счастливому стечению обстоятельств, избежал участия в войне. В это же самое время Тео смотрит на это издалека и крайне идеалистично: лучше в тюрьму, чем воевать, они несут ответственность. И да, они несут ответственность: если ты сел в тюрьму, ты не будешь никого убивать. Но это индивидуалистическое воззрение: вместо тебя придет другой, который будет убивать, то есть ты не поможешь несчастным вьетнамским детям, крестьянам и рабочим, а лишь переложишь ответственность. «Обстоятельства сильнее нас». Не всегда можно отказаться. Кроме того, даже если отказаться можно – не все хотят в тюрьму. У кого-то воевать – это профессия и т.п. Это не значит, что солдаты Вьетнама – герои, ни в коем случае. Однако солдаты – те же люди, ресурс, используемый властью для обеспечения собственных интересов. Обвиняя солдат во всех грехах, перекладывая ответственность за происходящее лишь на них, Тео тем самым продолжает собственный идеалистический курс – он обвиняет ресурс, массу людей, а не систему.

Здесь же проявляется то, что «выстрелит» в конце – Тео не считает вьетнамских солдат за людей. Он говорит: «Лучше в тюрьму, чем убивать людей». И в конце, когда он кидает коктейль Молотова в группу полицейских – разве не осознает он, что это может привести к чьей-то смерти? Разве не осознает он, что солдаты, погибающие во Вьетнаме – это тоже люди, которые умирают, у которых есть отцы, матери, дети и т.п.? Неужели они – не люди? Отсюда сама собой напрашивается дискуссия насчет Второй Мировой Войны: что же, и немецкие солдаты – люди? Да. Поэтому к ним нельзя применять те же методы, которые они применяли ко всем остальным. Потому что нельзя уподобляться врагу. В концовке Тео уподобляется полицейским, которые творят беспредел – он кидает в них коктейль Молотова, да и в диалоге в ванной прослеживается пренебрежение жизнью американских солдат – его нисколько не тревожит тот факт, что они тоже умирают. Вместо позиции ненависти к системе, вместо уважения человеческой жизни и осознания важности людей по обе стороны баррикад он придерживается агрессивной позиции, определяющей, кто должен жить, а кто – нет.

Но если все, что сказано выше – правда, то почему же в концовке Тео все-таки кидает коктейль Молотова в толпу полицейских? Причем делает это первым, именно после него это начинают делать остальные студенты. На мой взгляд, это было сделано под воздействием последнего диалога с Мэтью: Тео наконец что-то сделал. Толпа его стала колыхать лишь тогда, когда она наступала, когда за ней была сила, а не когда она разбегалась от полиции (сцена на кухне, когда Тео жарил яичницу, а Мэтью – Изи). Однако это действие не исключает проблемы, описанной мной выше – проблемы политического бездействия и «избирательности» права жизни.

Интересный момент: выбор Изабелла делает не между миром и борьбой, не между революцией и личным счастьем в большой квартире, а между родным братом и парнем. Вообще, если говорить о близнецах, то складывается ощущение, будто бы все красное, что есть в их квартире и сознании, служит лишь для свершения сексуальной революции в отдельно взятой квартире. Сама по себе Изабелла не интересуется политикой, она не причастна к этой сфере жизни общества никак, если исключать начало фильма и самый конец. То, что она выбрала брата и побежала с ним кидать коктейли Молотова – не ее выбор, сама по себе она инертна.

