Твоё будущее — это металл: что такое японский киберпанк и почему он настолько безумен

Разбираемся в невероятном жанре азиатских фильмов, где психоз, индастриал и боди-хоррор смешались вместе и породили нечто неописуемое.

Обычный бизнесмен начинает постепенно превращаться в железное чудовище. Секс-раб в цепях с окровавленным ртом несётся по городским тротуарам. В подземной лаборатории подопытного одевают в резиновый БДСМ-костюм, чтобы вызвать у него экстрасенсорные способности. Два электрических супергероя сражаются друг с другом на крышах высоток.

Всё это — японский киберпанк, совершенно не похожий на то, к чему привыкли на Западе и в Голливуде, протестный, провокационный, андеграудный жанр, родившийся в Японии в 80-х и проживший до начала 2000-х.

Три имени — Сого Исии, Синъя Цукамото, Сёдзин Фукуи, а также несколько фильмов, сформировавших вид уникального кинодвижения, странного, авангардного, сумевшего не только выразительно передать ощущение времени, но предсказать надвигающуюся катастрофу.

Здесь высокие технологии отсутствуют как данность — громоздкие, уродливые механизмы, собранные из мусора, вплетаются в понятие low life, порождая уникальный симбиоз, то самое кибернетическое чудовище, которое, как и сами эти картины, пугает, вызывает отвращение, но неизбежно впечатляет.

Так что отправимся туда, где законы, логика, смысл и гармония просто не существуют. Туда, где человек и машина сливаются в единое целое, стремящееся в припадке безумия куда-то далеко за горизонт.

Такое возможно только в одном месте — на диких улицах Токио.

Основатель японского киберпанка Сого Исии родился в 1957 году в городе Фукуока — именно там в конце 70-х разверзается настоящий панк-рок рай и создаются самые известные группы в стране. Исия поёт, играет на гитаре, проникается анархическим духом музыки, а потом, поступив в 1977-м в Нихонский университет в Токио, понимает, что его настоящее призвание — снимать кино.

Он был активно вовлечён в субкультурную тусовку, в своих первых работах стремился запечатлеть подступающие перемены, а фильмы пытался делать самостоятельно, создавая их с людьми из своего круга — друзьями и музыкантами.

Выпустив в 1978-м «Панику в средней школе», в которой подростки начинают протест против своего начальства, Исия продолжает развивать тему отчаянного бунта и в 1980-м снимает на 16-миллиметровую камеру дипломную работу про байкеров — «Дорога безумного грома».

В городе бесчинствуют банды мотоциклистов, одна из которых — Фантомы, особенно свирепа, а её глава — Дзин, наиболее безумен. Тем временем все кланы решают объединиться, чтобы противостоять полиции и властям, но Фантомы не собираются ни с кем сотрудничать. К тому же, в это время, байкерами заинтересовалась ультраправая организация, занимающаяся подготовкой солдат.

Собственно, уже здесь можно увидеть элементы японского киберпанка — герои беспричинно избивают обычных прохожих, носят странные железные маски, стальные челюсти, а действие по большей части разворачивается на свалках и брошенных электростанциях.

Вычурный внешний вид, агрессивная съемка, с постоянно крутящейся ручной камерой, сумасшедшими ракурсами и ускорением, а на фоне тем временем заливается саундтрек задорных рок-композиций любимых Исией групп.

Кожаные куртки, разукрашенные лица, биты, нунчаки, собранное из всякого хлама оружие — атмосферой всё это немного напоминает первого «Безумного Макса», вышедшего годом ранее. Та же дистопия, разруха, банды, форты и будто нависшее над всей землёй отчаяние — единственным способом общения с миром оказывается удар битой.

Символом власти становятся военные, стремящиеся усмирить буйных молодых людей и пытающиеся научить их беспрекословно выполнять приказы. Агрессивный нрав Дзина, оказавшегося в рядах тех, кого хотят перевоспитать, не позволяет ему пойти на поводу у серьёзных людей за спиной которых развевается флаг — он, как настоящее дикое животное, не поддаётся дрессировке. Байкер протестует и превращает свой протест в действие, модифицируя себя задолго до «Тэцуо», вешая на искалеченную руку железный крюк.

Финал, где анархия достигает своей высшей точки, а Дзин, несломленный и упорный, стоит за своими идеалами до конца, будет очень похож по настроению на будущие фильмы японского киберпанка, будто задавая определённую формулу, на которую все станут оглядываться.

В своей первой картине Исия изящно резюмирует: самый лучший байк — это тот на котором нет тормозов, чтобы умчаться на нём с безумной улыбкой подальше от этого города, от этой жизни и от этих неумолимо приближающихся и сгущающихся вдалеке тёмных грозовых туч, не предвещающих собой ничего хорошего.

В конце титров — трогательная надпись: «посвящается всем сумасшедшим байкерам».

Манга «Акира» выйдет только через два года, аниме — в 1987-м, а Исия уже ощущает дух времени: мотоциклы, город, сходящие с ума люди и будущее, которое не выглядит счастливым.

