«Оппенгеймер» и искусство Нолана обходить острые углы

Роберт Оппенгеймер – милитарист или мученик-гуманист?

Зачастую литературная первооснова гораздо богаче на детали и смыслы. Понятно что из книги неизбежно вырезают побочные сюжетные линии и т.д., но из Оппенгеймера в фильме получился не просто чуть другой человек, а полная противоположность своего реального прототипа. Причём такие выводы относительно личности Оппенгеймера я сделал исключительно на основе той самой биографии Оппенгеймера за авторством Бёрда и Шермана, на которую в титрах ссылается фильм.

Все цитаты и факты, кроме пары случаев, я привожу из неё, а не пытаюсь разоблачить авторов с помощью альтернативных источников. Основной текст я подготовил ещё до просмотра фильма и, как оказалось, экранизация даже превзошла мои опасения. Хоть финальный посыл фильма мне скорее понравился (сцена с воображаемым ядерным взрывом - отличная), но, забегая вперёд, хочется спросить: а причём здесь реальный Роберт Оппенгеймер?

Сам фильм нарезан на мелкие эпизоды, постоянно кидая зрителя из 1950-х в молодость героя и обратно. И действительно, многое из показанного имеет реальные исторические корни, но каждый эпизод очень тщательно отобран, чтобы в историю не попало ничего лишнего. В итоге получается такой набор анекдотов, которые по отдельности довольно аутентичны, но все вместе очень слабо отражают реальную историю.

Я был очень удивлён тем, что многие заметки на эту тему отрицают историческую картину в целом, а сосредоточены лишь на том, насколько Нолан воспроизвёл отдельные ситуации и насколько верно процитировал героев. Но их совершенно не интересует что же фундаментального осталось за кадром. В двух статьях (1 и 2) на Кинопоиске, в меньшей степени в этом видео и некоторых других словно игнорируют всё, что было после 1946 года и каким человеком стал Оппенгеймер в этот период, а просто повторяют миф, рассказанный Ноланом.

Сразу скажу, в целом книга хорошая. О существовании Оппенгеймера я, конечно, знал и до этого, но то, что он был из очень-очень богатой семьи и учился в лучших университетах у лучших учёных США и Европы на деньги отца – это стало новостью. Я в деталях не представлял себе науку в те годы в США и то, что студенты университетов были изначально частью закрытого элитного клуба не для всех. В качестве наиболее естественного мне всегда представлялся путь, например, советского конструктора Владимира Челомея или руководителя советского атомного проекта Игоря Курчатова, которые стремительно поднимались с самых низов.

Для человека никогда не увлекавшегося темой американского атомного проекта и историей американской науки открытия будут поджидать почти на каждой странице. Мысль для многих очевидная, но для создания атомной бомбы нужна была огромная концентрация ресурсов и учёных со всей страны, а также решение массы организационных, логистических промышленных и междисциплинарных задач. Вот об этом в книге подробно рассказано. Рассказано настолько интересно, что мне тут же захотелось прочитать о том, как эта проблема решалась в СССР, в гораздо более тяжёлых условиях.

В отличие от фильма, книга идёт строго по хронологии и делится на две части: до создания и испытания первой атомной бомбы и после этого судьбоносного события. Причём первая половина написана лучше и подобнее. Первая половина книги даёт более или менее цельное представление не только о самом процессе разработки ядерного оружия и развитии науки, но и об эпохе в целом.

Почти треть объёма книги посвящено связям научного сообщества с коммунистической партией и разведкой Советского Союза. Так как на дворе была Великая депрессия со всеми её последствиями, описанные Стейнбеком и Драйзером, то коммунистическая идеология стремительно набирала популярность, а коммунистическая партия превращалась в «партию элиты», как сказал друг Орсона Уэллса. В неё массово вступали не только рабочие, но и учёные высшего эшелона, включая физиков.

Я был удивлён, но в фильме вообще не говорится об экономическом кризисе 1930-х. Там упоминается профсоюз учёных и мельком показано собрание коммунистов и их симпатизантов в доме Оппенгеймера, но ни слова нет о том, почему это вообще стало возможным, зачем нужно и откуда у этих идей такая популярность в США.