Если Тео так увлечен левыми идеями, протестом, его вдохновляет маоизм – как он придерживается идеалистического и индивидуалистического принципа мышления? Почему столько противоречий в собственной позиции, которая видна незамутненным глазом американцу, приехавшему во Францию на год? Мэтью – тот самый сторонний наблюдатель, о котором говорит Papa, что наблюдает за происходящим со стороны. И именно эта отстраненность и помогает ему увидеть всю ту противоречивость происходящего. Естественно, он не может быть полностью объективен – он и не является таковым. Он пытается навязать собственные «дома соседей, одинаковые с зелеными газонами, разбрызгивателями и многоместными машинами…», когда объясняет близнецам, как «правильно» встречаться с людьми – тут можно поднять вопрос о свободе и о том, как стараясь понравиться Изи и Тео Мэтью подстраивался под их свободу, в то время как сам себя свободным не ощущал. Однако глазами Тео мы наблюдаем за событиями фильма – здесь я хотел бы отослать читателя к видоэссе кинопоиска, где достаточно подробно и хорошо разбирается момент интимности и стороннего наблюдателя за интимностью, но, если вкратце: сам Мэтью в начале – сторонний наблюдатель, который, в тайне от близнецов, видит, как они голые спят вместе. Интимность, секс и раскрепощенность – то, что должно сохраняться для узкого круга лиц, ведь когда появляется наблюдатель, вся эта интимность и защищенность пропадает. Поэтому фатальным оказывается то, что Papa&Mama внезапно видят главных героев голыми в шалаше. Но зрителя герои не видят, он как бы сливается с Мэтью, оставаясь на правах одновременно и того, кому дозволено наблюдать за происходящим в квартире (и участвовать), и того, для кого все вокруг – в новинку, кто это (размышления Тео, спор с Papa и красный май 1986) буквально видит со стороны.

Естественно, Тео не объективен, это логично, и противоречия в его позиции также являются неосознанными им самим. Он не выбирал намеренно, условно, идеалистический путь мышления, не выбирал логические ошибки. Но Тео не хочет отойти подальше и увидеть полную картину: увидеть людей за полицейскими и американскими солдатами во Вьетнаме. Иначе это войдет в противоречие с его убеждениями (Лучше в тюрьму, чем убивать людей) и действиями (бросание коктейля Молотова в толпу живых людей). Здесь речь идет не о том, как бороться – не это тема статьи, здесь речь о глобальном противоречии, в котором живет Тео. Выходит, что Тео не считает определенных людей – людьми. И тогда фраза Мэтью о том, что действия Тео – фашизм, обретает смысл. Разве не фашисты полагали, что есть – люди, а есть – не люди? Условно, есть привилегированное меньшинство и остальные? То же было и в Италии – итальянский фашизм не обошелся без этнических репрессий, просто репрессии были направлены не на евреев, - в Германии, в Хорватии, в Испании и т.п. и т.д.

Позиция Тео – поверхностна. Она идеалистична, в противовес левому материализму, на который опирается маоизм, она противоречива в базовых вещах, она нацелена на созерцание еще не существующего результата. Отсутствует восприятие политической борьбы как главного действия, которое и приводит к созерцаемому результату. Тео – по сути своей, балабол, который не принимает участие в действиях, но обложив себя символами протеста считает, что участвует в нем. Занятно, что единственная «красная» цитата фильма – из той самой красной книжки Мао. С которой и должна маршировать красная гвардия. Тео – такой же, как его отец, с той лишь разницей, что последний признает за собой все то, что описано выше.

Диалог между отцом и Тео в начале фильма:
Отец: понимаете, когда мы смотрим вокруг – что мы видим? Хаос! Полный хаос! Но при взгляде сверху, взгляде господа, все вдруг собирается воедино…. Мои дети верят, что их демонстрации, сидячие митинги и собрания… они верят, что это способно не только спровоцировать общество, но и трансформировать его.
Тео: о чем ты говоришь? Если Лангуа уволили, мы должны сидеть сложа руки? Если мигрантов депортируют, студентов избивают, мы не должны ничего делать?
Отец: Я только говорю, что немного здравомыслия вам не повредит
Тео: значит, все, кроме тебя, ошибаются? Во Франции, Италии, Германии, Америке?!
Отец: послушай, Тео, прежде чем изменить мир, ты должен осознать, что ты сам – его часть. Ты не можешь смотреть на него со стороны.
Тео: ты – единственный, кто стоит в стороне. Ты отказался подписать петицию против войны во Вьетнаме
Отец: поэты не подписывают петиции, они подписывают поэмы!
Тео: петиция – это и есть поэма
Отец: Да! А поэма – это петиция! Спасибо, Тео, но я пока в своем уме! Можешь не напоминать мне собственное сочинение!
Тео: верно. Петиция – это поэма, а поэма – это петиция.
Отец: да
Тео: это самые известные строки, которые ты написал. И посмотри на себя теперь. Надеюсь, я никогда не стану таким.