Студия Toho не смогла пройти мимо такой находки, а «Дорога безумного грома» каким-то чудом оказалась в прокате в кинотеатрах, при том, что её режиссёр ещё был только студентом в университете.

Безумие оказалось заразно. В 1982-м Сого Исии снимает важнейший для японского киберпанка фильм — «Взрывающийся город». В отличие от его ранней работы, здесь сюжет практически отсутствует — перед нами двухчасовое, почти документальное панковское безумие, состоящее из непрекращающихся концертов, драк и разрушений.

Мафия и члены различных субкультурных групп противостоят друг другу в полуразрушенном постапокалиптичном городе, беспорядки захлёстывают улицы, а на электростанции живут странные люди в железных одеждах.

Какую-то сюжетную нить в этой мешанине образов, звуков и действий проследить можно, но «Взрывающийся город» не про это, он — про атмосферу того самого бунта, энергии, злости, постепенно вырывающейся ярости в умирающем мире.

В фильме звучат песни со словами: «всё в изобилии, это заставляет нас жиреть» и «одна из моих плохих привычек в том, что я крушу всё на своём пути», а также возгласы в духе: «я хочу обезуметь!», которые во всей красе передают не только настроение картины, но и самой Японии 80-х.

В это время Страна восходящего солнца ощущалась технологическим титаном, почти обогнавшим США. Экономический бум, избыток товаров и ресурсов — поколение, родившееся в 60-х, чувствовало, что эта идиллия продлится недолго, а упорное несогласие с идеалами общества потребления вылилось в агрессивное и маргинальное поведение.

Персонажи в кадре бездельничают, носят дикие шлемы и железные руки-клешни, в какой-то момент кто-то произносит имя Тэцуо и фразу: «я презираю деятельность, именуемую работой». Секретная база боевых рокеров — как идеальное название локации для подобного фильма, где разнообразные фрики занимаются всякой ерундой. Происходящие в этот момент лихорадочные припадки у камеры — будто предвестники визуального безумия Цукамото и Фукуи.

Основные роли в картине играли участники различных панк-групп — The Stalin, The Rockers, The Roosters, которые не только отвечали за музыкальную часть, но и самолично появлялись в кадре. Исия этим фильмом обозначает ещё одну важную вещь: японский киберпанк всегда будет тесно связан с музыкой, она станет его неотделимой частью, возможно, даже более важной, чем невероятная визуальная составляющая.

В финале — опять масштабные противостояния с полицией, со взрывами, футуристичными копами с ракетницами, настоящей войной против власти, с многозначительными криками: «Пошли нахрен!»

Исия наглядно продемонстрировал тот самый «панк», оставив часть «кибер» другим режиссёрам, которые придут за ним. Технологии у него пока ещё не играют такую значимую роль, но люди уже начинают сходить с ума, разрушая себя и окружающую их реальность, протестуя против всего мира и его законов.

Вместе с Исией в одном вузе учился другой студент — он был на два года младше, видел «Видеодром» и «Бегущего по лезвию», а также первые фильмы отца японского киберпанка. Переварив в голове всю эту адскую информационную кашу, Синъя Цукамото стал снимать своё кино. Так на свет появился железный человек Тэцуо.

Во «Взрывающемся городе» одну из ролей исполнял Сигэру Идзумия — автор и исполнитель песен, композитор «Дороги безумного грома», который после съёмок у Исии решил податься в режиссёры и самостоятельно поставил в 1986-м «Порошок смерти» — сюрреалистичный экстремальный хоррор, где также технологии, человек и сознание причудливо взаимодействуют друг с другом. Его с трудом можно найти в интернете, а у самого фильма только половина субтитров сделана на английском. После такого становится понятно, почему о нём никто почти ничего не слышал.

Трое героев охраняют экспериментального андроида Гернику, но один из них — его играет сам Идзумия — влюбившись в робота, сходит с ума, нападая на своих напарников. Андроид выдыхает загадочный порошок на одного из героев, после чего тот начинает мутировать. Далее — парад галлюциногенного бреда, сюрреалистических сцен, которые с трудом поддаются интерпретации.

Сходу отмечаем футуристические элементы: девушка стреляет из странного пистолета, надевающегося на руку, затем она же использует перчатку со стальными когтями и вырывает противнику глаз. При этом не забываем про звуки: за кадром стучит электронный пульс, будто кто-то пытался озвучить цифровой код, представляя ту самую заставку из «Матрицы» не в виде цифр, а в виде нот.

В «Порошке смерти» технологии и мистика смешиваются друг с другом, мимолётно задаётся вопрос «есть ли жизнь без смерти?», а центральной темой фильма проходит противостояние плоти и разума.

А ещё становится окончательно очевидно, что жанр делает большую ставку на изображение, нежели чем на сюжет. Что у Исии, что в «Порошке смерти», что у Цукамото — история всегда будет где-то заднем плане очерчена штрихами, повествование идёт через визуальные формы, шокирующие, неудобные, мерзкие, которые вместе с оглушающими композициями как бы «пробуждают» зрителя.

