Тачки, пушки и шансон: жизнь и приключения Михаила Шуфутинского
Подробно рассказываем о творческом, жизненном и мемном пути известного русского шансонье.
Третье сентября уже десятый год кряду отмечается как день Михаила Шуфутинского и его песни, посвящённой этой дате. Сегодня горят костры рябин и обещания, а календари вновь и вновь переворачиваются. В большинстве СМИ по такому поводу выходят подборки мемов и очередные интервью с виновником торжества.
Мы же решили, что стоит зайти чуть дальше классических острот о календарях и рябинах и рассказать о самом Михаиле: с головой погрузиться в его жизнь, перечитать и переслушать все его интервью и от корки до корки изучить автобиографическую книгу «И вот стою я у черты…».
Сразу отметим, что здесь нет информации о семейной жизни Михаила Шуфутинского — об этом он достаточно подробно рассказал, например, каналу «Россия 1». Мы же собрали музыкальные и околомузыкальные истории, разного рода воспоминания и байки, — от первых творческих опытов и до выхода всем известной песни.
Жизнь известного шансонье тянет на целый комикс: проблемы с советской властью, эмиграция в США, триумфальное возвращение в Россию, тачки, пушки, реальный бизнес и песни для души.
Шуфутинский шпарит джаз
Большинству слушателей Шуфутинский известен как эстрадный артист и шансонье, но начинал он совсем с другой музыки. В свои пятнадцать он всерьез увлёкся джазом, который передавали по радио «Голос Америки». Позже в музучилище он нашёл единомышленников, с которыми сколотил небольшой джаз-бэнд: фортепиано, контрабас и ударные.
Первое же выступление новоиспечённой группы обернулось скандалом: дело было на концерте студенческой самодеятельности, куда пришли важные шишки из райкома партии.
Программа была солидная: выступали струнные квартеты, пели дуэты, звучали фортепианные сонаты. Вдруг выходим мы. <…> И как начали мы шпарить джаз... Первую пьесу сыграли, директор училища Гедеванова в обмороке — ей стало дурно от нашей музыки. Вторую пьесу нам сыграть так и не дали, дружинники заставили покинуть сцену. Мы ушли с чувством глубокого разочарования и с еще большим желанием продолжать начатое дело.
Шуфутинский джемит с Пугачёвой
На год старше Михаила училась 17-летняя Алла Пугачёва — вместе с Шуфутинским они прогуливали пары, а вместо занятий академическим хором спускались в подвал, где устраивали джем-сейшны.
Просили кого-нибудь из отличников взять ключ на свою фамилию — отказать никто не мог, потому что я был авторитетом, — и начинали там джазовать. Я садился за рояль, кто-то приносил контрабас, Алла пела. Причём пела так же хорошо, как поёт сейчас (книга была написана в 1997 году — прим. ред.). Но тогда она исполняла песни на каком-то немыслимом полуболгарском, полуюгославском языке и по ходу придумывала такие словосочетания и приёмы, которых никто из нас, включая её саму, не знал. Однако получалось очень лихо, в такой ультрасовременной манере, к которой в Европе певицы пришли лет через десять. Мне страшно нравилось её пение.
Захаживала Пугачёва и домой к Шуфутинским. У бабушки Михаила вызывали негодование её волосы и юбка — слишком длинные и слишком короткая соответственно. Внук на это дело резонно отвечал: «Бабуля, ну если есть что показать – почему не показать».
Шуфутинский едет в Магадан
После училища Михаил играл в разных составах, временами гастролировал, становился всё более заметной фигурой. Вместе с этим он вызывал подозрения своей активностью и дружбой с неблагонадёжными элементами — диссидентами, спекулянтами-фарцовщиками. Однажды пара людей в форме, милиционер и КГБшник, вызвали его на «профилактическую беседу», где прямым текстом сказали: «Короче, Шуфутинский, не лучше ли вам уехать из Москвы?».