Поначалу эта отстранённость авторов книги от проблем окружающего мира выглядела как попытка взглянуть на мир глазами героя, выросшего в очень богатой и привилегированной семье (Мария Антуанетта ведь тоже редко видела мир за пределами Версальского дворца и потом удивлялась, когда революция началась), то ближе к концу становится ясно, что это сознательный уход авторов книги и особенно фильма от любых острых вопросов.

«Нельсон [связной Коммунистической партии с университетской общиной Беркли.] объяснил, что всегда старался держать Оппенгеймера «в курсе политики, но его позиции были не так крепки, как он стремился показать. <…> Ну, понимаете, он, вероятно, производит на вас, ребята, впечатление гения в своей области, я в этом не сомневаюсь. Но, что касается других областей, он был вынужден признавать свою слабость пару раз – когда пытался объяснить другим Маркса или объяснить Ленина. Вы понимаете, о чем я. Он не марксист».

Это типичное описание политических взглядов героев книги – никакой конкретики. Вот в чём выражался его «не марксизм»? Он посещал собрания Коммунистической партии, но в книге нет ни единого конкретного примера обсуждения хоть какого-то программного для партии вопроса. Компартия здесь представлена смесью литературного клуба и благотворительной организации.

Но тогда уже решительно не ясно с чего вдруг тысячи даже очень обеспеченных людей, рискуя карьерой, свободой, а иногда даже жизнью предпочитали именно полулегальную Компартию более безопасным реформистским альтернативам. Ведь по книге выходит, что коммунисты – это реформисты. Более того, не озвучиваются даже цели существования партии. В лучшем случае всё ограничивается рассказами о помощи бастующим рабочим, поддержкой жертв нацистов и помощью республиканцам в гражданской войне в Испании.

Вы не узнаете из книги позицию компартии США ни по одному вопросу, который бы радикально расходился с позицией администрации Рузвельта. Отчётливо становится видна попытка уложить историю компартии США 1930-х в ложе современного американского либерализма. Нолан в своём фильме не делает даже этого, уходя вообще от любой конкретики.

Более того, из книги напрямую выходит, что и у Оппенгеймера не было вообще никаких стройных и последовательных убеждений. Он просто приспособленец, который шёл за модными тенденциями и подстраивался под них. В 1930е была мода на коммунизм и пока за это фрондёрство не били по голове, он крутился в этой среде.

В книге приведён такой эпизод: «9 мая 1934 года более 12 000 докеров организовали пикеты портов по всему Западному побережью. К концу июня забастовка докеров практически удушила экономику Калифорнии, Орегона и штата Вашингтон. В начале июля власти попытались разблокировать порт Сан-Франциско, полиция забросала тысячи докеров слезоточивыми гранатами, в ответ вспыхнул бунт. Через четыре дня непрерывных стычек несколько полицейских открыли огонь по толпе. Трое рабочих были ранены, двое из них скончались. 5 июля 1934 года вошло в историю под названием «Кровавый четверг». В этот день губернатор-республиканец распорядился, чтобы Национальная гвардия Калифорнии взяла городские улицы под контроль». Вот к этому Оппенгеймер как относился тогда? Ничего не сказано. Он стал иначе относится после разрыва с коммунистами? Как именно? Опять ничего.

Но в фильме не будет даже этого. Если вас беспокоит обилие политики, то «Оппенгеймер» Нолана её почти полностью лишён. Она присутствует в гомеопатических дозах просто чтобы зритель совсем уж не выпадал из контекста эпохи: «Ну знаете, был плохой Гитлер и США объявили ему войну. Вторая Мировая ещё называлась. А потом началась Холодная война против СССР. Всё, этого вам хватит», – как бы говорит нам Нолан.

Из книги и тем более из фильма совершенно непонятно почему одно только обвинение в связях с коммунистами даже за пределами секретных проектов должно было «бить наповал» уже с конца 1930-х годов. А эти обвинения, между прочим, являются стержневыми для всего сюжета фильма. Если бы коммунисты смирно стояли на позиции «бессильного» осуждения, то правительству США с ними бы и не пришлось бороться.