Занятно, что Герника — это название антивоенной картины Пабло Пикассо, на которой изображена бомбардировка немецкими самолётами испанского города Герника в 1937 году. Полотно, выполненное в чёрно-белом кубическом стиле, наполнено изуродованными телами, разрушенными зданиями и полностью пропитано невыносимым страданием.

Человеческие жизни были уничтожены в мгновение ока технологиями, использованными не для созидания, а для разрушения. Далее легко провести параллели с главенствующей в японском киберпанке темой — деструктивным характером прогресса, который в любой момент может обратиться против своих создателей.

В финале — апофеоз боди-хоррора, который по сути предугадывает то, что потом будет в «Тэцуо», кошмарно-тошнотворная сцена, напоминающая свалку тел на картине Пикассо. И так же, как и в фильме Цукамото, предрекающая чудовищные изменения человека.

Сам Синъя Цукамото, родившийся в 1960-м, уже с десяти лет начал снимать фильмы, а затем в 1987-м он вместе со своими друзьями создал театральное объединение Kaijyu Theater, где занимался различными авангардными постановками.

Название театра отсылало к старым японским кайдзю-фильмам, которые Цукамото смотрел в детстве, и именно оттуда он почерпнул идею чёрно-белой картины о монстрах, только уже не крушащих картонные города, а живущих среди нас в мегаполисе. Большая часть людей, занимавшаяся спектаклями, в итоге примет участие и в создании проекта о железном человеке.

Первая его короткометражка «Странное существо обычного размера», снятая на «грязную» 8-миллиметровую плёнку в 1986-м, почти полностью повторяет сюжет будущего «Тэцуо» — некоего японца в метро сначала преследует девушка с жуткой металлической рукой, а потом он дома начинает постепенно трансформироваться в стального монстра.

В самом начале режиссёр применяет свою фирменную ускоренную съёмку, так идеально вписывающуюся в жанр японского киберпанка. Мчащиеся потоком кадры, на которых герой несётся по улицам, будут выразительно передавать нарастающее чувство паники и станут визитной карточкой Цукамото.

Здесь видно, что он только набивает руку — экспериментирует с картинкой, эффектами и музыкой, постепенно готовясь к тому, чтобы придать всем этим наброскам чёткую и яркую форму. И пусть этот, в общем-то, нескладный 18-минутный фильм сам по себе не представляет особого интереса, любопытно видеть, как уже в нём нащупывается нерв, который потом выдернут и изорвут на части.

До «Тэцуо» остаётся всего два года, а режиссёр снимает 45-минутный фильм «Прекрасный аналоговый мир» (1987), где продолжает работать в выбранном стиле. Но в этот раз вместо истории о человеке, проходящем через кошмарные физиологические изменения, он придумывает сказку — недаром второе название у картины «Приключения мальчика с электрическим столбом».

Школьник, у которого из спины растёт электрический столб (!), используя собственноручно собранную машину времени (!!) отправляется на 25 лет в будущее, где мир захватила банда злых вампиров (!!!), окутавшая всю планету тьмой и только маленький герой способен развеять вечную ночь, уничтожив огромный усилитель, центром питания которого является несовершеннолетняя девочка Ева (!!!!).

Дальше начинает безумие: схватки с вампирами-киборгами, оторванная голова, которой играют в баскетбол, знакомые по протестным панк-картинам Исии бейсбольные биты, чёрные облака, скрывающие закат и гигантская обнаженная школьница, встающая над домами и извергающая из своего рта потоки дыма — это, в общем-то, всё, что нужно знать об этом фильме.

Рукотворные кустарные спецэффекты, абсурдный сюжет и опять в центре внимания модифицированный человек, ведь электрический столб способен производить свет, а в мире тотальной тьмы это превращается в красивую метафору.

Тьма — это, конечно же, победившие технологии, недаром вампиры у себя дома установили монструозный аппарат, наполненный проводами, трубами и механизмами. Именно в это потом будет превращаться Тэцуо, а пока — даже в сказке у Цукамото виден страх перед стремительно наступающими изменениями человечества, перед будущим, не внушающим оптимистичных надежд. Большая часть действия разворачивается в пригороде, на полупустых улицах и пустырях. Серый урбанистический пейзаж окончательно становится лицом жанра.

Наконец, в 1989-м выходит снятый на 16-миллиметровую плёнку «Тэцуо, железный человек» — наверное, главный фильм японского киберпанка, ставший его символом, иконой и самым известным представителем.

Некий бизнесмен сбивает на автомобиле странного человека (его сыграл сам Синъя Цукамото), после чего он замечает в себе чудовищные изменения — из-под кожи начинает буквально прорастать железо.

Оказывается, погибший экспериментировал с модифицированием своего тела, был эдаким металлическим фетишистом — во вступительной сцене он разрезал себе ногу и вставлял туда стальной прут. От него бизнесмен подхватывает что-то вроде вируса, болезнь начинает прогрессировать, герой становится машиной.