Шуфутинский внял совету, отправился в Магадан играть с оркестром в ресторане. В то время для музыкантов это был настоящий клондайк.
Деньги потекли рекой. Мне ещё в Москве говорили, что в Магадане хорошие чаевые, но, приехав, я просто обалдел — с какой быстротой мы набивали свои карманы. Причём давали их где попало — со всех сторон сцены, в фойе, когда перекуривали, и даже в туалете. Подходит пьяный рыбак, одной рукой застёгивает ширинку, другой суёт червонец: «Запиши "Моряк вразвалочку" для моего друга Толяна». Мы не успевали распихивать деньги по карманам.
Руководство ресторана «Северный», где играл Шуфутинский, не предъявляло особых требований к репертуару — главное, чтобы нравилось публике. А публика там была особенная.
Точно так же, как и в Америке, здесь бурлила пёстрая смесь разных национальностей. В Магадан стремились люди со всех уголков огромной многонациональной страны под названием СССР. Одни приезжали туда, потому что по каким-то причинам не могли находиться в местах, где проживали постоянно, другие оставляли свои города и деревни в погоне за длинным рублём. По-разному. Но все варились в одном котле. Кто-то выживал в этих условиях, кто-то не выдерживал и возвращался домой, а кто-то и погибал.
Жизнь в Магадане была прибыльная, но опасная: по ночам в городе легко можно было наткнуться на перо, а профессия музыканта предполагает ночной образ жизни. Нож Михаил не носил — всё-таки холодное оружие, статья. Во внутреннем кармане пальто он пришивал петлю и вставлял в неё молоток.
Впрочем, однажды и молоток не помог. Дело было днём, Шуфутинский обедал в ресторане со своей беременной женой Маргаритой, и тут к нему привязались пьяные моряки. Музыкант был назван «<гомосексуалистом> чернявым». Завязалась драка — трое на одного. В ход шли микрофонные стойки и прочее музыкальное оборудование. Когда ситуация стала критической, Михаил схватился за нож, но смертоубийство предотвратила его супруга — встала между ним и нападавшими.
Через много лет после концерта ко мне подошёл один из поклонников и сказал: «А помните драку с тремя моряками в Магадане? Одним из них был я!»
Шуфутинский знакомится с авторитетами
Несмотря на то, что сейчас среди хитов Шуфутинского преобладает любовная лирика, в его дискографии можно найти немало песен на криминальную и тюремную тематику. У исполнителей такого материала зачастую есть связи в соответствующих кругах — и Михаил не стал исключением.
Познакомился я с местными авторитетами. Первым среди них был Лёша Окурок — широкоскулый мордоворот, его до сих пор помнят многие магаданцы. Карманник и картёжник. В картах — настоящий профессионал. В Магадане он обычно «отдыхал», а «работал» по всему побережью, от Анадыря до Владивостока.
С этим самым Окурком у Шуфутинского чуть не дошло до беды. Во всём виновата женщина — «вызывающе сексуальная» Света, которая часто захаживала в ресторан, где играл Михаил, в поисках работы официантки. Местные мужики от неё глаз оторвать не могли, да и сам Шуфутинский в своих мемуарах признаётся, что порой они флиртовали — впрочем, довольно невинно.
Позже эта Света стала женой вышеупомянутого картёжника, который потребовал у героя нашей статьи объяснений. Михаил отбрехался, но навсегда запомнил недобрый огонёк в глазах Окурка.
Кроме того, Шуфутинский водил знакомство с Жорой Карауловым и Валерой Коробковым — сидельцами, авторитетами и большими меломанами.
Даже в изгоях общества, бывших уголовниках, отпетых рецидивистах, с которыми мне приходилось общаться и которые по-своему уважали меня, я находил много человеческого, тёплого, сердечного — чего в обычных людях не всегда и встретишь. Если бы они сами не предупреждали меня о своей судимости и не рассказывали о том, кто за что сидел, я никогда бы не заподозрил их в каких-то криминальных наклонностях. Нормальные, хорошие люди.
