Интервью Playboy: Винс Макмэн

Это перевод одного из немногих больших интервью Винса Макмэна для февральского выпуска Playboy 2001 года, которое отлично состарилось. Первая часть текста — про американский футбол, если вам совсем не близко, начинайте чтение с гифки с Вэлом Венисом.

Приготовьтесь к футболу с рейтингом для взрослых. После «Супербоула» (где показывали примадонн-трусишек) начинается совершенно новая игра с мячом. Игра, в которой больше крови, кишок, ударов по яйцам и просто буйства, чем когда-либо могла дать вам холодная, корпоративная «Национальная лига футбола».

Такова шумиха, во всяком случае. И как бы вы ни называли это — XFL-пиар или XFL-буллшит, эта новая профессиональная лига — смелая ставка основателя XFL Винса Макмэна, хайпмастера с яйцами, такими же блестящими, как шоу рестлинга, которые сделали его миллиардером.

Завоюет ли XFL американских футбольных фанатов? NBC достаточно высоко оценил шансы лиги, чтобы инвестировать в нее 50 миллионов долларов и показывать игры XFL в прайм-тайм. Причина? Макмэн, убийца гигантов, который превратил рестлинг из заурядного зрелища в телевизионного тяжеловеса, более популярного, чем футбол колледжей или НБА. Он стал звездой, который превратил Стива Вильямса и Дуэйна Джонсона в Стива Остина и Скалу, два самых больших имени в индустрии развлечений. 55-летний Макмэн — это человек, который создал современный рестлинг, признав, что этот вид спорта ненастоящий. Он позволял фанатам понять его соль, а затем продолжал ошеломлять их безмерно нелепым шоу, безумным ситкомом или сериалом, полным непристойных шуткок, закулисных интриг и оперными войнами на ринге. Подделка? Конечно! Все это знали, и миллионы фанатов World Wrestling Federation подыгрывали им. В отличие от обывателей, поклонники WWF разбираются в современных средствах массовой информации: на одном из еженедельных шоу Raw Is War фанат Макмэна держал табличку с надписью «Monday Night Football — фальшивка».

Что настоящее, а что поддельное? Макмэн знает разницу. И из всего того, кем он является — глава WWF, дерущийся актёр, играющий злого мистера Макмэна в собственных шоу, создатель XFL, гордый отец, похотливый муж, медиа-магнат из Forbes 400 — он прежде всего боец. Его подвиги на ринге могут быть мыльной оперой на стероидах, но если вы выступите против него в зале заседаний или в подворотне, вас просто изобьют.

Макмэн вырос в Хэвелоке, Северная Каролина, с жестоким отчимом и характером, тяжелее трактора. Он научился грязно драться. После нескольких лет уличных драк и мелких преступлений юного Винса отправили в военное училище, где он попал под трибунал. Но каким-то образом он не пробыл в тюрьме так долго, что смог с головой окунуться в игру, такую же безрассудную и грубую, как и он сам, игру, которая была у него в крови.

Во время поездки в гости к своему настоящему отцу (человеку, давно разведенному с бойкой, пять раз состоявшей в браке матерью Винса), мальчик получил возможность взглянуть на бизнес отца: рестлинг, «спорт», в котором участвовали рычащие мужчины в обтягивающих костюмах, которые, как правило, выбивали друг из друга все дерьмо. Это было то же самое шоу, которое промоутировал его дед до того, как отец Винса стал хозяином, и мальчик сразу же подсел на него. Но отец посоветовал ему найти более стабильную работу. «Найди хорошую государственную работу», — сказал отец. Только после долгих лет ожидания и настойчивых просьб Винсу Макмэну разрешили промоутировать несколько шоу на задворках отцовской сцены.

Остальное — чертовски интересная сюжетная линия: жаждущий молодой торгаш превращает региональную сцену в национальное зрелище, швыряет тела конкурентов по кабельному телевидению, становится знаменитым, расширяет свою империю на экшн-фигурки и рестораны, зарабатывает первый миллиард, уезжает на 150-миллилитровом мотоцикле в закат.

Вот только в этой истории всё не так просто, как кажется. На самом деле дорога Макмэна к вершине была полна выбоин. Было банкротство, федеральные обвинения в том, что он распространял стероиды среди рестлеров, война в СМИ с Тедом Тёрнером. Были проблемы в его браке с Линдой Макмэн, школьной красавицей, которая стала его женой и исполнительным директором WWF. Смерть звезды WWF Оуэна Харта в результате несчастного случая на ринге и решение Макмэна позволить шоу продолжаться после того, как тело Харта было увезено.

Существовало и существует постоянное обвинение в том, что МакМэхон — это культурный бугимен, проходимец, который обязан своим богатством громилам и их красоткам, мультяшным сутенерам и их тёлочкам. Что его шоу — это самое низкопробное, что есть на телевидении.

Макмэн отвечает, пожимая плечами: «Это то, чего хотят люди».

Он может позволить себе быть немного самодовольным. После отставания в рейтингах от World Championship Wresling Тернера в течение почти 100 недель подряд, WWF Макмэна разгромила своего соперника и теперь сокрушает WCW неделю за неделей. Чайна, звезда WWF среди женщин, разделась для Playboy в ноябре 2000 года и сделала этот номер самым продаваемым в газетных киосках. Скала вызвал рёв на республиканском съезде прошлым летом, а затем появился на премии MTV и получил больше оваций, чем Эминем. И теперь, когда Стив Остин вернулся после реабилитации после травмы и пополнил команду звёзд, а XFL вот-вот начнет свой новый сезон, Макмэн является самой влиятельной фигурой в сфере, которую он называет спортивными развлечениями.

Кто такой Макмэн в наши дни — герой или злодей, в рестлинге — фейс или хил? Почему он бесит людей? Насколько он хорош в постели? Мы отправили спортивного обозревателя Кевина Кука, который ведет ежедневное шоу The Sky-box на сайте eYada. com, чтобы задать эти вопросы. Кук сообщает:

«Макмэн коварный, как сотрясение мозга. Он крупный — 188 см, 104 кг — и он в устрашающей форме для мужчины 55 лет. Сначала он меня раздражал. Я пришел вовремя в штаб-квартиру WWF, стеклянную коробку в Стэмфорде, Коннектикут, украшенную большими черными флагами, которые делают здание похожим на пиратский корабль, и прождал три часа, пока он закончил несколько деловых встреч. Находясь в его приемной, я смотрел понедельничный выпуск Raw Is War на 12 экранах, расположенных по бокам от логотипа WWF на стене. Портрет Скалы смотрел вниз на огромную цветочную композицию в центре комнаты. Цветы были пластиковыми».

«Наконец меня провели в его кабинет: черно-белые обои, яркие красные светильники, аккуратно разложенные журналы и плакаты WWF, панорамный вид с четвертого этажа на лиственный Стэмфорд с Лонг-Айленд Саунд вдали. После крепкого рукопожатия он сказал: „Поехали“».

«В последующие три с лишним часа он много смеялся, театрально закатывал глаза, свистел для эффектности, вскакивал со стула, изображая приёмы. Он открыто говорил о своём бизнесе, своём происхождении, своей семье, о любви, о Raw, о том чувстве, когда у тебя 365-метровый пенис. Он тщательно обходил неожиданное откровение о сексуальном насилии».

«Я не фанат WWF, но после нескольких часов переговоров с Макмэном, когда над Стэмфордом сгустились сумерки, а затем наступила темнота, я могу сказать, что в драке я хотел бы видеть этого парня на своей стороне».

«После того как в феврале и январе прошли первые игры XFL, мы начали говорить о футболе».

Playboy: На пресс-конференции, посвященной запуску XFL, вы сказали, что ваша лига для настоящих мужчин, а не для «трусишек». Вы поставили под сомнение мужественность таких парней, как Джо Монтана, Джон Элвей и Бретт Фавр.

Макмэн: Нет. Я сказал, что это лига не для трусишек, это правда. Но я действительно говорил о том, как НФЛ исказила футбол. Владельцы-миллиардеры — или, по крайней мере, владельцы-миллионеры — изменили правила, чтобы защитить свои главные инвестиции — квотербеков. Это якобы ради безопасности исполнителей, но это не имеет ни малейшего отношения к игре. Как только вы это сделаете, это уже не будет футболом в том виде, в котором мы его знаем и любим.