Стилистикой напоминая «Голову-ластик» Дэвида Линча, «Андалузского пса» Бунюэля и фильмы немецкого экспрессионизма, дизайном — работы Гигера и старые японские кайдзю-фильмы с кукольными чудовищами, «Тэцуо» практически без слов и внятного сюжета умудряется говорить о трансгуманизме, паранойе и неописуемом, почти лавкрафтианском ужасе перед научным развитием общества.

Тут из человека буквально вылезают провода, осколки, винтики, трубки, из которых идёт пар, всё это лезет из спины, щёк и живота, словно главный герой мутирует, но мутация эта абсолютно неестественна, алогична, антиприродна. Телесные травмы в картине начинают приобретать извращённые эротические формы — в какой-то момент у бизнесмена даже пенис превратится в огромную быстро вращающуюся дрель.

Цукамото на полную использует полученные во время съёмок своих короткометражек навыки: рваный монтаж, стоп-моушн, экспрессивная операторская работа.

В «Тэцуо» можно увидеть не только страх перед технологиями, но и страх перед окончательно потерей человечности. Трансформирующийся герой меняется не только физически, но и психически — его разум постепенно покрывается железом, механизм заменяет собой душу.

Бхопальская катастрофа в Индии в 1984-м и авария на Чернобыльской АЭС в 1986-м стали жуткими символами нового века. Радиация, мутации и неспособность контролировать несущийся галопом прогресс вдруг выросли из-под земли, встали в один ряд с такой красивой и манящей всеобщей индустриализацией, и заставили серьёзно усомниться в том, что большие небоскрёбы, удобные компьютеры и всеобщая автоматизация действительно способны создать исключительно лучший мир.

Во время работы над «Тецуо», Цукамото подружился с композитором Тю Исикавой, который впоследствии напишет музыку для многих фильмов режиссёра. Именно Исикава ответственен за весь этот звуковой индастриал-ад, вливающийся в уши — грохот жестяных барабанов, очередью бьющий по перепонкам, задаёт ритм и становится единым целым с вызывающей визуальной формой.

Цукамото снимал «Тецуо» 18 месяцев, и это были тяжелые и крайне изнурительные съёмки. Почти вся команда жила на площадке, а под конец производства часто возникали конфликты и ссоры — в итоге Томорово Тагути, исполнявшему главную роль, приходилось самостоятельно выставлять свет, а в последние дни в работе принимали участие одни только лишь актёры.

Упорство, с которым Цукамото продолжал своё творчество, доказало, что без бюджета, без студии и даже без команды можно создавать прорывное кино. Почти весь фильм он сделал один, буквально на коленке, из подручных материалов, мусора и бог знает ещё чего — получился самый настоящий, в духе истинных панков 80-х, самодельный DIY (Do It Yourself) проект.

В интервью Dazed в 2015 он сказал:

В западном киберпанке город всегда имел огромное значение — футуристический ландшафт пусть и нагонял тоску, но всё же вызывал восхищение. Здесь же мегаполис — это огромная свалка, монохромное пространство, заполненное мусором, обломками и безликими зданиями, будто нависающими над человеком. А люди копошатся среди этих индустриальных руин, постепенно становясь сами частью этого сюрреалистично-кошмарного пейзажа.

В 1989 году «Тэцуо» получил премию как лучший фильм на Fantafestival в Риме, тем самым доказав, что у малобюджетного, экстремального, необычного японского кино есть будущее.

В это время на Западе происходят схожие процессы — «Более странно, чем в раю» (1984) Джармуша выигрывает награду за режиссёрский дебют на Каннском кинофестивале, а «Секс, ложь и видео» (1989) Содерберга, снятый чуть больше чем за миллион долларов, забирает с собой Золотую пальмовую ветвь. Независимый кинематограф дерзко пробивает себе дорогу наверх, наступают 90-е, и «Тэцуо» оказывается среди первых.

В концовке, под инфернальный бит, мы видим несущегося по улицам Тэцуо — как символ эволюции, следующей ступени развития цивилизации. Хотели увидеть сверхчеловека — так вот он, любуйтесь.

Через три года выйдет сиквел — «Тэцуо 2: Человек-молот» (1992), который многие фанаты первого фильма справедливо обвинят в уходе от незабываемой атмосферы оригинала к чистому жанру, ведь вместо чёрно-белого ада, получился стильный экшен про перестрелки киборгов на заводе. Цукамото снимает продолжение в цвете — тёмно-синяя цветовая гамма теперь напоминает о «Терминаторах» и «Чужих», да и сам фильм стал гораздо более развлекательным.

У бизнесмена, счастливо живущего со своей семьёй, группа скинхедов похищает и убивает на глазах маленького сына. Ярость героя достигает такой точки, что у него из руки вырастает оружие, с помощью которого он начинает мстить.

Режиссёр опять примеряет на себя образ антагониста — руководителя скинхедов, а бизнесмен, превратившийся в человека, плоть которого теперь несёт смерть, становится эдаким божеством у бритоголовых сектантов-бодибилдеров, стремящихся обратить свои тела в средства тотального разрушения.