Представ перед судом, лидеры компартии могли бы вызвать авторов книги в качестве свидетелей защиты и тогда бы стало ясно, что коммунистическая партия — это вовсе не «заговорщическая организация, имеющее целью и пр.», а просто литературный клуб либералов-реформистов. А Нолан бы утверждал, что это всего лишь незарегистрированный кружок поощрения всесторонних половых сношений. И вместо тюремных сроков коммунисты приобрели бы крайне пикантную для тех времён популярность.

На этом фоне не могу не похвалить российские биографии, которые выходят, например, в серии ЖЗЛ. Всё таки, советская наука научила современных российских исследователей хорошему. То, что человек – это продукт обстоятельств и воспитания загружен уже в оперативную память и в абсолютном большинстве биографий, которые я читал (а у меня только под бумажные издания целая полка отведена и ещё столько же на планшете), уже просто признак хорошего тона давать подробный исторический контекст происходящего и не стесняться во всех подробностях озвучивать идеологические и мировоззренческие установки своих героев. Взять хотя бы биографию Котовского в серии ЖЗЛ. Он тоже проходил идейную эволюцию и авторы советской и современной биографий каждый этот поворот в деталях описывают.

До начала Холодной войны Оппенгеймер вращался в среде коммунистов (его брат вообще был членом партии) и им сочувствующих, но в годы Маккартизма очень быстро и радикально совершил разворот направо. И вот что любопытно, из книги (из фильма тем более) мы ничего конкретного не узнаем о конкретных политических взглядах Оппенгеймера ни до, ни после начала Холодной войны. И это ведь научное исследование, а не художественное произведение.

Если в первой половине книги ещё затрагиваются вопросы расовой сегрегации в США, то во второй половине всё это полностью выпадает из поля зрения не только Оппенгеймера, но и авторов книги. Повествование очень стремительно сужается до личности самого Оппенгеймера, Принстонского университета и кабинетов в Вашингтоне. Подобные симптомы были и раньше, но второй половине авторы книги словно начинают стесняться взглядов своего героя и очень грубо игнорировать окружающую реальность.

Вот когда авторы пишут, что Роберт разочаровался в идеях коммунистической партии они что имеют ввиду? Что он перестал считать государственный институализированный расизм в США чем-то плохим или ему стала противна поддержка профсоюзов? Он перековался из противников фашиста Франко в его сторонники? Внятных ответов на эти вопросы не будет. Всего один раз на страницы книги прорывается намёк на то, что США – это на тот момент страна официального апартеида, как ЮАР.

«Слушание произвело на Фрэнка и Джеки впечатление сюрреалистического спектакля. Джеки пылала праведным гневом. Сидя в приемной комиссии палаты представителей в ожидании своей очереди давать показания, она посмотрела в окно и поразилась контрасту между мраморными зданиями на Капитолийском холме, окруженными ухоженными лужайками, и рядами ветхих лачуг, в которых обитало негритянское население. Рядом играли босые, оборванные дети. «Все они страдали от рахита и недоедания. Игрушками им служила всякая дрянь, подобранная на улице. Я сидела, читала, прислушивалась и смотрела в окно, то задаваясь вопросом, что со мной сделает комиссия, то все больше кипя от гнева, что какой-то тип смеет подозревать меня в антиамериканской деятельности», – это авторы книги пишут про брата Оппенгеймера Фрэнка и его жену.

И, в отличие от более именитого брата, Фрэнк никого не сдал. А вот Роберт на аналогичных слушаниях слил вообще всех своих друзей по первому же требованию (но не родного брата), чем уничтожил их карьеры в США. Покинуть же США и переехать даже в капиталистические страны они тоже не имели права. В ФБР опасались, что они смогут перебежать на сторону СССР, как это сделал итальянский физик Бруно Пантекорво.

«Его позиция убежденного противника дальнейшего использования ядерного оружия делала его крайне непопулярной фигурой в глазах американского правительства», - говорится в одной статье на Кинопоиске. Вот только это полная чушь и вообще не соответствует действительности. Мне вот интересно, авторы вообще читали книгу, которую цитируют? Исходя только из материалов самой книги, Оппенгеймер вообще не тянет даже на гуманиста, каким его пытается выставить Нолан и его добровольные помощники.