Playboy: А XFL будет?

Мы не собираемся защищать инвестиции, как это делают владельцы НФЛ: коснулись рукой квотербека и свисток. Так не бывает в колледже, так не бывает в средней школе, и так не будет в нашей лиге. В своё время я играл и в нападении, и в защите, и я помню, чему вас учат в защите: выбивать квотербека из игры.

Playboy: Как только появится знаменитый квотербек XFL, у вас может возникнуть соблазн защитить его, изменить правила…

Нет. Это начало игры — выбить квотербека. И что теперь? На замену выходит его сменщик, и он начинает играть более осторожные и простые розыгрыши. Так было раньше в НФЛ. Всё изменилось: когда вы берёте квотербека, вам нужен универсальный парень, который умеет и пасовать, и бегать с мячом сам! НФЛ хочет, чтобы мистер и миссис Америка поверили, что есть только несколько игроков, которые могут добиться успеха в НФЛ, но талантов много. Есть MVP «Супербоула», который доказал мою точку зрения. В течение многих лет ни одна команда НФЛ не давала Курту Уорнеру шанса, и он уехал в Arena Football League. Потом он стал MVP «Супербоула». Я не говорю, что каждый игрок XFL будет такого же уровня, но у них точно будет такое же сердце.

Playboy: Согласны ли вы с теми, кто говорит, что уровень игры в XFL будет находиться между арена-футболом и НФЛ?

Я бы сказал, что между лучшим футболом колледжей и НФЛ. Но у нас будут свои прорывы, имена, которые вы ещё не слышали. Вы познакомитесь с личностями звезд XFL — в отличие от НФЛ, которая хочет сохранить в тайне все, кроме своего бренда. Они не поощряют индивидуальность. Они не разрешают праздновать в энд-зоне, они носят полицейскую форму. Они штрафуют 150-килограммового парня за то, что его майка болтается. Они не разрешали Джиму Макмэну носить повязку на голове, когда он играл за «Беарз». Это прямо не по-американски! XFL даст вам свободу действий. И это будет проще сделать, чем развлечения World Wrestling Federation, где мы начинаем с чистого листа и вынуждены прописывать персонажей и всё словоблудие. Теперь мы можем направить камеру на харизматичных личностей и позволить им быть самими собой. Я буду настаивать на том, чтобы они не были политкорректными. Я не выношу политкорректности.

Playboy: Вы — противоположность политкорректности.

Люди врут сквозь зубы. Я ненавижу лжецов. Я ненавижу полуправду. Я сказал Расти Тиллману, главному тренеру «Хитмэнов»: «Расти, в тот момент, когда ты будешь не в себе, я гарантирую, что буду у тебя перед носом. Как физически, так и фигурально. Тогда мы посмотрим, как нам будет весело».

Playboy: Член Зала славы Дик Баткас — директор по соревнованиям XFL. Вы тоже набьете ему морду?

Боже мой, да! И Баткас это знает. Это будет чертовски хорошее шоу.

Playboy: Что думают тренеры о вашем стиле?

Расти сказал: «Винс, когда я тренировал „Рейдерс“, я много ругался. Потом мне сказали, что мы должны изменить наш имидж. Я больше не мог сквернословить. В частности, я не мог говорить „фак“». Я сказал Расти, что в XFL у него не будет такой проблемы. Дело не только в том, что это слово относится к моему любимому занятию в жизни. Дело в том, что мы хотим общения на уровне чувств. Наши камеры и микрофоны направлены на то, чтобы запечатлеть всё, что происходит внутри, возможно, величайшего спортивного события на телевидении, не считая Олимпийских игр: профессионального футбола. НФЛ не хочет, чтобы настоящая игра была раскрыта. У них есть имидж, который нужно защищать. Но мы покажем вам всю игру, реалити-шоу внутри спортивного события.

Playboy: Должна ли НФЛ беспокоиться?

У них есть своя аудитория. Я думаю, у нас тоже будет их аудитория, и даже больше. У нас будет новая аудитория, которая не смотрит Monday Night Football. Более молодая демографическая группа, которая нужна рекламодателям. Рейтинги понедельничного футбола падают, но спонсоры видят, что мы будем расти. Почему? Потому что мы смотрим на каждую вещь как на средство развлечения. Ничто не свято. Мы не обременены обычными правилами. Это то, что идет из моей жизни, то, что могло бы быть минусом, но оказалось плюсом. Большинство людей растут в упорядоченной среде, но я не рос. Это даёт тебе возможность падать, попадать в неприятности, и если ты переживешь это, то не будешь знать ограничений — кроме физических, о которых я только узнаю в свои 55 лет.

Playboy: Мы ещё вернемся к вашему непоседливому детству, но сначала давайте поговорим немного подробнее об XFL. Вы и NBC владеете 50 процентами акций лиги. Так у кого же финальное право? Кто принимает важные решения?

Всё просто. Я работал со спортивным директором NBC Диком Эберсолом много лет. Он один из моих лучших друзей. В день, когда мы объявили о XFL, Дик позвонил и сказал: «Что думаешь о субботнем вечере в прайм-тайм?». Получение такого доверия, присутствие в сетке NBC стоило того, чтобы отказаться от 50 процентов собственности. Но креатив на мне. Дик с самого начала сказал мне: «Это твое видение, и мы не хотим, чтобы NBC испортил его».

Знаете, каналы работают не так хорошо. Им нужен предпринимательский дух, и это то, что мы привнесли. К лучшему или к худшему, XFL произведет революцию в том, как вы смотрите спорт.

Playboy: А как насчет вопроса о достоверности? Когда происходит захватывающая перепасовка, не скажут ли люди, что это было сделано по сценарию?

Будут разногласия. Если их не будет, мы их создадим. Но настоящее шоу — на обочине, на трибунах, в раздевалках, и мы собираемся показать всё это. Не лилейно-белый, пастеризованный, гомогенизированный профессиональный футбол, который НФЛ хочет вам продать. Вы увидите страсть, страсть игроков к победе и тренеров к мотивации, и вы увидите это в прямом эфире, потому что наши камеры и микрофоны находятся прямо там. Кто-то теряет пас в энд-зоне? Когда он выйдет с поля, мы будем там.

Playboy: Он должен будет рассказывать об этом сразу?

О, да.

Playboy: Разве можно сказать «фак» на NBC?

Можно, но это будет вырезано. Вы определенно увидите тренеров, игроков и болельщиков, которые в порыве страсти говорят и делают то, о чем они никогда бы не подумали. Лайнмены, которые любят контакт — они пытаются оторвать кому-то голову! Всё это часть нашего реалити-шоу, на которое ни у кого другого не хватит смелости.

Playboy: Будете ли вы исследовать рынок XFL так же, как WWF?

Да. Не только с помощью экзит-полов и фокус-групп, но и с помощью эмпирических исследований, которые мы проводим постоянно. С WWF мы общаемся с нашими потребителями более 200 дней в году. Они болеют, они освистывают. Они говорят нам, что им нравится, а мы умеем слушать. Наши шоу полностью интерактивны. Фанаты являются частью шоу, и иногда они меня удивляют.

Playboy: Когда они вас удивили?

У нас был персонаж, Вэл Венис, предполагаемая порнозвезда, которого мы считали непревзойденным хилом. Но когда заиграла музыка Вэла и он вышел на сцену, люди зааплодировали: «Вэл! Да! Хорошо!» Это меня удивило. Конечно, этот персонаж эволюционировал — он присоединился к группировке под названием «Право на цензуру».

Playboy: Теперь он хороший парень.

Нет, это не так. Он прозрел и присоединился к клану сенатора Либермана. Это не делает его хорошим парнем, понял?

Playboy: Вам не нравится, как Джозеф Либерман ссылается на Бога в своих речах и говорит об очистке Голливуда и других бастионов так называемых дрянных или насильственных развлечений. Он находится в верхней части вашего списка врагов?

Любой, кто выступает против свободы слова, будет там.

Playboy: И он достигает вершины списка.