Шуфутинский отращивает бороду и едет на Камчатку
Роскошная, окладистая, чёрная со стильной проседью борода — самый узнаваемый визуальный образ, связанный с Михаилом Шуфутинским, яркое выражение его индивидуальности. Однажды она оказала ему добрую услугу.
После трёх лет в Магадане Шуфутинского одолела, по его собственному признанию, «охота к перемене мест». Слухи о его оркестре, который классно играет и хорошо зарабатывает, дошли аж до Петропавловска-Камчатского, где прибыль была вдвое больше магаданских.
Михаил решил податься на Камчатку, но оказалось, что попасть туда сложно — это была закрытая территория. Один из работавших там музыкантов, саксофонист Сёма Бельфор, прислал Шуфутинскому свой паспорт, чтобы тот проехал по нему. На фото в документе Бельфор красовался с бородой. Михаил тоже был бородат, и благодаря этому удачно прошёл паспортный контроль, хотя в остальном на человека с фотографии был совсем непохож.
На Камчатке заработок музыканта и вправду увеличился вдвое. Но были и свои минусы. В частности, однажды Михаил попал в настоящее землетрясение — проснулась Авачинская Сопка.
Я кое-как натянул на себя штаны, накинул пальто и с пятого этажа помчался вниз. Выскочил из подъезда. Земля гудела. Из здания больницы, что напротив моего дома, люди прыгали в снег с верхних этажей, ломали ноги. Некоторые выскакивали на улицу босиком или в одних сорочках. Суровая была стихия! Не меньшую опасность представляли собой снежные ураганы, налетавшие после землетрясений. За два часа они заносили дома и улицы и как минимум на неделю парализовали жизнь города. Единственное, чего я не сподобился увидеть на Камчатке — это цунами. Говорят, повезло. Не знаю, может быть...
Позже Шуфутинский ещё не раз столкнётся с землетрясениями, но уже в далёкой от Камчатки Калифорнии.
Шуфутинский собирает стадионы и уезжает в Штаты
После магаднско-камчатских приключений Михаил возглавил ансамбль «Лейся, песня» — писал для песен аранжировки и аккомпанировал солистам. Группа стала настолько успешной и популярной, что после первых же гастролей в «Комсомолке» вышла статья с громким заголовком «Хочу ребёнка от "Лейся, песни"», автор которой обвинял музыкантов в растлевающем влиянии на молодёжь.
Молодёжь, в свою очередь, от «Лейся, песни» была в восторге, встречала ансамбль зажжёнными факелами на стадионах. При этом группа никогда не появлялась на телевидении и не гастролировала за рубежом — Минкульт запретил коллективу заграничные поездки.
Никаких объяснений, никаких мотивировок. Хотя догадаться было нетрудно — в представлении чиновников от культуры ансамбль выглядел каким-то несоветским коллективом: одеты ярко, волосы длинные, у руководителя — борода, манера поведения на сцене вызывающая, репертуар — сплошная лирика, а где гражданственность, патриотизм, антивоенная тема и прочее?
Всё это нервировало и раздражало. Я постоянно ощущал себя под контролем недремлющего ока государства: не выделяться, не высовываться, ходить по струночке. Целая сеть больших и малых организаций следила за моим образом жизни: начальство, профком, партком, милиция, прокуратура, КГБ, плюс несметная невидимая армия завербованных и добровольных осведомителей. Практически не пострадав от советской власти, я каждодневно чувствовал её давление и собственную беспомощность в попытках хоть на время освободиться от этого гнёта.
В 1981-м Михаил Шуфутинский со своей семьей, то есть с супругой и двумя детьми, эмигрировал в США с твёрдым намерением больше не возвращаться. О своих первых впечатлениях от Нью-Йорка в своей автобиографии он пишет так:
Капиталистическое солнце сияло над головой, настроение было замечательное, и я всё время ждал: вот сейчас въедем в царство небоскрёбов, каменные джунгли, и мы замрем от восхищения. Нет, пейзаж не менялся: отдельные строения с облупившимися стенами, рекламные щиты...