Даже в вопросе создания водородной бомбы он, по словам авторов книги, занял выжидательную позицию и выступил против её разработки только когда всё учёные высказались против:

«Еще в сентябре 1945 года Оппенгеймер составил секретный отчет особой научной экспертной группы, в состав которой помимо него вошли Артур Комптон, Эрнест Лоуренс и Энрико Ферми. Отчет рекомендовал «не предпринимать усилий [по созданию водородной бомбы] в настоящее время…» Однако о вероятности разработки такого оружия тоже «не следовало забывать». Отчет не ставил вопрос ребром. Официально Оппенгеймер не выдвинул каких-либо нравственных соображений».

А вот уже 1949 год:

«Не открывая своих собственных взглядов на супероружие, Оппи тем не менее ознакомил Бете и Теллера с отрицательным отношением Конанта к экстренной программе. Теллер, приехавший в Принстон с убеждением, что Оппи выступит против нового оружия, был даже рад, что великий ученый занял нерешительную позицию.

Оппенгеймер нарочно не стал высказывать свое отношение, пока все не выговорятся. «Он держал свое мнение при себе, – вспоминал Дюбридж. – Мы все выходили, огибая стол, и высказывали свое мнение, оно у всех было негативным». Лилиенталь расслышал, как Конант, «настолько побледневший, что кожа, казалось, стала прозрачной», пробормотал: «Мы уже создали одного Франкенштейна», как если бы желал сказать – зачем создавать еще одного? Раби вспоминал, что во время обсуждения в субботу и воскресенье «Оппенгеймер шел в фарватере Конанта». По словам Дина, «очень подробно обсуждались нравственные последствия».

«В июне 1951 года он выступил с неформальной речью на заседании Комитета по существующей опасности (членом которого был) – группы частных лиц, занимавшейся лоббированием укрепления обороны обычными средствами. Говоря без бумажки, Оппи высказался в поддержку реальной защиты Западной Европы, которая «сохранила бы Европу свободной и не разрушенной [ядерными бомбами]». «В лице русских, – закончил он, – мы имеем дело с варварским, отсталым народом, едва ли хранящим верность своим правителям. Нашей конечной верховной политикой должно быть избавление от атома в качестве оружия». Но вот последняя мысль надолго у него не задержалась.

«Насколько со временем изменилось его мышление, показывает то, что уже в 1952 году Оппенгеймер вслух рассуждал о вероятности превентивной войны, которую с ходу отвергал всего тремя годами раньше. В январе 1952 года Оппенгеймер имел беседу с братьями Олсоп, и Джо Олсоп заметил, что «доводы Оппи, откровенно говоря, были чертовски близки к идее превентивной войны – нам нельзя сидеть без дела, в то время как противник наращивает средства нашего несомненного уничтожения».

В феврале 1953 года Оппенгеймер выступал с речью в Совете по международным отношениям, и его спросили, имеет ли идея превентивной войны какой-либо смысл в современных условиях. Он ответил: «Я думаю, что да. Мое общее впечатление таково, что Соединенные Штаты физически переживут войну, не без ущерба, но переживут, если бы она началась сейчас и не продолжалась слишком долго». И это менее чем за год до его низвержения. Вот такие тогда были «гуманисты».

Никакого принципиального идеологического конфликта у крайне правого Оппенгеймера с правительством не было. В самой книге говорится, что свои «демарши» он согласовывал с президентом Эйзенхауэром. Это был апологет превентивной ядерной войны против СССР и его «варварского народа». На этом фоне даже Джордж Буш-младший выглядит почти пацифистом.

Зато был конфликт между демократической и республиканской партией, в которой Оппенгеймер со времён Рузвельта прислонялся к демократам. И был конфликт между сухопутными войсками и снабжением их тактическими ядерными бомбами и приоритетное вооружение ВВС стратегическими ядерными бомбами. Вишенкой на торте стал конфликт между самим Оппенгеймером и его научным и политическим оппонентом Строссом.