[свистит] Да, он там. Либерман страшен. Не столько для моего бизнеса, сколько для нашей страны. Я думаю, это была его первая речь после того, как Эл Гор представил его в качестве кандидата в вице-президенты, и Либерман назвал это чудом и воздал всю благодарность Богу — я перефразирую — и я подумал… Если этот парень думает, что у него более тесная связь с Богом, чем у меня, или чем у любого другого в Америке, то это нехорошо. Он не Папа Римский. Он не религиозный лидер. Так что либо он (а) действительно думает, что он ближе к Богу, либо (б) он лицемерный политик, использующий Бога для получения голосов. Потом я услышал, что они собираются дать Голливуду N дней на ответ — это пугает.

Playboy: Чувствуете ли вы, что вы больше общаетесь с общественностью, чем политики или корпоративные лидеры?

Возьмите НФЛ. Их «пиджаки» не знают свою аудиторию. В Америке на самом высоком уровне обычно понятия не имеют, чего хотят их клиенты. Они ездят на Aston Martin, поэтому думают, что все так делают. Они посещают загородные клубы, они думают, что все так делают. Легко попасть в эту ловушку, но я не смог бы, даже если бы захотел. Я ненавижу это. Я из народа. Если у меня и есть дар, то это дар понимания простых, обычных людей.

Playboy: Как вы понимаете свою фанатскую базу?

Это настоящая, широкая американщина. Подростковая аудитория ценит нас, но мы достаточно искушены, чтобы наша женская аудитория росла семимильными шагами. Мы растем по всем направлениям, а не только среди мужской аудитории в возрасте от 12 до 34 лет. Мы владеем этой аудиторией, но я не говорю: «Отлично, мы владеем аудиторией от 12 до 34, поэтому давайте сосредоточимся на них». Если вы начинаете сужать аудиторию, вы наделаете ошибок.

Playboy: Должны ли феминистки ненавидеть вас?

У нас равные возможности. Чайна — один из наших самых сильных персонажей, намного превосходящий подавляющее большинство мужчин. Наши женские персонажи бесспорно чувственны, но они также по-настоящему яркие, и они используют свою чувственность, чтобы добиться успеха. В то время как мужики с павловскими инстинктами…

Playboy: Манипулятивно.

Абсолютно. Многие женщины в WWF манипулируют. Но мужчина или женщина, все пытаются подняться по лестнице успеха. Это всё мыльная опера о том, как вы достигаете звёздности, и что вы делаете потом, чтобы остаться звездой.

Playboy: Будет ли когда-нибудь женщина-чемпион?

Чайна — наш женский чемпион.

Playboy: Но как насчет того, чтобы женщина завоевала пояс, который есть у Скалы? Может ли это случиться?

Я ничего не исключаю.

Playboy: Как вы пишете сюжетные линии? Проводите ли вы мозговой штурм со сценаристами, отправляете ли электронную почту туда-сюда?

Наши сценаристы беседуют с рестлерами, те подают идеи, писатели обрабатывают идеи, и в целом всё это проходит через меня. Я наделен небольшим творческим потенциалом и видением. В конце концов, это выходит на шоу в этой гибридной форме, самой уникальной форме телевидения в истории. Помните старое телевизионное эстрадное шоу? Оно всё ещё существует. Это WWF.

Playboy: Как вы выбираете своих звёзд? Знаете ли вы, что Дуэйн Джонсон станет настолько знаменитым в роли Скалы, что уделает всех на Республиканском съезде и церемонии вручения наград MTV?

Можно определить, есть ли у кого-то харизма. У него она есть. Как и у его отца и деда, которые тоже работали у нас. Его дед был самоанским вождем, ростом около 170 см и весом 127 кг, суровым, жестким сукиным сыном, но очень добрым. А его сын, Рокки Джонсон — Скала до Скалы — был выдающимся артистом. Красивый чёрный мужчина. Этот генофонд особенный, и он помогает Скале быть особенным человеком.

Playboy: Вы помогли ему придумать жест бровью?

Нет. Думаю, он начал заниматься этим в колледже.

Playboy: Является ли Стив Остин лучшим актёром, чем Арнольд Шварценеггер или Сильвестр Сталлоне?

Конечно, как и Скала. Потому что они могут реагировать, и реагировать честно.

Playboy: Майкл Джордан рассказывал нам, что ему было трудно сделать это в Space Jam. Это не так просто, как кажется.

Ну, у Майкла Джордана не было правильного тренера. Поставить ему кого-то тренером по актерскому мастерству? Боже мой, актёрский «Метод»! Это не сработает. Вы должны понимать спортсменов и то, как они работают, как они думают, их внимательность или ее отсутствие. Некоторые люди не могут дать вам честную реакцию. Нужно бросить им вызов: «Есть ли у тебя дух? На что тебе не насрать?». Если парень любит только свою бабушку, я могу это использовать. Я заставлю его подумать о бабушке в определенной ситуации.

Playboy: Зловеще для бабушки. Пытаетесь ли вы разозлить своих рестлеров?

Иногда. Нужно относиться к ним инстинктивно.

Playboy: Давайте обратимся к теме, о которой вы редко говорите, — когда рестлер умирает на ринге.

Боже мой, да. Оуэн Харт.

Playboy: Харт погиб в результате несчастного случая на ринге, упав, когда порвались ремни, удерживающие его над рингом. Вы должны были решить: продолжать шоу или отменить его? Вы продолжили.

Я не знал, было ли это правильным решением. Но, зная Оуэна как исполнителя, я уверен, что он хотел бы, чтобы шоу продолжалось.

Playboy: Как вы узнали, что произошло?

Я был за кулисами в своем кабинете, когда услышал. Это произошло, когда на арене было темно, поэтому никто не видел падения. Я вспомнил, что было раньше в тот день: мы с моим сыном Шейном стояли у ринга, делая разминку, которую мы должны были сделать в тот вечер, и я был потрясен и удивлен появлением Оуэна. Он спускался на ринг в типичной манере Оуэна, крича и устраивая хаос. Он был одним из самых больших рибберов, как мы их называем в этом бизнесе, шутником, пранкером. Однажды он и Дэйви Бой Смит запустили коз в мой офис, предварительно убедившись, что коз хорошо кормят. Можете себе представить, как там воняло. Так было в WWF, и так было с Оуэном. Так много историй…

Playboy: Если бы вы могли сделать это заново, вы бы всё равно провели шоу в тот вечер?

Я просто предположил, что это то, чего хотел бы Оуэн.

Playboy: Так вы бы сделали это снова?

Думаю, да.

Playboy: Рестлинг — опасная работа, немного похожая на работу каскадёра.

Это очень похоже на работу каскадёра, только в усиленном варианте, потому что каскадеры носят защиту. А мы нет.

Playboy: В свои 55 лет вы всё ещё сохраняете форму и выступаете. У вас высокий болевой порог?

Бог дал. Я могу справиться с болью. Но чем старше я становлюсь, тем больше времени уходит на восстановление. Иногда мы чувствуем боль, когда её нет. Иногда мы чувствуем её и приукрашиваем, если это часть сюжетной линии. Остин однажды ночью выбил мне ребра, и мы просто продолжили. Я сломал копчик при неудачном падении на PPV-шоу, и мы продолжили. У меня было несколько сотрясений мозга. Бывает, белеет в глазах, и нужно время, чтобы прийти в себя. Я не выступаю так часто, как раньше. Мне нравится быть на противоположной стороне камеры — быть продюсером, режиссером, носильщиком кабеля за операторами.

Playboy: Теперь, когда вы стали миллиардером, вы не особо носите кабель.

Иногда да. Если оператор бегает, а кабельщик не успевает за ним. Я буду носит кабель. Нет слишком грязной работы для меня.

Playboy: Как насчет техники на ринге? Вы же не хотите сломать себе шею. Если Стив Остин спрыгнет с клетки на вас, чья задача уберечь его: прыгающего или принимающего?

Если вы лежите на ринге, а Рикиши прыгает с вершины клетки, то Рикиши обязан сделать это правильно и не раздавить вас. В этой ситуации вы делаете то, что называется «отдать ему своё тело». Ты говоришь: «Я отдаю тебе свою жизнь». Ты отдаешь свою жизнь кому-то даже при простом «боди-слэме», потому что если он повернёт тебя лицом к мату и бросит, ты будешь либо парализован, либо мертв.

Playboy: Это требует контроля над телом. Это природный талант?