Несмотря на то, что ожидания не совсем оправдались, Шуфутинские зажили в США достаточно хорошо: дети быстро выучили язык и пошли в хорошую школу, а сам Михаил устроился руководить оркестром в ресторане «Жемчужина» на Кони-Айленд.
Место стало очень популярно среди эмигрантов. Правда, после трёх месяцев успешной работы дела пошли под откос: кухня и сервис стали хуже, хозяева перестали ладить с посетителями, публики стало меньше. Точку в этой истории поставил пожар.
Полпятого утра, уже светало. Когда я выехал на Кони-айленд-авеню, которая упирается в Брайтон-бич, огромные клубы черного дыма заполонили всю улицу. Горел целый блок, или, иначе говоря, целый квартал — несколько магазинов, между которыми находилась и «Жемчужина». Район был оцеплен. Когда я подъехал, пожарные, взломав двери и окна, затаскивали внутрь шланги и поливали всё водой.
Часа через четыре нам разрешили войти. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять — делать там нечего, всё сгорело. Мы стояли в луже воды и тупо озирались вокруг. <…> От моего электропианино остался только остов, металлические стойки изогнулись, покорёжились, ударные тарелки даже оплавились. Аппаратура, под которую я занял шесть тысяч, в буквальном смысле сгорела синим пламенем.
Неизвестно, была это трагическая случайность или чей-то злой умысел. Но нью-йоркская карьера Шуфутинского на этом не окончилась — он уже успел стать звездой ресторанной жизни и получил приглашения в популярные среди эмигрантов заведения «Парадайз» и «Националь».
Шуфутинский начинает петь, порождает русский шансон и снимается в кино
Сейчас Михаила Захаровича трудно представить в каком-либо другом амплуа, кроме как могучего певца, но сам он себя долгое время вокалистом не считал и предпочитал роли аккомпаниатора, аранжировщика и бэнд-лидера. До Америки он пел разве что в магаднский период. В Нью-Йорке же по-настоящему раскрылся его талант как фронтмена, и именно там он нашёл свой репертуар.
Для русской эмиграции была нужна ностальгическая музыка — та самая советская минорная нотка, к которой люди привыкли. <…> Люди хотели получить то, чего они были лишены. А музыка и песни, свободные от цензуры, всегда были недоступны — и значит, всегда нужны, их всегда хотели. Поэтому, попав в Штаты и услышав, что у нас в эмиграции есть свои музыканты, певцы, артисты, которые поют свободно, приезжие из Союза приходили в восторг. Содержание тех песен было такое, за которое в Советском Союзе по головке не погладили бы, выкинули бы просто навсегда из эфиров.
<…> наши песни были более свободного содержания. Например, всякие хулиганские песни, магаданские. Тематика Севера, естественно, песни о заключённых, потому что полстраны было за решеткой. Так у нас образовался некий костяк. Появилось несколько артистов, которые развивались в этом жанре. Гораздо позже, через много-много лет, его стали называть русским шансоном.
Шуфутинский согласен считать себя артистом русского шансона, но негативно относится к термину «блатняк». На YouTube можно найти интервью днепропетровской передаче «Звезда по имени…» 1995 года. Непривычно сердитый Михаил Захарович сперва рассказывает об ужасных условиях в украинских гостиницах, а потом исчерпывающе высказывается по жанровому вопросу.
Это не блатные песни, это песни про людей. Просто люди волею судьбы оказываются в разных обстоятельствах. Один сидит в гримёрной и играет на рояле <…>, а другой работает на лесосплаве или пилит на пилораме за решёткой. У каждого своя судьба. Так сложилось. Но те — тоже люди. У тех тоже есть кровь такого же цвета, и такие же точно мурашки по коже. И хотят они под солнцем жить. Их приговорили к лишению свободы, но не приговорили к лишению человеческих условий жизни. Я считаю, что они тоже заслуживают какие-то песни. Они тоже любят, они тоже чувствуют.