Здесь фраза: «оружие — это продолжение руки» приобретает буквальное значение — во второй половине фильма герой, обросший железом, уничтожает своих почитателей, чтобы потом встретится с их главарём и узнать жуткую правду о своём прошлом. В момент окончательной потери человеческого облика героем, злодей восхищённо орёт: «Happy birthday to you!» — уже второй раз на наших глазах происходит рождение нового вида, и выглядит это не менее эффектно, чем в первом фильме.

Примечательно, как у Цукамото главным персонажем в двух «Тэцуо» становится самый обычный скучный японец из среднего класса — намёк на то, что грядущие изменения затронут все социальные слои общества. Источником чудовищных трансформаций здесь является не метафизический вирус, а ненависть: превратившись в гигантский танк, увидев красоту в разрушении, бизнесмен, так же, как и первый Тэцуо, отправляется в путь — наконец-то уничтожать этот мир.

Тем временем Тарантино настолько понравился дебютный фильм Цукамото, что он даже предложил японскому режиссёру поддержку в следующем проекте.

Потом у Цукамото выйдет «Токийский кулак» (1995) про бокс, а также «Балет пуль» (1998) — криминальный нуар про влечение к оружию. Правда, они уже будут иметь крайне слабое отношение к японскому киберпанку. В них всё ещё можно разглядеть какие-то элементы жанра, ну а к самому «Тэцуо» режиссёр вернётся только в XXI веке, сняв третью часть в 2009-м.

Сёдзин Фукуи помогал Цукамото создавать его дебют — подсмотрев у другого, как можно делать фильмы, он принялся творить свои. И если до этого кому-то казалось, что «Тэцуо» — это самый сумасшедший фильм на свете, картины Фукуи наглядно убедят их в том, как же жестоко они ошибались.

Сёдзин Фукуи тоже был крепко связан с музыкой: в начале своей карьеры, ещё будучи студентом, он играл в группе, а потом, получив работу в видео-продакшне, стал снимать концерты, спектакли и современное искусство.

В 1988-м, во время съёмок первого «Тэцуо», Фукуи работает над экспериментальной 30-минутной короткометражкой Caterpillar («Гусеница»), в которой практически отсутствует сюжет. На тёмной сцене в каком-то клубе играет панк-группа, а в это время три героя — парень в метро, девушка на улице и женщина в кимоно, сидящая где-то в парке — медленно сходят с ума. Потом к ним присоединится юноша-андроид, медленно бредущий по безлюдным подворотням. Иногда на экране будет появляться человеко-гусеница, с металлическим телом и с маской вместо головы, с невообразимыми конвульсиями передвигающаяся куда-то вдаль.

На фоне — индастриал, сборище звуков, записанных самим режиссёром, какие-то фразы, которые невозможно разобрать, что-то постоянно гудит, звенит, чавкает и свистит, а камера раскачивается из стороны в сторону, стремясь укачать вместе с собой и зрителя.

Герои потеряны в городе, шатаются без цели, словно лишились смысла существования или отчаянно пытаются его отыскать. Их душевное состояние находится на грани — это станет основным мотивом во всём творчестве Фукуи. Здесь он пытается по-своему визуализировать безумие, постепенно уходя от эстетики Цукамото к собственной — индастриал-психозу. Что говорить, тут даже титры будто в бешенстве пытаются вырваться за пределы экрана.

Фукуи отмечал, что особое влияние на него оказали: «Бегущий по лезвию» (1982), «Рассвет мертвецов» (1978), экспериментальная короткометражка «Восход Скорпиона» (1963) Кеннета Энгера, а также «Одержимая» (1981) и «Колдун» (1977).

А в 1991-м он снимает «Пиноккио 964» — ещё один важнейший фильм в истории японского киберпанка, наглядно демонстрирующий развитие жанра. Чёрно-белая стилистика «Тэцуо» заменяется дешёвым цветным цифровым сумасшествием, а речь уже идёт не о телесных изменениях, а об изменениях психических, наваливающихся и ведущих к катастрофическим последствиям.

На его создание режиссёра вдохновило знакомство с одной независимой группой, про которую Фукуи очень захотел сделать полнометражный фильм. Её вокалист должен был сыграть там главную роль, но незадолго до съёмок он умер. Работы длились полгода, и также, как и в случае «Тэцуо» — это было крайне тяжёлое время для всей группы.

Описать сюжет картины, на самом деле, достаточно тяжело — история разворачивается вокруг выкинутого на улицу секс-раба Пиноккио, лишённого памяти и индивидуальности в лаборатории, где из людей делают живых кукол для извращенцев. Его подбирает девушка Кимико, живущая в канализации, а сам герой, не понимая, кем является на самом деле, начинает переживать тяжелейшие психологические страдания.

Город тут — это сплошные подземные переходы, метро, узкие тёмные улочки, безликие торговые центры. Фукуи выстраивает из современного ему Токио стерильно-мерзкий футуристичный ландшафт, в котором так легко потеряться. Недаром основным занятием Кимико является составление карты мегаполиса: она сидит на улицах и, рассматривая в бинокль урбанистический пейзаж, вырисовывает карандашом лабиринт бетонных джунглей, пытаясь найти тут хоть какую-то логичную структуру.