Нет. Этому учатся. Посмотрите на дворовый рестлинг, который можно увидеть в интернете — некоторые медиа пытаются превозносить его, но он побуждает детей делать то, чего делать не следует. Для того чтобы правильно принять простой приём, нужны годы тренировок.

Playboy: В чем фокус?

Вам нужно рассеять падение на как можно большую площадь. Вспомните физику: если вы прыгните с верхнего каната и приземлитесь всем своим весом на локоть, этот локоть будет раздроблен. Но приземлитесь на спину — как можно больше спины и ног — сможете рассеять удар. Не то чтобы это было не больно. Но вы сможете подняться.

Playboy: Вы бесстрашны?

Как я уже сказал, я вырос в очень нестабильной среде. Я считал, что если я выдержу побои и выживу, то я победил. Я до сих пор придерживаюсь этого мнения. Это дает мне огромное преимущество, потому что я не боюсь неудач. Не поймите меня неправильно — я ненавижу неудачи. Но я не боюсь рисковать и падать на жопу, потому что если я выживу, то стану лучше, и я выиграю.

Playboy: У вас было тяжелое детство в Хэвелок, Северная Каролина, где вы выросли в трейлере.

[смеется] Трейлер New Moon, 2,4 метра в ширину. Трейлерный парк — это не бедность. Нет особой приватности, но есть и приятные моменты. Все вещи компактные. И это лучше, чем некоторые другие места. До этого я жил в Мэнли, Северная Каролина, в доме без водопровода. Зимой это могло немного мешать.

Playboy: Итак, вы — настоящий мужик из Мэнли. Это ваши первые воспоминания?

Да, и летом было не намного лучше, сидеть на привале в жару, влажность и вонь. О, Боже, мухи! Когда мы переехали в трейлерный парк, всё было не так уж плохо.

Playboy: Вы жили со старшим братом, матерью и иногда с другими людьми, так?

Мои родители развелись, и я остался с мамой, Вики. Она пела в церковном хоре. Настоящая исполнительница, женщина Элмера Гентри. Очень яркая, с прекрасным голосом. Мы жили с ней и с моим настоящим мудаком-отчимом, человеком, который любил избивать людей.

Playboy: Ваш отчим бил вас?

[кивает] Лео Луптон. Жаль, что он умер до того, как я смог его убить. Я бы получил удовольствие. Не то чтобы у него не было некоторых хороших качеств. Он был спортсменом, отлично играл в любом виде спорта, что мне очень нравилось, и я помню, как мы с ним смотрели «Шоу Джеки Глисона». Мы вместе смеялись над Джеки Глисоном.

Playboy: Луптон был электриком. Он ударил вас своими инструментом, так? Трубным ключом?

Именно.

Playboy: Он бил и брата?

Нет. Я был единственным из детей, кто реагировал, и это провоцировало нападения. Можно подумать, что после многочисленных нападений я поумнею, но я не смог. Я отказывался. Я чувствовал, что должен что-то сказать, хотя знал, каков будет результат.

Playboy: Вы дрались с ним, когда он ударил вашу мать.

Именно. Первый раз я помню, когда мне было шесть лет. Малейшая провокация приводила его в бешенство. Но я пережил это.

Playboy: Это ужасный способ узнать, какие бывают мужчины.

Я научилась не быть таким. Я ненавижу мужчин, которые бьют женщин. Этому никогда нет оправдания.

Playboy: В конце концов, вы сбежали от отчима.

К 14 годам я уже был самостоятельным. Тогда я был почти мужчиной. Физически, по крайней мере. В других отношениях я все еще становлюсь мужчиной.

Playboy: Было ли насилие только физическим, или было и сексуальное насилие?

Это не то, чем я бы хотел похвастаться. Просто потому что это было странно.

Playboy: Они исходили от одного и того же человека?

Нет. Это было… это было не от мужчины.

Playboy: Это так загадочно. Похоже, ребенку трудно с этим справиться.

Знаете, я не очень люблю оправдания. Когда я слышу, как люди из социального жилья или откуда-то еще обвиняют в своих поступках то, как они выросли, я думаю, что это полная чушь. Будьте выше этого. Эта страна дает вам возможности, если вы хотите ими воспользоваться, так что не надо винить свое окружение. Я свысока смотрю на людей, которые используют свое окружение как костыль.

Playboy: Безусловно, это формирует человека.

Без сомнения. Я не думаю, что мы избегаем нашего опыта. Вещи, которые, как вам кажется, мы задвинули в глубины своего сознания, всплывут в самый неподходящий момент, когда вы меньше всего этого ожидаете. Мы можем использовать эти вещи, обратить их в позитив — изменить к лучшему. Но они имеют тенденцию всплывать.

Playboy: Мы можем оставить эту тему, но всего один вопрос. Вы сказали, что сексуальное насилие в вашем детстве «было не от мужчины». Хорошо известно, что вы отдалились от матери. Нашли ли мы причину?

[делает паузу, кивает] Не говорю этого. Но я бы сказал, что это довольно близко.

Playboy: Хорошо, давайте посмотрим на подростка Винса. Однажды вы сказали, что «специализируетесь на крутости».

Я был неуправляемым. Не ходил в школу. Делал вещи, которые были незаконными, но меня никогда не ловили.

Playboy: Вы когда-нибудь воровали?

Автомобили. Но я всегда возвращал их обратно. Я просто одалживал их, на самом-то деле. Были и другие кражи, я вывез груз самогона в Харлоу, Северная Каролина, на «Форд» V8 1952 года выпуска. В то время это была крутая машина.

Playboy: Сколько вам заплатили за то, что вы перевезли бухло?

Целое состояние. Я думаю, это было 20 баксов.

Playboy: В итоге полиция поймала вас.

У них было много косвенных улик. Я постоянно участвовал в драках. Они подъехали, а там мы, я и моя группа ребят, дрались с морпехами.

Playboy: Вы дрались с морпехами?

Хэвелок находится рядом с базой морской пехоты в Черри-Пойнт. Там было место под названием «Джет Драйв-Ин». Очень креативно — «Джет», из-за военных самолетов на базе. В пятницу и субботу по вечерам там можно было встретиться с морскими пехотинцами. Это было непросто. Большинство из них были в отличной форме, но они не знали, как драться. Я не говорю, что они были легкой добычей. У них повысился тестостерон, и они были навеселе. Некоторые из них были очень крутыми. Но я и мои ребята были уличными бойцами. Может быть, они прошли базовую подготовку и знают, как обращаться со штыком. Но это не ткнуть пальцем в глаз или ударить в горло, что естественно для уличного бойца. И они не могут поверить, что вы ведете нечестный бой. Внезапно они перестают дышать и/или видеть, и понимают: «О Боже, мне надрали задницу».

Playboy: Вы когда-нибудь были близки к тому, чтобы убить одного из них?

Я бы хотел думать, что не очень близко. Это не то, что я хотел сделать. Хочется обезвредить парня. Как только ты кого-то повалил, то не хочешь, чтобы он поднялся. Ты не хочешь, чтобы он двигался, поэтому ты делаешь так, чтобы он не двигался. Это некрасиво, но это было напряженно и весело.

Playboy: Наконец, власти в Хэвелоке предоставили вам выбор…

Верно. Это была исправительная школа или военная школа. Я учился в военной школе Фишберна в Уэйнсборо, Вирджиния, в горах Голубого хребта. Военная школа — дорогое удовольствие. Моя мама все еще была моим опекуном, и она не могла себе этого позволить. Поэтому отца поставили в известность, и он заплатил.

Playboy: Ваш отец был в рестлинге. На деньги от рестлинга вы поступили в военное училище.

Это так. Я встречался с ним летом и на каникулах. То, что он смог и захотел отправить меня в эту школу, произвело на меня сильное впечатление. Это был шанс начать всё сначала. Может быть, не похоже, что я изменился, поскольку я был первым курсантом в истории школы, попавшим под военный трибунал, но я, по крайней мере, начал меняться. В Фишберне меня никто толком не знал. У меня не было крутой репутации, которую нужно было поддерживать.

Playboy: Так почему они подали на вас в суд?