На чужбине судьба вновь свела Михаила Захаровича с людьми, побывавшими по ту сторону закона. Одним из них стал одессит Саня Месман — «личность в эмиграции легендарная». В СССР он был чемпионом по боксу, но спортивная карьера оборвалась: Месман не выдал своих криминальных друзей, которые что-то натворили, отсидел почти десять лет, эмигрировал и в итоге занял должность главного менеджера в «Национале».
«Сане нравилось, как я пел про любовь, Одессу и тюрьму», — пишет Шуфутинский. Пение Михаила нравилось Месману настолько, что он предложил «записать всё это на кассетку». И не просто предложил, а выделил необходимую на запись сумму. Так и появился дебютный альбом Шуфутинского — «Побег».
Кстати, пока Шуфутинский записал ставшие впоследствии хитами песни «Бутылка вина» и «Таганка», в одной из соседних студийных комнат репетировала Мадонна.
Тогда она ещё не была той Мадонной, которую потом узнал мир. Это происходило до выхода её первого альбома. Она была очень жёсткой, орала на музыкантов и чуть ли не стегала их плёткой.
Однажды «Националь» стал киноплощадкой — снимался фильм «Москва на Гудзоне», история саксофониста из Московского цирка, который во время нью-йоркских гастролей попросил у США политического убежища.
Эпизодические роли в картине исполнили Михаил Шуфутинский и участники его оркестра. А самого саксофониста сыграл Робин Уильямс.
Мы показали ему, как правильно нажимать клавиши на инструменте, чтобы это выглядело правдоподобно. Что меня действительно потрясло, он моментально, буквально за несколько часов начал издавать какие-то звуки, он очень талантливый! Конечно, за эти три съёмочных дня мы выпили тонну кофе и съели тонны бутербродов вместе. Он очень любил слушать нашу русскую речь, когда мы разговаривали, и потом повторял.
Много позже, когда Шуфутинский уже вернулся жить в Россию, во время эфира на радиостанции ведущие позвонили Робину Уильямсу.
Он взял трубку, мы с ним поговорили, и, представляете, он меня вспомнил! Говорит: «Вы такой с бородой», — я отвечаю: «Да, да, это я!» Мы немного поговорили, он спросил, как у меня дела.
Так в очередной раз борода оказала Шуфутинскому услугу — небольшую, но приятную.
Шуфутинский едет в Лос-Анджелес и покупает оружие
За «Побегом» последовали новые альбомы. Кассеты с записями разлетались и становились хитами в эмигрантской среде. Вместе с этим росла известность Шуфутинского, и стало поступать больше предложений.
Самым заманчивым оказалось приглашение выступать в престижных лос-анджелесских ресторанах «Moscow Nights» и «Арбат».
Я полюбил Лос-Анджелес. Это настоящая Америка. Если Нью-Йорк — позолоченный город, пахнущий мочой, <…> и отнюдь не воплощение страны, то Лос-Анджелес даёт ощущение подлинного Запада. Красивый, чистый город, в котором всегда светит солнце. Если в году насчитывается больше десяти-двенадцати дождливых дней, год считается плохим.
Главный виток популярности Шуфутинского для современной аудитории, а именно её «мемной» части, начался с того, что в 2011 году в паблике MDK появилась картинка с бородатым американским рэпером Риком Россом и подписью «Я календарь переверну и снова 3 сентября».
Неизвестный автор мема попал прямо в цель. Михаил Захарович хоть и не практиковал речитативы в своём творчестве, но вёл жить настоящего «гэнста» — дружил с авторитетами, шикарно одевался, любил красивую жизнь, знал толк в отличных машинах и ходил с пушкой.