Встретив Пиноккио, она заново учит его разговаривать, а тот, влюбившись, вдруг частично обретает память. «Что со мной?» — истошно вопит потерявший личность секс-раб, столкнувшийся с кризисом идентичности, не способный больше выносить мучения своего пробуждающегося разума.

Фукуи отмечал в интервью, что фильм снимали практически без денег, почти вся команда состояла из членов его музыкальной группы, большинство декораций для картины они добывали на свалке, а обычную кресло-каталку из больницы умудрились использовать как операторскую тележку.

Сами съёмки проводили партизанскими методами прямо на улицах среди обычных прохожих — несмотря на то, что Фукуе удавалось получать разрешения у властей, многие сцены «Пиноккио 964» создавались незаконно. Например, один из самых диких и впечатляющих эпизодов, где герой несётся по заполненным людьми улицам, истошно вопя и грохоча цепями.

Сам режиссёр назовёт свой фильм индустриальным нойз-панком, что, наверное, наиболее точно определяет тематическую направленность картины.

В интервью по поводу выхода фильма на DVD Фукуи сказал следующее:

Фукуе было важно показать пограничное ментальное состояние, которое, в отличие от физических изменений «Тэцуо», очень сложно визуализировать. Деформация плоти — это одно, деформация духа — совсем другое. Фукуи уводит японский киберпанк в другую сторону: в его мире люди не превращаются в груды металла, они просто теряют рассудок.

Пытающийся обрести своё «я», страдающий от трансцендентного кризиса Пиноккио – это меняющийся в преддверии нового века человек, просто мысленно не поспевающий за мчащимся на предельных скоростях миром.

Удивительно, как при всём происходящем бреде, в фильма получился крайне трогательный финал, повторяющий мотив, заданный в работе Цукамото — герой здесь также, в результате страданий, обретает новую форму, позволяющую ему комфортно жить в наступившем будущем.

«Пиноккио 964» сначала показывали только в одном кинотеатре по ночам, до тех пор, пока слухи о сумасшедшей и необычной ленте не разлетелись по округе. После этого на каждом сеансе начался аншлаг, все желающие едва умещались в зале, а затем Фукуи отправился со своей лентой в своеобразное турне по Японии, будто это был настоящий концерт. Картину смотрели не как кино, а как музыкально-визуальный перформанс, и в таком формате она прекрасно заходила зрителям.

Следующей работой Фукуи стала вышедшая в 1996-м «Любовь к резине». Режиссёру потребовалось пять лет, чтобы сделать этот фильм.

В этот раз он меняет стиль и снимает на чёрно-белую плёнку — резиновый костюм из латекса, которому в картине уделялось отдельное внимание, плохо выглядел в цвете. Вместо города, почти всё действие разворачивается в одной комнате. Широкие индустриальные проспекты сменяются замкнутой клаустрофобной локацией.

В подземной секретной лаборатории несколько учёных проводят эксперименты на живых людях, пытаясь с помощью наркотиков и специального резинового костюма обнаружить новые возможности человеческого мозга. Но босс корпорации решает прикрыть финансирование проекта и отправляет туда секретаршу Кико, которая из-за своего любопытства оказывается в самом эпицентре жутких опытов.

Один из подопытных — Шимико, потерявший в результате испытаний память, начинает выходить из-под контроля и вместе с Кико решает отомстить безжалостным учёным и сбежать.

И на этот раз съёмки тоже проходили с трудностями. Например, актёры жили на площадке в огромном арендованном ангаре, мало ели и почти не разговаривали друг с другом.

Фукуи хотел снять кино об экстрасенсорных способностях, а в Японии в это время как раз стали развиваться БДСМ-клубы. Совместив две интересующие его темы вместе, он органично сплёл из них сюрреалистично-фантастический хоррор, заметно отличающийся от всех других фильмов японского киберпанка.

Но, тем не менее, «Любовь к резине» продолжает развивать идеи, заложенные в «Пиноккио» — эксперименты корпораций, вторжение технологий в личную жизнь, сексуальные девиации, сосуществование между плотью и металлом, устаревшее и простое оборудование, физические и психические мутации.

Визуально — это такое же нервное, скачущее изображение, отрывистые планы, снятые почти вплотную лица. Вся лаборатория заставлена различными приборами, компьютерами и мониторами, завалена проводами и плёнками — та самая свалка, «индустриальный мусор» из «Тэцуо» и здесь находит своё место.

В каком-то смысле второй полнометражный фильм режиссёра оказался жёстче и экстремальнее его дебюта — продолжительная сцена изнасилования, пытки, садизм, человеческие страдания, постоянные крики и общая атмосфера ирреального психоза делают просмотр максимально некомфортным. Всё это местами напоминает известную серию японских ультражестоких псевдо-снафф фильмов «Подопытная свинка», снятых во второй половине 80-х. Фукуи отмечал, что некоторым зрителям во время ночных показов его картины становилось плохо, а кого-то даже тошнило.