Диалог между Тео и Мэттью в конце фильма

Тео: послушай, Мэттью.

Мэтью: да

Тео: ты большой любитель кино, верно?

Мэтью: да

Тео: тогда почему ты не считаешь Мао великим режиссером? Который снимает кино с миллионами массовки. Миллионы солдат красной гвардии, марширующие в будущее. С маленькой красной книжкой в руках. Это не оружие. Культура – не насилие. Ты не видишь, какая из этого вышла бы красивая эпопея?

Мэтью: может быть, но… легко сказать: книги, а не оружие. Но это неправда. Это не книги. Это книга. Всего одна книга

Тео: заткнись, ты звучишь как мой отец

Мэтью: нет-нет, послушай меня. Красная гвардия, которой ты восхищаешься, они все несут одну книгу, поют одни и те же песни, скандируют одинаковые лозунги. В этой большой эпопее – все… все – статисты. Это меня пугает. Это вселяет в меня страх. Мне неприятно это говорить, но… я вижу явное противоречие.

Тео: В чем?

Мэтью: в том, что… если бы ты правда верил в то, что говоришь, ты был бы там

Тео: где?

Мэтью: там, на улице

Тео: я не понимаю, что ты имеешь ввиду?

Мэтью: нет, понимаешь. Там что-то происходит, нечто, что может быть по-настоящему важным, нечто, что может принести перемены. Даже я это чувствую. Но ты – не на улице. Ты здесь, со мной, пьешь дорогое вино и рассуждаешь о фильмах, о маоизме…

Тео: все, хватит

Мэтью: скажи, почему? Нет, правда, скажи. Потому что ты не веришь в это искренне. Ты купил лампу, вешаешь плакаты, но по-моему, ты….

Тео: ты слишком много болтаешь

Мэтью: ладно, ладно… Тео.. выслушай… выслушай.. по-моему ты предпочитаешь… ты предпочитаешь, когда слово «вместе» означает не весь мир, а всего лишь двоих… или троих.

Диалог между Мэтью и Тео об армии:

Мэтью: скажи мне. Солдаты, которые сейчас во вьетнаме, кого они слушают сейчас? Клэртона? Они слушают Хендрикса. Парня, который говорит правду. Бум! Все в дерьме!

Тео: ты о солдатах во Вьетнаме? А что они там делают?

Мэтью: Воюют.

Тео: что они делают?

Мэтью: сражаются

Тео: они убивают крестьян, Мэтью

Мэтью: они тоже погибают!

Тео: убивают детей, крестьян и сжигают поля!

Мэтью: они хотят быть там. Хотят гибнуть и убивать людей!

Тео: а ты не должен быть во Вьетнаме вот сейчас? Ты не должен быть там? Нет, ты должен или нет?

Мэтью: я не верю в насилие…

Тео: где ты, Мэтью? Разве ты не должен быть во Вьетнаме?

Мэтью: Мне повезло, я в университете. У меня есть друзья, которые не учатся, и их забрали, а мне повезло. Они – расходный материал

Тео: Эти люди хотят воевать

Мэтью: думаешь, можно просто сказать правительству «я против насилия, я не буду участвовать в войне» - может, во Франции, но не в Америке, если ты не идешь – ты попадаешь в тюрьму

Тео: Тот, кто несет ответственность, тот… Я предпочитаю в тюрьму. Лучше в тюрьму, чем убивать людей, Мэтью

Мэтью: как ты можешь судить… ты не понимаешь…

#кино #история #философия