Совсем не «Белые ночи»: три повести об одиночестве и разрыве с реальным миром
Вы, скорее всего, уже слышали. На этой неделе выяснилось, что повесть Достоевского «Белые ночи» была невероятно вирусной в 2024 году. В Великобритании она стала четвертой по продажам переводной книгой, ею переполнен BookTok и другие соцсети. Эксперты нашли причины.
Первая — короткий объем, который позволяет быстро пополнить свою копилку прочитанного.
Вторая — запрос аудитории (в данном случае — молодежной) на истории об одиночестве и конфликте с реальностью.
Вот три не самых очевидных текста, которые по объему схожи с «Белыми ночами» и так или иначе затрагивают темы одиночества, разрыва с обществом и «настоящим миром».
Они, конечно, максимально отличаются друг от друга и книги Достоевского. Они разные во всем — по жанрам, смыслам, настроению. Это не рекомендации из разряда «если вам понравилось это, то читайте теперь вот это». Никаких аналогий с «Белыми ночами» здесь и близко не проведешь. Но тем не менее — это тоже короткие романы или повести, полные болезненного отчуждения и конфликта с миром.
Петер Хандке, «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым» (1970)
Как говорится, «все люди делятся на два типа»… и тех, кто с возмущением (или со скукой) вышвырнет эту книгу будет явно больше. Главный герой совершает жестокое преступление, но это не главное. Главное — что с ним происходит в принципе.
А происходит с ними примерно следующее:
Официантка пошла за стойку. Блох положил руки на стол. Официантка пригнулась и откупорила бутылку. Блох отодвинул от себя пепельницу. Официантка, проходя мимо, взяла с другого стола картонную подставку для пива. Блох отодвинулся назад вместе со стулом. Официантка сняла с бутылки стакан, который на нее нахлобучила, положила на стол картонный кружок, поставила на кружок стакан, опрокинула бутылку горлышком в стакан, поставила бутылку на стол и ушла. Опять начинается! Блох уже и не знал, что ему делать.
Конечно, это утрированный момент. На самом деле, событий достаточно много: герой ходит в кино и на футбол, без конца посещает рынки и бары, ввязывается в драки, встречается с девушками, ездит на поездах, автобусах, такси, попадает в какие-то передряги. Но все это лишь пелена. Тягостная, распадающаяся реальность человека, который смотрит даже на свои руки как на нечто чужеродное.
Все, что он видел, его раздражало; он постарался как можно меньше обращать внимания на окружающее.
Множество бессмысленных встреч, разговоров и действий, за которыми постепенно обнажается совершенно чудовищный кризис личности. И не только личности — автор говорит и о кризисе коммуникаций, и о кризисе всего общества. Сюжет здесь есть. Да, не самый выдающийся, но на его основе другой писатель мог бы сделать классический триллер. У Хандке тоже получился триллер, но очень и очень своеобразный. Его заслоняет поток рутины, мелких незначительных событий и случайно брошенных фраз. Однако судорожный нерв напряжения все равно проходит через весь текст и ни на секунду не отпускает героя.
Он был таков, каким себя видел, чем-то похотливым, непотребным, неуместным, оскорбительным. «Закопать! — подумал Блох. — Запретить! Убрать!» Ему казалось, будто он сам себя с омерзением ощупывает, но потом понял — это лишь сознание его настолько обострено, что он всей поверхностью тела воспринимает его, как осязание; словно это его сознание, его мысли накинулись, напали на него и его истязают. Он лежал беззащитный, не в силах защититься; с отвратительно вывернутым наизнанку нутром; не посторонний, а лишь до омерзения другой. Произошел какой-то толчок, и он разом утратил естественность, выпал из общей связи. И вот он лежит, до невозможности реальный; ему не найдешь сравнения.
Если вам понравился «Посторонний» Камю и «Тошнота» Сартра, то вот еще один нобелевский лауреат написал про отчуждение и, в некотором роде, обесценивание. Причем здесь пенальти? Есть формальная связка — главный герой был профессиональным вратарем. Но, естественно, все чуть глубже и вратарская метафора не раз всплывает в тексте под разными углами.
— Очень трудно отвести глаза от нападающих и мяча и не сводить глаз с вратаря, — сказал Блох. — Надо оторваться от мяча, а это прямо-таки противоестественно. — Видеть не мяч, а вратаря, как он, упёршись руками в колени, выбегает, отбегает, наклоняется влево и вправо, орёт на защитников. — Обычно его замечают, только когда мяч уже летит к воротам.
Сумрачная, тяжелая повесть. Такую особо никому и не порекомендуешь — потом проклянут. С другой стороны, это однозначно первоклассная литература, где автор идеально воплощает свою художественную задумку.
Денис Джонсон, «Сны поездов» (2002)
Грустная поэтичная история об американском рабочем-отшельнике, который трагически потерял свою семью. Я уже писал, что в этом году она получила премию «Ясная Поляна» в номинации «Пропущенные шедевры». Думаю, бум популярности этого писателя — именно народной, читательской — в России еще впереди.