Опять же, основное отличие стиля Фукуи от «Тэцуо» в рамках японского киберпанка — это упор на ментальные изменения человека, вызванные непосредственным влиянием технологий. В лаборатории подопытным вкалывают наркотик эфир, а воздействие костюма, трущегося о кожу, вызывает экстрасенсорные способности. Сознание покидает пределы тела, а «суперсила рождается, когда душевные муки больше физической выносливости».

При этом «Любовь к резине» наполнена впечатляющими сценами — в одной из них Шумико, обретший новые возможности, поднимается в своём резиновом костюме, обвешанный проводами, экранами и трубками, напоминая собой очередное технологическое чудовище, сплав человека и машины, воплощение технического прогресса.

«Что будет с душой, когда тело перестанет существовать?» — с этой мыслью режиссёр работал над «Пиноккио 964» и «Любовью к резине», стремясь как раз разрушить установившуюся гармонию между душой и плотью. И Фукуи опять концептуально повторяет финал «Пиноккио», завершая фильм рождением уникальной формы жизни, не способной вызвать ничего, кроме ужаса.

Тема разрушения проходит через всё его творчество, как и в принципе через весь японский киберпанк. Фукуи дробил сознание своих героев на части — и то же самое он делал с устоявшимися кинематографическими формами.

После «Любви к резине» японский киберпанк затухает. Наступают 2000-е, на главной сцене теперь Такеши Китано и Такаси Миике, в кинотеатрах — «Феерверк» (1997), «Звонок» (1998), «Кинопроба» (1999), «Королевская битва» (2000), «Пульс» (2001), «Ичи-киллер» (2001). Времена изменились, закончился век, а фильмы-предупреждения больше не нужны — они просто почти сбылись.

Когда, казалось бы, японский киберпанк уже окончательно умер, его отец и основатель Сого Исии возвращается к своему творению и, по сути, ставит в нём финальную точку, снимая в 2001 году 55-минутный чёрно-белый фильм «Электрический дракон 80 000 Вольт».

«Глаз Дракона» Моррисон в детстве получил удар током, после чего обрёл способность управлять электричеством. Он любит ящериц и занимается розыском рептилий, а на ночь приковывает себя к кровати, чтобы во сне не выпустить на свободу свои необузданные природные силы. Однажды он сталкивается с Громовым Буддой, половина лица которого скрыта железной маской — ещё одним сверхчеловеком, управляющим радиоволнами и устраивающем самосуд прямо на улицах. В итоге эти двое обязаны сойтись в решающей схватке друг с другом.

Исия, несмотря на прошедшие годы, не потерял хватку и по-прежнему снимает драйвовое, бунтарское кино, только в этот раз — более сказочное, фантастичное, похожее на комикс, будто в последний раз оглядываясь на жанр, у истоков которого он стоял.

Он старательно соблюдает панковский дух — в фильме постоянно на заднем фоне кричит невидимый рассказчик и появляются надписи, в духе «Он проводит электричество! Он разговаривает с рептилиями! Он настоящий мужик!». Иероглифы искрятся, рассыпаются на части, да и всё здесь будто пропитано зарядами тока.

И опять опутанный проводами мегаполис: антенны, здания, спутниковые тарелки, и главное — мобильные телефоны, которые появляются в руках у горожан. В одной из сцен криминальный босс крутит мобильник как револьвер и засовывает его в своеобразную кобуру у себя на поясе. Маленькая деталь, но как же она бросается в глаза — время монструозных аппаратов уходит в прошлое, технический прогресс всё же одержал верх и окончательно проник во все сферы жизни.

Громовой Будда так вообще, чтобы выслеживать свои цели, активно пользуется компьютером и GPS — наступление 2000-х сделало мусорно-индустриальную стилистику жанра устаревшей.

Тут крайне мало диалогов и очень много музыки. Ещё бы, Исия не упускает шанса наполнить фильм всеми переливами электрической гитары и шумом барабанов: будто опять смотришь не кино, а слушаешь безбашенный панк-концерт.

Камера, как в первых его фильмах, неуправляема — летит над асфальтом и тротуаром, выворачивается наизнанку, крутится во все стороны, а чёрно-белая картинка придаёт всему этому бардаку какую-то трогательную ностальгию.

В какой-то момент Моррисон в кожаной куртке начинает играть на сломанной гитаре и будто прекращается в дух самого панка, того, что правил страной в 80-е и ещё живущего в Сого Исии, скучающем по прошлому. Оглушающая какофония звуков обладает физической силой — бытовые приборы во время исполнения взрываются и искрятся, окна разлетаются на кусочки, а «Глаз Дракона», как и положено, разбивает музыкальный инструмент о сцену и вырывавшись на свободу, несётся по улицам. Весь город позади него начинает мигать огнями из-за невероятной энергии, созданной импровизированным концертом.

