«Тёмный город» — слон, которого не заметили
Или коктейль а-ля антиутопия, нуар, научная фантастика.
Фильм режиссёра Алекса Пройаса увидел свет в 1998-м году. Безупречно стильное кино, которое нарочито копирует классику жанра нуар и умело заворачивает это дело в антиутопическую обёртку. Визуальный ряд местами выглядит убедительнее сценария, что не удивительно, когда тема ленты — душа. В таком случае тяжело избежать противоречий — неразрешимых, а порой и алогичных.
(Это не пересказ событий фильма, а эссе. И всё-таки некоторые не столь ужасные спойлеры неизбежны).
Я проснулся и понял — беда...
Так бывает. Ежедневно просыпаешься в полной уверенности, что ты — это ты. Воспоминания, чувства, друзья, работа, хобби — всё при тебе. Возможно, жизнь кажется рутиной. Череда однообразных дней сливается в месяцы, а месяцы — в годы. И нет этому ни конца ни края. Ты многое видел, понимаешь жизнь, людей, имеешь кое-какое представление насчёт мира, в котором живёшь. Словом, ты знаешь, как и почему оказался именно здесь и сейчас.
В объективной реальности память служит человеку своеобразным компасом. «Тёмный город» поднимает занятный вопрос: останешься ли ты собой, отними у тебя память? Вернее, даже так: что определяет тебя — душа или память?
А теперь вообразите, что человеческая память — колода карт. Можно тасовать как душе угодно. Раздающий играет людьми, как подросток персонажами Sims. Сегодня ты государственный служащий, завтра — художник-провокатор, вдохновляющийся прозой Сорокина. Главное, ты-то не в курсе — всё как так и надо. Не помнишь, кем был вчера.
В отличии от компьютерных болванчиков, нутро человека имеет хаотичную природу. Если получилось вживить чужую память 99 раз, не факт, что сотая попытка будет успешной. Главный герой «сбойнул» и сам превратился в «крупье». Бесконечная нуарная ночь, фетровые шляпы, музыка, угнетающе-замкнутая архитектура города резко контрастируют с единственным воспоминанием о райском местечке на берегу океана — Shell Beach. Память о нём чудом сохранилась в мозге Джона Мёрдока.
Мифический Shell Beach знают все жители города, но, что странно, дорогу туда не помнит никто.
Слои реальности один за другим раскрываются по мере того, как Мёрдок докапывается до истины. И то, что является ему в конце пути не похоже на хэппи-энд. С одной стороны, Мёрдок освободил жителей «тёмного» города от власти эксплуататоров, с другой — ему ничего не остаётся, кроме как примерить на себя их роль и сменить «минус» на «плюс» в системе: сделать из дистопии — утопию. Беда в том, что утопия эта — целиком фальшивка, иллюзия созданная силой мысли «крупье». У системы поменялся хозяин, но её кровь, механизмы остались прежними. Стилистически это похоже на смену декораций ночного L.A. на солнечные пляжи Майями. Да, жизнь станет чуточку приятнее, но не стоит забывать: если обклеить коровник фотообоями с изображением полей у подножия Пиренейских гор, коровником он быть не перестанет. Да и вряд ли коллективное «Шоу Трумана» можно назвать идеальным местом для человечества.
Так душа или память?
Ответ на этот вопрос Алекс Пройас даёт однозначный — душа. Романтично и выспренно, каковой и вышла концовка фильма. Бог знает сколько лет люди жили чужой памятью, с еженочными перетасовками в городе и обществе, но только единицы заметили неладное. И те сошли с ума. Мёрдок ни с того ни с сего эволюционировал и приобрёл способности незнакомцев-настройщиков. Как, отчего, почему — объяснения слишком натянуты. Почему именно он? Неизвестно. На месте героя мог оказаться любой житель антиутопии. Память об океане символизирует живую душу Мёрдока. Но мы не знаем, что бы сделал Джон, не будь в нём воспоминания о Shell Beach. Куда бы в таком случае устремилась его душа? Как известно, красота спасёт мир — Мёрдок всего лишь разрушил уродство вокруг себя и проторил дорожку к красоте.
А если бы у него не было понятия о красоте? Тёмный город, родом из кинематографа середины XX-го столетия, был бы единственным, что Мёрдок когда-либо знал. Герой бы стал одним из незнакомцев или же разрушил всё к чёртовой матери — стремиться было бы некуда. Выходит, память важна не меньше души, но фильм как будто не акцентирует на этом тезисе, а говорит об обратном. Отсюда противоречия в репликах героев, на которые искушённый зритель обратит внимание.
Разумеется, все огрехи можно списать на человеческий хаос, так получится жизненнее: сначала утверждаю, что память — ноль без палочки, а затем показываю, как детское воспоминание помогло герою построить новый мир. Зритель волен в интерпретациях и фильм ни разу не стесняет его в выборе трактовки. Автор этих строк ищет смысл ленты в синтезе души и памяти.