К красивому оружию я питал слабость, и когда увидел в витрине магазина «Вальтер» штучного изготовления, с инкрустированной ручкой и всякими позолоченными причиндалами, то желание немедленно приобрести пистолет оказалось сильнее некоторой робости перед его ценой. А стоил он недёшево — тысячу двести долларов.
Однажды он ехал на своём 500-м «Мерседесе» по Лос-Анджелесу после концерта и превысил скорость, за что был остановлен патрульной машиной. Полицейский попросил предоставить водительское удостоверение. Документ лежал в багажнике. Там же Михаил Захарович хранил и свой «Вальтер»...
Я выхожу из машины, поднимаю крышку багажника и пытаюсь вытащить права, едва приоткрыв чемоданчик. Не сомневаюсь, что мне не удалось скрыть волнение, и мои манипуляции вызвали подозрение. Я уже почти достал права, как полицейский неожиданно набросился на меня и завалил на асфальт. Подбежал второй, и я ощутил, как на моих запястьях щелкают наручники. Со свиданьицем вас, Михаил Захарович!
Меня посадили в полицейскую машину. «Мерседес» обыскали. Наверное, они подумали, что я какой-нибудь торговец наркотиками, раз в таком шикарном костюме, на «Мерседесе», ночью, с оружием.
Ночь Шуфутинскому пришлось провести за решёткой, но утром явился начальник, и музыканта отпустили без залога, но назначили суд по статье «спрятанное оружие». Михаилу Захаровичу посоветовали адвоката — довольно дорогого, который запрашивал две с половиной тысячи только за то, чтобы взяться за дело.
И надо отдать ему должное, «лоер» меня «отмазал». Мне даже не нужно было являться в суд. Адвокат сам пошёл туда и доказал, что я ехал со стрельбища и просто забыл разрядить пистолет. Я лишь заплатил ещё тысячу долларов штрафа за превышение скорости, а мог получить год тюрьмы или условно.
Шуфутинский открывает ресторан и прогорает
В восьмидесятые годы у Шуфутинского вышли начинённые шлягерами альбомы «Атаман» и «Атаман-3» (была и вторая часть, но официально эта запись никогда не издавалась). Его оркестр тоже назывался «Атаман» или «Атаман-бэнд». И когда Михаил Захарович решил попробовать свои силы в ресторанном бизнесе, за названием далеко ходить не пришлось.
Упомянутый выше Саня Месман предостерегал Шуфутинского: «Ты не знаешь этого, всё может кончиться плохо». Но музыкант не прислушался к мудрому совету, и в Лос-Анджелесе был открыт ресторан «Атаман».
Открытие «Атамана», состоявшееся 4 декабря 1987 года, обернулось для нас маленьким кошмаром. Началось с того, что метрдотель неправильно распланировал столы по заказам — люди расталкивали друг друга, то там, то тут вспыхивали стычки и скандалы. Кроме того, в погоне за прибылью мы поставили слишком много столов, и в возникшей теснотище невозможно было нормально встать со своего места, не беспокоя других. И самое неприятное — людям не понравилась наша кухня. <…> От полного фиаско в какой-то мере спас оркестр.
Примерно в таком же режиме «маленького кошмара» ресторан прожил два года. Шуфутинский не получил с него ни цента прибыли, предприятие выживало за счёт кредитов и проведения свадеб. Впрочем, были и светлые моменты.
Ко второму году работы мы немного освоились и стали более или менее понимать специфику ресторанного дела. Этот период по времени совпал с участившимися поездками в Лос-Анджелес советских артистов. И все они приходили ко мне — Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха, Саша Градский, Миша Боярский, Алиса Фрейндлих, Булат Окуджава, Владислав Стржельчик, Людмила Гурченко, Карцев и Ильченко, Макаревич с «Машиной времени»…
Меня все знали, и я всех принимал. С большим трудом, испытывая значительные финансовые трудности, я всё-таки изыскивал возможность угостить людей, которые приходили к нам в ресторан. Каждому из них я устраивал концерт и помогал каким-то образом заработать деньги. Ребята из «Машины времени» вообще оказались в бедственном положении: их поездку организовала какая-то благотворительная компания, привезли, кажется, не в тот штат, денег ни копейки не платили. Я их пригласил, обогрел, устроил им концерт — они собрали немножко деньжат...