Этим фильмом Исия как бы частично продолжает темы Цукамото и Фукуи, но тут разрушительным отношениям человека и технологий придаётся другая форма — два супергероя, не способные полностью контролировать свои силы, не трансформируются в чудовищных созданий, а насилие и жестокость выведены за рамки. На экране и вне кадра все просто безудержно веселятся, будто это последнее выступление любимой с детства группы.

И Исия снова снимает кино, которое больше полагается на чувства, нежели на историю — музыка и изображение сливаются в несущийся анархический визуально-звуковой ряд, который стоит вне рамок логики и классической киноформы. На титрах всё скатывается в хаос, словно накопившееся за эти годы и за время просмотра напряжение наконец-то взрывается, стремясь напоследок вышибить последние мысли из головы несчастного зрителя.

А японский киберпанк действительно заканчивается — главные режиссёры покидают жанр. Сёдзин Фукуи на десять лет уйдет из кино и займётся видеопродакшеном, Синъя Цукамото продолжит актёрскую и режиссёрскую карьеры, но это будут уже совсем другие фильмы, а Сого Исия тоже снимет несколько картин в XXI веке, правда они не смогут потягаться тем, что он творил в своей бунтующей юности.

В 90-е Японию ожидал тяжёлый финансовый кризис и «потерянное десятилетие» — ещё один удар по экономической утопии, по банкам и корпорациям, по государству в конце концов. И опять искусство обогнало жизнь, а полунищие музыканты оказались дальновиднее глав многомиллиардных компаний.

Удивительно, как получились тематически похожи друг на друга «Акира» (1987) и «Тэцуо» (1989). Синья Цукамото в интервью говорил, что не вдохновлялся аниме Кацухиро Отомо, а значит действительно было там что-то в воздухе, витало между небоскрёбами, заставляя творческих людей мыслить одинаково.

Токио уже тогда напоминал город будущего, словно здесь давно наступил киберпанк. Возможно, поэтому режиссёры-бунтари видели то, что другие не видели, ощущали то, что до других дойдет только через несколько лет.

Кино менялось так же, как менялась реальность за окном — истории о якудза и самураях приелись, новое поколение закономерно требовало себе новых героев. При этом, обретающие голос субкультуры становились всё более шумными, и они тоже хотели что-то про себя снимать.

Японский киберпанк оказался локальным и очень недолговечным жанром. Всего несколько режиссёров, горстка фильмов и главенствующая идея, насквозь проходящая через все картины движения — жуткий постчеловек, появляющийся на горизонте настоящего.

Вызывающие визуальные и звуковые приёмы не оставляющие и кирпичика от фасада классического японского кино. Разрушение привычной структуры посредством экспериментов — это был истинный авангард, контркультурный укол прямо в мозг, попытка докричаться до упоённых прогрессом.

И музыка — японский киберпанк и панк-сцена были связаны так же, как Тэцуо был связан со своими стальными механизмами. Они дополняли друг друга, подпитывали, передавали идеи. Это просто не могло возникнуть в другое время и в другом месте — Япония 80-х стала инкубатором для концептов и метафор, которые на голову опередили своё десятилетие.

Уничтоженный посредством индастриала звук, изнасилованное безумным оператором изображение — они разрушали, как настоящие варвары, давно укоренившиеся иерархии, ещё более обнажая это возникающее несоответствие между живым и искусственным, между модерном и постмодерном, между формой и содержанием.

Во всех этих фильмах можно ясно увидеть тревогу и беспокойство, предчувствие апокалипсиса, конца света, при котором привычная реальность исчезнет, а на её месте возникнет другая. Та, где технологии возьмут верх над человеческим, где люди окажутся связаны проводами и трубами с железными машинами. Что ж, с последним немного ошиблись, но всё остальное — сбылось.

Тогда, в 80-х, группа японских режиссёров-любителей сотворила пророчество — на исходе тысячелетия они в страхе увидели, что грядёт. Трансформация тела предрекла трансформацию духа: из нас не выросли железные шипы, зато мы все стали технологическими наркоманами, не способными прожить и дня без металлического прямоугольника в своих руках, без социальных сетей и пожирающего свободное время цифрового пространства.

Сегодня дети практически рождаются с айпадами в руках — знай это авангардисты 80-х, они бы с удовольствием поставили очередную шокирующую сцену, где ребёнок и планшет сливаются вместе в тошнотворную массу. Человек и компьютер действительно сплелись в единое целое — пусть это вышло не так зрелищно, как в «Тэцуо», но это всё же случилось. Если не физически, то ментально. И кто знает, что из этого хуже.

Пройдя путь от разухабистых байкерских анархических протестов до телесных трансформаций и психических страданий, японский киберпанк оказался злее, жёстче и правдивее своего западного собрата. Когда в Голливуде строили декорации городов будущего, на Востоке вовсю кричали об опасности грядущих перемен.

Собранные из мусора, сделанные вручную, сейчас эти картины выглядят отчаянным посланием, и после них становится понятна такая простая и до боли очевидная мысль: Тэцуо — это не просто герой одного японского фантастического фильма.

Тэцуо — это теперь все мы.

#истории #киберпанк #лонг #золотойфонд