«Он легко приспосабливался. Когда бывал на коне, подчас вел себя очень надменно. А когда наступали плохие времена, умел прикинуться жертвой. Удивительный человек», - авторы книги цитируют его коллегу. «Став либералом он воспользовался своим звездным статусом, чтобы присоединиться к либеральному внешнеполитическому истеблишменту. Социолог науки Чарлз Роберт Торп выдвинул тезис, что даже «отлученный от внутреннего круга ядерного государства» Оппенгеймер тем не менее «в душе оставался сторонником основополагающего направления его политики». По мнению Торпа, Оппенгеймер сползал к своей «прежней роли военно-научного стратега победоносной ядерной войны и апологета правящей верхушки». Так казалось многим», – пишут авторы книги. И с такой оценкой личности Оппенгеймера я склонен согласится.

А вот ещё пример его «принципиальности»:

«Как и Эдвард Теллер, фон Нейман был ярым антикоммунистом. Однажды на вечеринке, когда речь зашла о начале холодной войны, фон Нейман спокойно заявил, что США должны нанести превентивный удар и уничтожить Советский Союз своим атомным арсеналом. «Я полагаю, что конфликт между США и СССР, – писал он в 1951 году Льюису Строссу, – с большой вероятностью приведет к “тотальному” вооруженному столкновению, и поэтому требуется произвести максимальное количество оружия». Оппи приходил в ужас от таких заявлений, но не позволял своим политическим воззрениям влиять на решения, затрагивающие постоянных сотрудников».

Вот только не ясно с чего вдруг он «приходил в ужас». Авторы книги никаких подтверждений не приводят. Они вообще стесняются приводить хоть какие-то «кухонные разговоры» со множеством его крайне-правых друзей типа Джозефа Олсопа, который в своей поддержке американского вторжения в Корею от первого до последнего не сильно выделялся на фоне ястребов, планировавших уничтожать советские города и которые якобы вызывали омерзение у Оппенгеймера. Точно такая же практика в Корее его не беспокоила вообще.

Как вы думаете какое место занимает в повествовании кровавейшая Корейская война 1950-1953 годов? Это, между прочим, война во время которой Трумэн на вопрос о рассмотрении применения атомной бомбы против Кореи и Китая ответил: «Всегда рассматривался. Это одно из наших вооружений». Естественно, такие рассуждения стали мировой сенсацией. А ведь были ещё планы генерала Макартура сбросить примерно 50 ядерных бомб на Китай и Корею. Так вот в книге война в Корее упоминается всего в одном абзаце.

«Оппенгеймер растолковал Мансфилду, что полезность ядерного арсенала больше зависела от «мудрости военного планирования и организации доставки, чем от количества бомб». Тем временем американские войска уже вели настоящую войну на Корейском полуострове. Оппенгеймер не выступал за применение атомного оружия в Корее, хотя и считал, что существует «явная потребность» в малых тактических ядерных боеприпасах, которые могли бы применяться на поле боя», – это всё, что сказано про Корейскую войну за всю книгу.

Точно также авторы стесняются показывать нам друга и покровителя Оппенгеймера Джорджа Кеннана. А ведь это одновременно ещё был и главный покровитель бывшего генерала СС Рейнхарда Гелена, а также сторонник привлечения высокопоставленных нацистов для борьбы с Советским Союзом, а вовсе не добрый-дедушка либерал-историк, каким его рисуют авторы книги. Это всё равно что сказать про Киссинджера – «дипломат, историк, политолог» и этим ограничиться. Не было никакой операции «Кондор», поддержки Пиночета и всего остального.

Если уж авторы книги и фильма нам не хотят озвучить взглядов Оппенгеймера по актуальным политическим вопросам, то я рискну предположить, что они напоминали нечто, что в своей книге «Без купюр» описывал кухонные разговоры с советскими диссидентами, чьи взгляды, в общем и целом, совпадали с американскими крайне правыми ястребами и милитаристами.

«...К сожалению, большая часть вечера ушла на долгий и бесплодный спор о Вьетнаме. В течение нескольких следующих лет мы регулярно спорили с нашими русскими друзьями на эту тему, и они, как правило, не понимали нашей антивоенной позиции. Особенно горячился Андрей Сергеев: он утверждал, что очень глупо с нашей стороны не уничтожать коммунизм везде, где только можно. Именно этот аргумент нам обычно и доводилось слышать от наших охваченных милитаристским пылом оппонентов. Иосиф [Бродский] склонялся скорее на его сторону, хотя <…> позже, в достопамятной словесной битве в Ленинграде, он был неумолим. Мы тогда от него услышали следующее: мне жаль это говорить, я люблю людей, но вы должны отправиться туда и сбросить на них водородную бомбу. “Это очень печально, но они же не люди”, – добавил он.