Ни за какое-то конкретное нарушение. Опять же, я был удачлив и немного хитёр — меня не поймали за некоторые вещи, которые означали бы немедленное увольнение, например, за кражу машины коменданта. У полковника Зиннекера был старый, зеленый, побитый «Бьюик», и он всегда оставлял в нём ключи. У него также была собака, от которой он был без ума. Я люблю животных, но однажды я не удержался и дал собаке слабительное. Я подмешал слабительное в гамбургер, и собака сделала свои дела по всей квартире хозяина, что меня очень обрадовало.

Playboy: Что в итоге привело вас к неприятностям?

Неповиновение. Я не уважал военных, потому что они играли в военных. Конечно, это программа подготовки запаса, но мы не были на войне. Мы были кучкой детей. Мысль о том, что этот взрослый из армейского запаса командует всеми этими детьми и получает от этого удовольствие — ух! Что это за человек? Я был непокорным, но в Фишберне у меня не было особых проблем. Я занимался спортом — борьбой и футболом, и это мне помогло.

Playboy: На какой позиции в футболе?

В линии нападения. Но всё, что я действительно умел делать, это драться. Так что это было: «Погнали!». Но когда у тебя голые костяшки, а ты бьёшь парня в шлеме, это не годится. Я привык выкалывать глаза и бить по горлу. Сильный удар по яйцам: всегда слышно, как парень издает «Хххх!», и думаешь — «его задница — моя». Но на футбольном поле так не получится. Футбол — это всё о технике, а я был паршивым футболистом. В одной игре меня лично оштрафовали на большее количество ярдов, чем набрало наше нападение.

Playboy: Тем не менее, вы выдержали военный трибунал и даже закончили школу. К тому времени вы уже угоняли машины и перегоняли самогон. Вы пили. Вы попробовали свой первый косяк. Вы потеряли девственность.

[пауза] Это было в очень раннем возрасте. Я помню, как, наверное, в первом классе, меня пригласили на утренник в кино со сводным братом и его друзьями-девочками, и я помню, как они играли со мной. Играли с моим пенисом и хихикали. Я думал, что это было очень круто. Это было мое приобщение к сексу. В том возрасте не обязательно достигать эрекции, но это было круто. Примерно в то же время была девочка моего возраста, которая, по сути, была моей кузиной. Позже она вышла замуж за этого мудака Лео Луптона, моего отчима! Боже, это звучит как роман «Табачная дорога». В любом случае, я помню, как мы оба были так любопытны к телам друг друга, но не знали, что, черт возьми, делать. Мы ходили в лес и раздевались вместе. Это было приятно. И по какой-то причине мне хотелось засунуть в нее измельченные листья. Не знаю почему, но я это помню. Я не помню, когда у меня был первый раз, верите или нет.

Playboy: Ваше взросление проходило довольно быстро.

Боже, да.

Playboy: В раннем подростковом возрасте вы вместе с отцом провели некоторое время в Вашингтоне.

Когда мне было 12 лет, и я жил с бабушкой по маминой линии, мой отец и его мама приехали в гости. Я, наверное, вел себя хорошо, потому что меня пригласили, чтобы побыть с ним.

Playboy: Вы, должно быть, всё это время страдали по нему.

Но я этого не понимал. Забавно, что ты не знаешь, чего тебе не хватает, если у тебя этого никогда не было. Потом, когда я встретила своего отца, я влюбился в него. Мы стали очень, очень близки, но мы оба знали, что никогда не сможем вернуться к нему. Есть тенденция пытаться играть в догонялки, но нельзя. Те годы упущены. Между нами всегда будет чего-то не хватать, но не было причин обсуждать это. Я был благодарен за возможность провести с ним время.

Playboy: В его конторе был один колоритный рестлер. Доктор Джерри Грэм.

О, да. Возвращаюсь в 1959 год и смотрю как Джерри Грэм прикуривает сигару от 100-долларовой купюры.

Playboy: Это хорошая история, но на самом деле никто не стал бы этого делать.

Грэм стал бы. Он тратил больше денег, чем кто-либо из моих знакомых. Он был 135-килограммовым парнем с платиновыми светлыми волосами и густой, тяжелой бородой. Он носил красные брюки и пижонскую рубашку. Рубашка была либо белой, либо красной. Если она была красной, то с белыми оборками. Если белая, то с красными оборками. Он носил красные туфли и разъезжал по Вашингтону в кроваво-красном «Кадиллаке» 1959 года, покуривая сигару. Он проезжал на красный свет, давал гудок, и люди разбегались. Если они не уходили с его дороги, он устраивал представление.

Playboy: Устраивал представление?

Кричал. Бросался на кого-нибудь. Грэм был хорош в этом. Мой отец не разрешал мне проводить с ним бесчисленное количество времени, но я ускользал, когда мог, и катался с добрым Доктором. Или мы были на вечеринке — мой отец, Джерри и несколько других рестлеров. Джерри и его подружка спорили и обливали друг друга напитками. Это было настоящее развлечение. Я учился тому, что люди могут привлекать своей харизмой, но это ещё не всё, что в них есть. Черт возьми, Джерри любил выпить. Было время, когда я думал, что Джерри Грэм святой и может ходить по воде, но он мог быть злобным пьяницей, и это меня отталкивало.

Playboy: Тем не менее, вы умирали от желания последовать за своим отцом в рестлинг-бизнес.

Я полюбил его с первого просмотра. Персонажи! Но мой отец был прагматиком. Он помнил плохие годы, которые у него были. Он говорил: «Устройся на государственную работу, чтобы у тебя была пенсия».

Playboy: Вы поступили в Университет Восточной Каролины, где специализировались на бизнесе. Чему вы научились?

Ненавидеть экономику. Сидел на последнем ряду, не любил этот предмет. Это о цифрах, а не о людях. Статистика тоже не нравилась.

Playboy: Вы учились в Восточной Каролине вместе с Линдой, церковной хористкой, которая влюбилась в вас и стала вашей женой. Она закончила колледж за три года, а у вас ушло пять лет. Она умнее вас?

В целом, да. Но это зависит от того, как вы понимаете, что такое умный. Я не очень хорошо учился. У меня был средний балл 2,001. Чтобы закончить университет, нужно иметь средний балл 2.

Playboy: Добрали на последнем уроке?

Мне пришлось вернуться к нескольким профессорам, чтобы они перевели меня с четверки с плюсом на пятерку, иначе я бы не поступил.

Playboy: Почему они согласились? Только потому, что вы не крали их машины?

Думаю, они не ожидали стука в дверь от студента, который не хотел принимать отказ. Тот, кто говорил, что он здесь уже пять лет, а его жена — три, она заканчивает университет и беременна. Они решили, что этот парень либо выдумал чертовски правдоподобную историю, или, может быть, это правда. В любом случае, это не помешало им исправить оценку.

Playboy: Это была отличная сюжетная линия.

Я произнес речь с большим убеждением, потому что это была правда. Не то чтобы я не смог бы убедить их, если бы это не было правдой. Но оценки изменили, и мы оба закончили университет.

Playboy: Вскоре у вас родился сын, Шейн, и появилась работа по продаже суммирующих машин.

Я не умею обращаться с гребаными машинами. У них нет личности. Оттуда я перешел на работу по продаже стаканчиков и рожков для мороженого Sweetheart в Оуингс Миллс, недалеко от Балтимора. Я вставал рано и работал миллион часов, но это было не для меня. Они хотят, чтобы вы рассказали о характеристиках этого долбаного стаканчика. Это бумажный стаканчик с пластиковым покрытием, и у него есть определенный носик. Они готовят его при такой-то и такой-то температуре. Однажды я продаю одному парню стаканчик, а он смотрит на меня и говорит: «Сынок, тебе на самом деле наплевать на этот стаканчик». Я ответил: «Нет, не наплевать, и большое спасибо». На этом работа закончилась.

Playboy: Затем вы получили работу по дроблению камней. Вы утверждали, что работали 90 часов в неделю, но это почти невозможно, не так ли?

Нет, не так. Линда вам расскажет. Я водил огромный самосвал в «Роквиллском щебне», а через некоторое время меня перевели на линию. Линда до сих пор дразнит меня за это. На линии вы соединяете разные уровни породы и грязи, меня назначили оператором мельницы. Это было очень важно.