У Джонсона особый, узнаваемый стиль. Он погружает нас в бытие Роберта Грэйньера, который построил хижину на (буквально) пепелище своей прошлой жизни. В текст вплетено множество небольших историй, каждая из которых отдает метафоричностью и так или иначе впитывает дух этой книги. Начинается все с китайца — запоминающегося эпизода, придающего особое настроение тексту. Мы видим как герой путешествует, валит лес, грузит мешки, заводит собаку, смотрит на поезда. Удивительным образом на маленьком пространстве создается огромное полотно одиночества и отчаяния на фоне бурной индустриализации страны.
Все, что он когда-то любил, обернулось прахом, но осталось полешко, которого она касалась, которое держала в руке.
Да, отчаяние в этой книге безусловно присутствует. Тихое, но пронизывающее. Иногда, впрочем, совсем не тихое.
….впоследствии, заслышав волков на закате, Грэйньер сам задирал голову и принимался выть во всю мочь — ему от этого делалось легче. Тяжесть, скапливавшуюся у него на сердце, вымывало, и, после вечернего выступления с хором волков Британской Колумбии, он вновь теплел, оживал.
И вот эти строчки про «теплел, оживал» очень важны. Во всем этом одиночестве, во всей этой жестокости, среди которой вынужден обитать главный герой, при всем его внутреннем отшельничестве — на такой странной и, казалось бы, непригодной почве рождается невероятно жизнеутверждающий посыл.
Грэйньер наслаждался этой работой, мышечным напряжением, пьянящей усталостью, глубоким отдохновением в конце дня. Ему нравилось, каким все вокруг было огромным, нравилось ощущать себя забытым и затерянным, а еще ему казалось, что здесь, под присмотром всех этих деревьев никакая опасность к нему не подберется.
Книга то, на самом деле, глубоко оптимистичная. Но это особенный оптимизм — не вера в хорошие события и исход, не надежда на лучшее, а некое примирение. Осознание величия мира, его простоты, масштабов, умение видеть его таким даже из грязной нищей лачуги, даже среди людей, полных насилия и боли.
Густонаселенные, непролазные, высокие леса обычно не позволяли ему увидеть, как просторен мир, но прямо сейчас он видел — в мире столько гор, что каждый может взять себе по одной.
Душевная и во многом терапевтическая книга, которая при этом легко и с интересом читается. В отличие от Хандке, такую можно смело порекомендовать. Я перед этим коротким романом залпом проглотил сборник рассказов Джонсона «Иисусов сын». Еще есть большая книга про Вьетнам — «Дымовое дерево». Ее пока оставил на будущее, ну не хочется так быстро «расправляться» с автором.
Адольфо Бьой Касарес, «Изобретение Мореля» (1940)
Произведение о виртуальной реальности, написанное во времена, когда о виртуальной реальности толком никто даже не заикался. Этот текст называют первой латиноамериканской научной фантастикой. Как я уже отмечал в «Лиге выдающихся рассказов» про Латинскую Америку, такой сюжет сегодня отлично бы смотрелся в «Черном зеркале», но что он делает здесь, среди текстов об одиночестве и разрыве с миром?
Постараюсь объяснить, хотя будет крайне сложно обойтись без спойлеров.
Итак, что мы имеем: беглый преступник прячется на пустынном безлюдном острове. Правда, как оказывается, не совсем безлюдном. Он сталкивается с удивительным явлением — изобретением некоего Мореля, который с помощью технологий пытается обрести своего рода цифровое бессмертие.
Повторяющаяся вечность может показаться страшной стороннему наблюдателю, но она удобна для тех, кто в ней заключен. Свободные от плохих известий и от болезней, они всегда живут словно впервые, не помня о прошлом.
На мой взгляд, в этой книге два главных героя: тот, от чьего лица ведется повествование, и Морель, создатель чудо-машины, во всю отсылающий к Фаусту. Девушку, в которую влюбляются оба, к слову, зовут Фаустина. В итоге сразу две истории. Одна про изобретателя, который по неведомым нам причинам пошел на странный и жестокий эксперимент (кое-что пришлось принести в жертву). Второй про человека, который оказался наедине с созданной им виртуальной реальностью.
Я мог бы коснуться ее рукой. Эта мысль привела меня в ужас. Было что-то жуткое в том, насколько ей безразлично мое присутствие.
На это произведение интересно смотреть в контексте сегодняшнего дня. Касарес создал атмосферный роман, где человек сталкивается с технологиями, которые обманывают смерть, но не несут жизни. Герой попадает в ситуацию, где реальность и иллюзия меняются местами, а он сам как бы утрачивает свою «телесность».
Хорошо, что я был мертвецом, страдавшим бессонницей.
Все это выливается в драматичный финал, актуальный для современных читателей и предвосхищающий темы, которые в своих книгах прорабатывал тот же Филип Дик. Что есть реальность и как иллюзия может заменить ее? В центре этого конфликта стоит сознание человека, теряющего связь с настоящим миром и пытающегося «встроить» себя в мир галлюциногенный, чтобы избавиться от одиночества. Плотный микс из научной фантастики, магического реализма, психологической драмы и философского романа о природе реальности.
Мой литературный телеграм, заходите, всех жду)
Скука смертная...
Охуеть, лонги про книги, удивил 🌚
И не такое бывает)
Белые ночи мегабаза, лучшее произведение Достоевского (потому что жиза)