Мы вспомнили студентов, которые подвергались насилию со стороны властей на съезде Демократической партии США в 1968 году, в Беркли и других местах. Андрей заявил, что так им и надо: мол, если студенты собираются на митинги и протестуют, то "они превращаются из студентов в политиков". <…> Типичным для этой линии поведения были и выпады против чернокожих борцов за свои права. Не так уж плохо они живут, говорил Андрей, чтобы всерьез на что-то жаловаться.

<…>

В конце мы сказали, что переписывать такие законы, как свобода слова, следует с большой осторожностью (Андрей заявил, что свобода слова должна быть "не для всех", в частности не для маоистов). <…> Полушутя Иосиф сказал, что если бы сейчас в комнату вошел негр, он бы его не убил. Однако раньше он цитировал заявление американских правых о том, что превратить Вьетнам в автостоянку было бы лучшим решением для этой страны».

Наверное, разочаровавшись в своих прежних идеалах борьбы за расовое равноправие, какие-то такие разговоры вёл Оппенгеймер со своими крайне правыми друзьями типа Джозефа Олсопа. О том, что его взгляды были где-то в этом политическом спектре говорит и заключительная глава, в который он в отпуске активно общался с русским эмигрантом, который осенью 1941 года из Москвы перебежал к нацистам через линию фронта, служил им, а в 1949 году уехал в США и естественно до конца жизни ненавидел СССР своей нацистской ненавистью. И вот с этим прекрасным человеком у Роберта Оппенгеймера не оказалось политических разногласий. Но никакой конкретики нам на этот счёт опять же не дадут.

Я подозреваю, причины умолчания в том, что сегодня Оппенгеймер в американской истории является положительным персонажем, примерно, как Королёв в российской, только с ореолом мученика. И позволять ему, даже косвенно со страниц книги или экрана, отстаивать идеи, которые сегодня являются маргинальными даже в среде самих республиканцев-консерваторов, было бы сильным ударом по его образу жертвы тех самых консерваторов-маккартистов. А поэтому лучше эту тему обойти стороной.

«Фабулу следует рассматривать целиком. Так устроены романы – вот драматический момент, вот история человека, какие обстоятельства заставили его поступить так, а не иначе, что за личностью он был. Это и есть ваша задача – описать историю жизни человека», – как бы говорит из 1954 года близкий знакомый Оппенгеймера Нолану, который решил срезать все острые углы ещё сильнее, чем авторы книги.

Если бы за показанным в фильме не стояли реальные события, то можно было бы сказать, что автор художественного произведения забыл прописать своим героям мотивацию. Получился очень механистический байопик, который может с большими оговорками показать, что и как происходило, но пасует перед ответом на вопрос: «почему это произошло». Нолан просто не даёт героям выговорится. Как только появляется намёк на политику и идеологию, то нас тут же переносят в другой временной отрезок поближе к бытовым и чисто административным вопросам.

После прочтения книги я могу сделать вывод, что никакой он не мученик за идеи гуманизма и пацифизма, а обычная жертва аппаратных игр. Он переоценил свой звёздный статус великого учёного. К падению его привело непомерно раздутое самомнение и длинный язык. Насколько он был выдающимся учёном, настолько же оказался паршивым политиком. Оппи, как любитель восточной мудрости должен был выучить китайскую поговорку: «Язык – это лестница, по которой беда приходит в дом».

Не могу не отметить, что после прочтения книги фильм было всё ещё интересно смотреть, как иллюстрированное дополнение к книге. Ну и благодаря насыщенности событиями фильм не даёт скучать. Хотя это же и является его недостатком. Нолан спешит нарезать из жизни Оппи как можно больше открыток, не задерживаясь ни на чём дольше нескольких минут и не давая персонажам раскрыться, оставляя их плоской копией самих себя реальных.

#оппенгеймер #нолан #история #почитать #лонг