Всё это время я упрашивал отца разрешить мне работать с ним: «Давай, папа. Ты же знаешь, я люблю этот бизнес». У него был промоутер в Бангоре, штат Мэн, которого поймали на воровстве. Пойман на воровстве сверх нормы, я бы сказал. В те дни все промоутеры воровали. Но можно украсть слишком много, и тогда вы вор.

Playboy: Сколько было слишком много?

[смеется] Больше 20 процентов — и ты вор. И отец говорит мне: «Слушай, тот парень в Бангоре, я просто вышвырнул его к черту. Иди туда. Ты никогда не сможешь сказать, что я не дал тебе шанса, но это первый и последний шанс, который у тебя будет в этой компании». Я поехал в Бангор, самый северный пост на территории моего отца. Теперь я суечусь, продвигаю продукт, который мне нравится. Люди аплодируют, кричат, веселятся, а я ухожу с деньгами в кармане. Черт возьми, жизнь хороша! Я начал продвигаться на юг, промоутирую те области, которыми раньше не занимались. Надо понимать, что половина бизнеса моего отца находилась в Новой Англии.

Playboy: Рестлинг всегда был региональным, но вскоре вы стали завоевывать территорию других промоутеров. Вы были тем парнем, который собирался сделать рестлинг национальным бизнесом.

Верно. С огромным риском.

Playboy: Существовало джентльменское соглашение: промоутеры не нарушают территорию друг друга. В мире рестлинга то, что вы делали, было чем-то вроде чёрной метки. Вам угрожали смертью.

Много раз. По телефону и лично. Один человек, который до сих пор работает на нас, Джим Росс, был тогда на конференции в Мемфисе. Девяносто процентов крупных промоутеров прилетели в Мемфис на большую встречу. И вот однажды Джим сидел на троне в мужском туалете, когда зашли несколько старших ребят и сказали: «Как мы собираемся остановить этого парня?». То есть меня. Они замышляли меня убить. Разумеется, Джим не хотел, чтобы они поняли, что он там, потому что он их слышал.

Playboy: Они говорили о том, чтобы убить вас?

[кивает] Убийство. Они собирались убрать меня. И Джим, благослови его Бог, в середине дефекации поднимает ноги, чтобы они его не видели. Вот Джим с поднятыми ногами на троне и молит: «Пожалуйста, не дай им узнать, что я здесь». Конечно, они вышли, и Джим без проблем закончил свои дела после этого.

Playboy: Вы думаете, они всерьез думали об убийстве?

Что-то из этого, вероятно, было бравадой псевдокрутых парней. Кое-что было настоящим. Они были последним остатком старой школы, а я хотел всё изменить. Я должен был стать национальным игроком.

Playboy: К 1984 году вы добились этого. Вы планировали WrestleMania, первое из тех огромных национальных шоу. Но в это время умирал ваш отец.

Умирал от рака. Я пошел в больницу и поцеловал его. Я всегда был наглядным. Если ты мне не нравишься, я скажу тебе об этом. Если я люблю тебя, будь то мужчина или женщина, я обниму тебя и скажу, что люблю тебя. Но мой отец был старым ирландцем. Старые ирландцы, по какой-то непонятной мне причине, не проявляют привязанности. Это не то, как я живу. Мои дети, Шейн и Стефани, воспитывались не так… Я не знаю, сколько раз в день я говорю им, что люблю их. Но мой отец — нет. Он никогда этого не говорил. Может быть, он сказал бы что-то комплиментарное обо мне кому-то другому, но не мне в лицо. В тот раз в больнице я поцеловал его и сказал, что люблю его. Он не любил, когда его целуют, но я воспользовался этим. Потом я начал уходить. Я еще не успел выйти в дверь, как услышал его: «Я люблю тебя, Винни!». Он не просто сказал это, он прокричал это.

Playboy: Это произошло после того, как вы сколотили свое первое состояние и быстро обанкротились. Вы владели лошадьми, у вас были диверсифицированные инвестиции. Что случилось?

Это были грёзы о сладкой жизни. Это было: «Смотрите, какой я успешный! Наверное, я действительно что-то из себя представляю». Я связался с людьми, которые не были умны, и послушал их, что мне нужны налоговые убежища. Была строительная компания, лошадиная ферма, цементный завод, и всё это обанкротилось. Я чувствовал себя плохо из-за банкротства. Я хотел выплатить всё, что задолжал, но в деле участвовали другие люди, и в конце концов банки всё списали.

Playboy: Позже у вас возникли проблемы с налоговой службой.

Я выдержал многочисленные расследования налоговой службы. Они никогда ничего не находили против меня, потому что там нечего искать. Я всегда помнил, как мой отец выделил деньги для некоторых людей перед боем по боксу в полутяжелом весе. Некий человек из Нью-Йорка не мог предоставить свои деньги, поэтому деньги дал мой отец. Отмыл их через свою компанию, чтобы деньги были легальными.

Playboy: Договорной бой?

Да. После этого началось расследование Большого жюри, которое мой отец выдержал. А потом, когда он думал, что его уже не трогают, тук-тук! Это была налоговая служба.

Я до сих пор вижу своего отца в тот период, который сказал: «Черт возьми, если бы я только мог закончить это, я бы заплатил всё, что должен, и даже больше. Я просто хочу иметь возможность спать по ночам». Я помню страдание на его лице, когда он это сказал. Так что я принял его философию и сплю спокойно. В плане налогов, во всяком случае. Я не очень люблю спать.

Playboy: Сколько часов в сутки вы спите?

Около пяти. Мне требуется больше времени, чтобы заснуть. Я расстраиваюсь, сильно потею и думаю: «Черт возьми, ты должен встать через два часа, тупой сукин сын. Завтра ты должен быть на высоте». В конце концов, я понял, что если разум собирается работать, то надо наслаждаться этим. Наблюдать за видениями. Это красочное шоу. Я также понял, что с возрастом мои сны становятся менее жестокими.

Playboy: Мы говорим о насилии в стиле видеоигр?

Не из тех, что хочется запомнить. Но теперь они меняются. Теперь они более типичные, с рейтингом R.

Playboy: Рейтинг R — секс или насилие?

Оба.

Playboy: Около 18 месяцев назад вы попали в жестокую аварию на мотоцикле.

Я парень, который получает от жизни больше, чем некоторые люди. Больше от одного большого глотка свежего воздуха, чем большинство людей получают от вдыхания и выдыхания в течение всей жизни. Прыжки с тарзанки в Германии прошли нормально, но в последний раз, когда я ехал на мотоцикле, я столкнулся с идиотом в универсале «Вольво». Это было 3 июля 1999 года. Я был на «Босс Хосс», мотоцикле с двигателем «Шеви» V8. Огромная мощность. Не огромная скорость — я ехал на нем со скоростью 240 км/ч; быстрее он не поедет, но отличный разгон. От нуля до 100 за каких-то полторы секунды. Имея такую мощь между ног, это все равно, что иметь 365-метровый пенис. Но произошла небольшая авария. Я ехал по второстепенной дороге, скорость была около 70, когда этот идиот выехал задним ходом из глухого проезда. Я врезался в «Вольво», и меня отбросило. Вопрос был только в том, как я приземлюсь. Тогда мне помогли мои тренировки на ринге. В воздухе я осознавал, где находится земля, и следил за тем, чтобы не приземлиться на голову. Это как при выполнении «бэк-дропа» или другого сложного приёма: можно не попасть точно в цель, но надо приземлиться довольно плоско.

Playboy: Вы рассеяли удар.

Верно, и опять же, это похоже на то, на ощущения на ринге — сначала не понятно, что тебе больно, потому что бурлит адреналин. Ты не знаешь, что тебе больно, пока не попробуешь подняться и не сможешь. Мотоцикл лежал в гору, бензин лился на меня. Так что у меня была мотивация: я собирался попытаться не сгореть. Встал. Пошел, вроде как. Я сломал копчик, что не было большой проблемой, потому что кости быстро заживают. Большой проблемой было то, что мой таз был сдвинут. Было ощущение, что я родил 9-килограммового ребенка. Однако я выбрался оттуда, и это не помешало мне работать.

Playboy: Вы говорили о том, что в последние годы чувствуете себя старше. Как ваше либидо?

Я — дающий. Будь то на ринге или в сексе, я получаю удовольствие и отдаю. Я получаю удовольствие от количества оргазма у женщины, когда она получает его благодаря мне.