Несмотря на все усилия, история ресторана «Атаман» окончилась крахом — всего на этой истории Шуфутинский потерял порядка двухсот тысяч долларов. Впрочем, своё имущество — дом, «Мерседес» и рояль — он всё же сохранил и остался на плаву.
Многие злорадствовали по поводу моего краха, но были и такие, кто искренне сочувствовал и понимал, что я с самого начала полез не в своё дело. Мне надо было только музыкой заниматься, а не рваться неведомо куда.
Позже Шуфутинский вместе с приятелем Борисом Громадским собирался открыть ночной клуб на Гавайях, но этот план так и не был реализован.
Шуфутинский возвращается
Пока Шуфутинский метался между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, открывал и закрывал клуб, снимался в кино и гонял на «Мерседесе», его кассеты понемногу расходились по Советскому Союзу. В итоге к концу восьмидесятых песни Михаила Захаровича звучали уже в каждом ресторане, в каждом доме, из каждого автомобиля страны. И, конечно, ему стали поступать предложения о гастролях.
На родину Шуфутинский вернулся в летом 1990 года. Первые концерты прошли в Киеве. Чтобы вместить всех желающих услышать кумира, потребовался огромный Дворец спорта. Успех был невероятный.
Вы понимаете, что такое смотреть на 10 тысяч человек, которые тебя с нетерпением ждут? Это как ядерный взрыв. Они взорвались все. Каждую песню, которую оркестр начинал за моей спиной играть, они уже знали, они уже аплодировали. Я был у них у каждого в кармане. И они меня так встретили, что я почувствовал себя впервые за многие годы по-настоящему счастливым человеком.
За летние месяцы Шуфутинский объехал всю страну и дал порядка 70 концертов при полном аншлаге. Возвращаться после такого к скромным выступлениям в ресторанах Лос-Анжелеса было немыслимо, и наступила эпоха постоянных гастролей — уже по совершенно новой стране. О том, в каких условиях эти гастроли проходили, красноречиво говорит одна из историй:
Челябинск. Городская гостиница. Семь утра. Открываю глаза и вижу в своём номере человека в марлевой маске. Ничего не понимаю. А человек по-хозяйски распыляет какую-то жидкость, окна настежь распахнуты. — Извините, как вы вошли сюда? — А у нас ключи от всех номеров. — Но я здесь сплю, я ещё не умер. — А у нас приказ — провести дезинфекцию от тараканов.
Также во время одной из поездок Шуфутинскому приставили двух амбалов-телохранителей. Музыкант не понимал, зачем это надо, и говорил: «Для братвы я вообще как бы свой».
Шуфутинский записывает «Третье сентября»
За свою жизнь Михаил Шуфутинский записал колоссальное количество песен, и хитов среди них было немало — «Пальма де Майорка», «Наколочка», «Левый берег Дона»… И хотя в стриминговых сервисах, к примеру, на первом месте красуется знойный хит «Манджанджа», именно «Третье сентября» стала талисманом Шуфутинского – так же, как его борода.
Эту песню написали Игорь Николаев и Игорь Крутой. Мы на гастролях стояли на лесенке какого-то театра. Я между двумя Игорями говорю: «Пацаны, я могу загадывать желание. Вы для меня напишите песню, а я её спою».
Сентиментальный текст о расставании написал Николаев, а музыку — Крутой. Получилось здорово: на российской эстраде не так часто встречались шестиминутые баллады с синтезаторами в стиле Pink Floyd, изысканными гармоническими ходами и гитарым соло.