Playboy: Каков рекорд?

[пауза] Знаешь, ты можешь не знать, когда ты моложе. Она может быть как Мег Райан в фильме «Когда Гарри встретил Салли». Когда ты становишься старше, это уже заметно. Не только по звуку, но и физически.

Playboy: Мышечное взаимодействие.

Вот так. Нельзя подделать это. Чтобы ответить на ваш вопрос… скорее всего, шесть. Что чертовски хорошо.

Playboy: Сколько это займет времени?

В течение часа. Видите ли, я люблю женщин. Женское тело так сложно и так прекрасно, и это не только тело. Это её разум. Быть ответственным за то, что женщина становится абсолютно без тормозов, отдается этому — это самое крутое, что есть на свете. Я не тот парень, который ценит только физические данные женщины. Моя жена — генеральный директор компании не потому, что ее фамилия Макмэн, а потому, что она лучше всех подходит для этой работы. Можно подумать, что WWF — это бастион мужского доминирования, но это не так. Я выступаю за права женщин. Я за равную оплату труда, за все эти вещи. Это правильно, и это хорошее дело.

Playboy: Линда не единственный член семьи, который занимается бизнесом. Ваш сын, Шейн, и дочь, Стефани, работают по обе стороны камеры. Немногие поклонники знают, что Стефани, которая является основной частью сюжетной линии в эфире, всё ещё работает за кулисами, занимаясь продажей рекламы.

Если ваша фамилия Макмэн, у вас есть дневная и ночная смена. Стефани сейчас переходит из отдела продаж в творческий отдел. Она собирается возглавить креативное подразделение.

Playboy: Её ночная смена становится шумной. Раздражает ли её, когда поклонники кричат ей «Шлюха!» и «Стефани глотает!»?

Совсем нет. Не надо думать, что они имеют в виду мою дочь. Это персонаж. Как отец человека, который играет этого персонажа, я думаю, она получает реакцию. Должно быть, она делает чертовски хорошую работу. Знаете, что меня беспокоит? Что она может пострадать, так же, как я беспокоюсь о Шейне или любом из артистов. Они все там очень рискуют.

Playboy: Шейн вернулся после травмы, полученной в результате падения на шоу SummerSlam, продолжая семейную традицию. Но есть одна история о том времени, когда он был напуган до смерти. Ему было четыре года.

[ухмылка] Мы с Линдой женаты уже 34 года, но мы очень разные. Она всегда читала детям на ночь. Я придумывал для них истории, и мои истории были полны экшена. Ничего не мог с этим поделать. Они только что искупались и так хорошо пахнут, укладываются в свои маленькие кроватки и такие сладкие, что хочется их съесть. Я рассказывал им сказку, целовал их на ночь, а они были в полном восторге. Линде приходилось их успокаивать. Однажды ночью Шейн испугался. Он думал, что Дракула в шкафу. Я сказал: «Да? Смотри». Я вошел в шкаф и начал рычать, кричать, биться. Я бросил немного мебели. Теперь Шейн был напуган до смерти, пока, наконец, его отец не вышел из шкафа. Я сказал: «Сынок, тебе больше никогда не придется беспокоиться о Дракуле. Дракула мертв».

Playboy: Как вы в роли мужа?

Я подшучиваю над Линдой по поводу жертв, которые я принес ради своего брака, но она принесла куда большие жертвы. Когда мы с Линдой поженились, я пообещал ей две вещи: что всегда буду любить её и что никогда не будет скучно. Я выполнил оба обещания. Я всегда был… преданным.

Playboy: А верным?

Не обязательно верным. Я, наверное, обманывал себя, думая, что она знала, кто я такой, когда мы поженились. Дикий парень. Но я никогда, никогда ничего не заявлял ей в лицо. Я был сдержанным. И Линда никогда не страдала от недостатка внимания, физического или эмоционального. Но однажды она спросила меня в упор: «У тебя роман с такой-то и такой-то?». И я никогда не лгал ей. «Да». Это сокрушило её. Тогда она спросила: «А как насчет такого-то и такого-то?». «Да». Она продолжила. Больше имен. Я сказал: «Да, да и да».

Playboy: Были ли ваши романы в разное время или одновременными?

В разное время. Некоторые были одновременными, но я не думал, что она должна это знать. Она не задала этот вопрос, иначе мне пришлось бы сказать «да» и на это. Это не то, чем я горжусь. Я просто не понимал, как это влияет на жизнь других людей. Не смотря на то, как это отразилось на моей жене. Я говорю о хаосе, который ты создаешь в жизни других людей, просто желая хорошо провести время. Не существует такого понятия, как невинная интрижка. Когда женщина соглашается на сексуальный контакт, это, как правило, происходит с большим волнением. За редким исключением, это не просто: «Давай займемся сексом! Боже, это было здорово. Ладно, увидимся». Женщины так не поступают. Так что я думаю, возможно… Я причинил боль многим людям. Секс был потрясающим, но с эмоциональной точки зрения я жалею об этом.

Playboy: Вы изменились?

Я узнал о последствиях сексуальных отношений в браке. Это затрагивает множество жизней, в том числе и негативно. Думаешь, что это должны были быть только сексуальные отношения. Мы должны были отлично провести время и стать лучше. Но это всегда сложнее. Это может вмешаться и в вашу собственную жизнь. Завести роман, бегать то туда, то сюда — это отнимает много энергии. Это отнимает много сил, много времени. Последние пять или шесть лет я обнаружил, что не только больше ценю свою жену, но и могу сделать гораздо больше.

Playboy: Вы больше не изменяете?

Я уже около шести лет храню верность. У нас с Линдой отличный брак, и я не хочу его портить. Я не говорю, что я не ищу. Я не говорю, что однажды не сорвусь. Я надеюсь, что нет, из-за всех этих сложностей и из-за того, что мне придется сказать ей, если она спросит меня. Но кроме врожденного идиотизма, у меня нет желания выходить за рамки наших отношений. И если я нахожусь в дороге более трех дней, после этого я лечу туда, где находится Линда.

Playboy: Вы всегда в движении. Вы были гиперактивным в детстве?

Может быть. Когда у Шейна в старших классах обнаружились проблемы с обучением, мы посадили его на «Риталин». Когда я учился в школе, «Риталина» не было. Синдром дефицита внимания ещё не был открыт, поэтому я был просто плохим ребенком.

Playboy: Немного «Риталина» в 1960 году могло бы изменить ход американских развлечений.

[смеется] Это один из наркотиков, которого я избежал. Может быть, у меня были способности к обучению, а может быть, я просто жаждал внимания, стремился понравиться.

Playboy: В последнее время ваши рестлеры привлекают все больше внимания. Пару лет назад Тед Тёрнер, Time Warner и их World Championship Wrestling выигрывали у вашего WWF в рейтингах 88 недель подряд. Теперь вы убиваете их неделю за неделей. Это весело вот так, с размаху, ударить Тёрнера?

Случилось так, что суперзвёзд, которых мы создали, перекупил Тед Тёрнер. Когда подошел срок их контрактов с WWF, Тед открыл чековую книжку и заплатил им в 10 раз больше, чем платили мы. У меня были близкие, братские отношения с нашими звёздами, такими как Халк Хоган, и я никогда не думал, что они уйдут. Они дали мне все гарантии, что не уйдут. Но заоблачные деньги могут изменить мнение.

Нелегко соперничать с миллиардером и Time Warner. Тем не менее, мы знали, что можем создать новых звёзд, и на этот раз мы их сохраним, зная, что ребята, которых купил Тед, быстро состарятся. Если оглянуться назад, то да, был короткий период, когда суперзвёзды, которых Тед покупал почти оптом, и рекламная машина, которой он владел — CNN, TBS, TNT, пакет NBA, пакет NFL, который он имел некоторое время, — всё это вместе взятое вывело его вперёд. Но насколько? В среднем на 20 процентов или, самое большее, на 25. Это не та сокрушительная ситуация, которую вы видите сейчас, когда у нас новые звёзды, а их суперзвёзды старые, утомленные и не хотят работать. Они больше не голодны. В Time Warner не понимают творческого процесса. Они никогда не умели создавать звёзд, но Тед любит делает покупки. Он всегда был таким. Кстати, он неоднократно пытался купить WWF.

Playboy: Какой прогноз для WCW Тёрнера?

Я понимаю, что он продается.

Playboy: Вам интересно?

Возможно.

Playboy: Теперь, когда вы на вершине, WWF станет менее буйной?

В целом, мы никогда не были развратными. Я бы сказал, что мы, безусловно, более мейнстримовые, чем несколько лет назад, когда несколько раз мы заходили слишком далеко. Пару лет назад мы сделали это с персонажем по имени «Сексуальный шоколад». Это была пародия на садо-мазо, в которой Марк Генри с удивлением узнал, что человек, удовлетворяющий его, — мужчина. Некоторые зрители восприняли это как юмор, но некоторые почувствовали: «Как я объясню это своему маленькому сыну или дочери?». Возможно, мы зашли слишком далеко. Для этого не было причин. Но сексуальность в продукте все равно будет присутствовать. Мы — эстрадное шоу, мыльная опера, рок-концерт, экшн-приключение с небольшим вкраплением Comedy Central и с харизматичными спортсменами мирового класса, совершающими свои подвиги на ринге. Никогда не было ничего подобного, и вы не можете это скопировать. Это нельзя скопировать, потому что нет формулы. Оно живет и дышит.

Playboy: Некоторые из ваших критиков говорят, что это отвратительно. Фил Мушник из New York Post называет вас порнографом.

Послушайте, у нас огромная аудитория. 15% нашей аудитории в прайм-тайм — 12 лет и младше. 15% — это от 12 до 18. Это 30% тех, кому 18 и меньше, а 70% — это аудитория старшего возраста. Мы являемся частью кабельного телевидения, где есть «Сопрано», «Секс в большом городе». По сравнению со многим из того, что показывают по кабельному телевидению, WWF на самом деле склоняется к консервативной стороне. Фил Мушник? Он настолько правый, что все над ним смеются. Даже в New York Post за последнее время было только одно письмо в поддержку Мушника. Все остальные были за WWF, говоря: «Фил, повзрослей. Кто ты, чёрт возьми, такой, чтобы относиться к WWF так, как ты относишься в наше время?». Придурок. Фил пишет своё мнение, но он никогда не звонит нам, прежде чем писать. Его приглашали сюда. Не приходит, нигде не встречается. Алло, Фил? Проснись! Это реальный мир!

Playboy: В ваших передачах говорят о «щеночках» и «сиськах».

Мы не говорим «сиськи». Мы используем термин «щеночки», милый термин для груди. Он не является уничижительным. Я бы сказал, что «сиськи» — это вульгарно, а «щеночки» — это милая терминология.

Playboy: Но фанаты кричат о сиськах. И плакаты, которые фанаты держат на вашем понедельничном шоу Raw Is War, не только о щенках.

Если мы увидим плакат, который является оскорбительным или непристойным, мы его уберём. Мы сканируем толпу, но иногда там бывает 20 000 человек. Вы можете увидеть некоторые плакаты, которых там не должно быть, особенно в прямом эфире в понедельник вечером. Как бы я ни ценил свободу слова, мы попросим человека не показывать этот плакат. Если он все равно его не уберёт, мы скажем: «Знаете что? Сейчас мы дадим вам взятку. Хотите получить эту футболку со Стивом Остином бесплатно? Отдайте мне этот гребаный плакат». Как правило, это срабатывает.

Playboy: В прошлом году вас обвинили в лицемерии за отказ разрешить рекламу документального фильма Beyond the Mat во время трансляций WWF. Как вы это объясняете?

Как деловое решение. Хотите знать, что случилось? Рон Ховард — один из моих соседей. Не то чтобы я хорошо знал Рона, но он позвонил мне и сказал: «Винс, я бы хотел, чтобы ты встретился с этим парнем. Он хочет снять документальный фильм». Так я узнал о Барри Блауштейне. Я решил, что это будет отлично. Но когда мы с Линдой пошли на предварительный показ, мы узнали, что всё плохо. В фильме показана подноготная рестлинг-бизнеса начала восьмидесятых. В фильме Джейк Робертс на дне, а в конце фильма один из наших героев, Мик Фоли — Мэнкайнд — истекает кровью. Кажется, это было шоу Royal Rumble в Анахайме. Дети Фоли находятся в зале вместе с его женой, и камера направлена на них. Жена Мика видела его в гораздо худшем состоянии, но здесь она так кричит, что дети — которые не должны были присутствовать при этом — реагируют на её истерические крики. Меня это очень оттолкнуло. Я думаю, Барри, у нас с тобой совершенно разное видение бизнеса.

В начале восьмидесятых и, конечно, до этого, рестлинг выглядел как шесть бутылок пива и минет. Но сегодняшний исполнитель более искушен, образован. После матча он сидит в интернете или играет в видеоигры. Или он хочет посмотреть запись, чтобы изучить своё выступление. Он не ходит в бар. Так мало наших исполнителей даже пьют, не говоря уже о наркотиках и прочих вещах, которые когда-то были обычным делом. Поэтому видеть Мика, его детей и жену в этом фильме было очень неприятно.

Ещё до этого показа я сказал Барри и его сторонникам: «Вы используете наших персонажей, наши торговые марки. Но никто из наших исполнителей не получил денег. Вы не платите компании. Позвольте нам участвовать — я оплачу половину производственных расходов». Нам отказали. Я сказал им: «Послушайте, вы же знаете, что мы контролируем всю рекламу на наших активах». Мы контролировали её годами, потому что не хотели, чтобы Тёрнер или кто-либо другой наживался на нашей тяжелой работе. Мы не можем контролировать «Форд» или «Шеви», но мы контролируем жанр реслинга. Поэтому я пытаюсь взять Барри и его студию силой. Я говорю им: «Если вы не впустите нас, у вас не будет доступа к нашему активу». Думаю, они мне не поверили. Рон Ховард сказал: «Знаешь, Винс, иногда в Голливуде заключаются плохие сделки, и тебе приходится с ними жить». Но это была не та сделка, с которой я должен был жить. И моё решение не было вмешательством, хотя фильм мне не понравился. Мы делаем много вещей, которые мне не нравятся, но они нравятся аудитории. Так что это не было цензурой. Это было финансовое решение. Это было: «Вы, ребята, не пустили нас, даже когда я был готов купить себе вход, так что пошли вы. Вы изнасиловали меня один раз, вы не получите привилегию изнасиловать меня дважды. Пошли вы. Вы не можете рекламировать себя в нашем активе».

Playboy: Расскажите нам о страхе. Вы не боитесь Теда Тёрнера или Дракулы. Что вас пугает?

Я стал жертвой правительства Соединенных Штатов, когда разозлил Министерство юстиции, и они попрали мои права. Они обвинили меня в том, чего я не совершал.

Playboy: Вы были обвинены в заговоре с целью распространения стероидов. Первоначально вам предъявили шесть обвинений, но в итоге с вас сняли все обвинения.

И это те, кто приходил ко мне с просьбой о помощи! По идее, это должно работать в обратном направлении — обвиняемый обращается к правительству. Но они пришли ко мне, и я сказал: «Пошли вы». Это были мои точные слова. Я пытался дозвониться до генерального прокурора Джанет Рино, но так и не дозвонился, что, наверное, хорошо.

Playboy: Вы разработали какие-нибудь планы по передаче бразд правления WWF Шейну и Стефани?

Смотря что вы имеете в виду под «браздами правления». Мы будем заниматься фильмами, музыкой — есть много всего, чем я могу быть занят, например, эта маленькая штука под названием XFL. Но если я лопну сегодня, Шейн, Стефани и Линда позаботятся о том, чтобы бизнес продолжался.

Playboy: Когда вы отойдете от дел, напишете ли вы сцену смерти для своего альтер-эго, злого мистера Макмэна?

Сцена смерти? Нет, это было бы нереально. Если только… знаешь что? Я верю в законы природы. Когда придет время мне уйти, я бы хотел, чтобы меня сожрал самый большой, самый страшный хищник, который когда-либо ходил по земле. А потом я бы хотел, чтобы у этого сукиного сына случилось несварение желудка и он выблевал мои останки обратно.

Playboy: Романтическая концовка.

Ага.

Playboy: Знаете, что получите…

Великолепные рейтинги.