Несмотря на хитовый потенциал, в первые годы песня была не так уж популярна, и сам Шуфутинский на неё не ставил: «ну медляк и медляк». Впрочем, свои поклонники у неё были.
Я выступаю на радио, в прямом эфире, пою песни, в том числе и «Третье сентября», а люди звонят на студию и задают мне вопросы. <...> И вдруг я слышу: «Мишаня, привет. Мне всё понятно, но вот, знаешь, у тебя песня есть: там второго было вроде всё ништяк, а на следующий день какой-то кипиш вышел. Что там случилось третьего числа?
Шуфутинский становится мемом
Шуфутинский долго жил между двумя континентами, и окончательно переехал в Россию только в 2003 году. В том же году вышел альбом «Бум-Бум» с суперхитом «Марджанджа» в восточном стиле.
Вслед за ним вышла совместная с Ириной Аллегровой запись «Пополам». Это настоящий концептуальный альбом, где сам Шуфутинский убедительно отыгрывает образ сидельца, а Аллегрова – роль женщины, истязающей себя ожиданием.
В целом же страсти в жизни артиста несколько поутихли. На рубеже нулевых и десятых русский шансон стал превращаться в нишевый жанр, и Шуфутинский вместе с прочими артистами имел все шансы стать подзабытым героем прошлых лет, осесть в магнитолах такситов-ретроградов, вовремя не переключившихся на русский рэп. Но Интернет иначе решил судьбу артиста.
После той самой публикации в MDK популярность Михаила Захаровича стала нарастать: из года в год на третье сентября соцсети полнятся мемами, а сам музыкант идёт нарасхват – интервью, концерты, корпоративы.
Более строптивый артист был бы недоволен такому раскладу – как, например, Radiohead, которые из принципа не играют на концертах свой главный хит «Creep». Но Михаил Шуфутинский – не Том Йорк, и мемы про третье сентября и костры рябин он только приветствует.
Это потрясающая реклама, за которую я ничего никому не должен. Мне кажется, это замечательно. Если об этом говорят, значит, для людей это значит что-то. Если говорят много, значит, для них это много значит. А что может быть приятнее для исполнителя, чем когда песня, которую он спел, стала популярной и любимой, о ней постоянно говорят и придумывают шутки, сочиняют какие-то истории.
В эпоху мимолётной интернет-популярности мем про «Третье сентября» оказался удивительно живучим: в этом году ему уже десять лет, но в соцсетях костры рябин горят с новой силой. Так записанная почти тридцать лет и подзабытая в своё время песня обеспечила артисту безбедную старость.
К слову, для Михаила третье сентября — двойной праздник. Это не только мемный день, в который все вспоминают известного шансонье и благодарят его за труд, но и день рождения его старшего внука. В общем, не смотря на то, что дата посвящена достаточно грустной песне, сам день для Михаила — исключительно радостный.
Можно долго рассуждать о причинах популярности именно этой песни из всего многообразного творчества Шуфутинского, но самому артисту всё очевидно: «Потому что я её так спел хорошо».
Молодой аудитории Михаил Шуфутинский известен в основном по мему про третье сентября, который радует одних и раздражает других.
Но на деле шансонье прожил интересную и увлекательную жизнь, и даже на закате лет не растерял своего обаяния и своей открытости всему новому — даже новым мемам. Словом, Михаила Шуфутинского есть за что вспомнить в любой день любого другого месяца.
Лучше лонга на DTF уже никогда не будет.
Лонг по Сватам 💪💪💪
А вдруг еще лонг по "Солдатам" сделают, ё-мае!
У меня день рождения сегодня и каждый раз мне высылают эти мемасики, так что Миша уже родным стал.
С днюхой тебя.
Присоединяюсь к Саниным поздравлениям. С днюхой! Пусть жизнь становится только лучше, а мечты - сбываются. Делай, что хочешь, ведь жизнь одна, но не увлекайся, а то тебя настигнут адепты УК РФ.
С днем печенья!