«Воришка Изумрудного города»: как плагиат стал классикой советской литературы

Поучительная история одной мистификации.

Вот уже которое поколение постсоветских детей растёт на книгах о «Волшебнике Изумрудного города». Для многих вселенная, описанная математиком-лингвистом Александром Мелентьевичем Волковым, открывает двери в большую фэнтези литературу. В какой-то момент юные читатели, как и их родители ранее, выясняют для себя занимательный факт – советские сказки о Гудвине основаны на аналогичных американских произведениях о стране Оз. Но многие не задумываются, что скрывается за этой простой формулировкой. И зря.

В 2020 году наследники писателя открыли публичный доступ к семейному архиву автора. Сотни документов доступны любому желающему. Благодаря педантичной привычке Волкова конспектировать всю свою деятельность и мысли в личном дневнике можно из первых рук узнать, как именно писалась культовая повесть о дороге из жёлтого кирпича.

Возможно, однажды эта история станет основой для кинематографического байопика. Хотя смотреть его будет щемяще больно из-за чувства осквернённых детских воспоминаний.

После образования СССР стартовала форсированная кампания по повышению грамотности среди населения. За короткое время буквально из ниоткуда появились миллионы неприхотливых читателей. И если для взрослых большевики услужливо настроили конвейер низкопробной идеологизированной беллетристики, с детьми они зашли в тупик. Старые сказки опасались переиздавать из-за их «непригодности» (т.н. «буржуазного духа» и религиозности), а новых писать было некому.

К началу 1930-х годов ситуация стала настолько угрожающей, что в неё вмешалось высшее руководство Союза. Отдельным постановлением ЦК ВКП(б) было создано новое образование «Детиз» (сокращенно от «Детское [государственное] издательство»). Перед его первым руководителем Самуилом Маршаком поставили чёткую задачу – в кратчайшие сроки начать выпускать произведения для школьников, в которых бы пропагандировался советский образ мышления и коммунистические идеалы. Заручившись партнёрством писателя Максима Горького (уже на тот момент считавшегося живым классиком), Маршак принялся за поиски авторов.

Желающих политизировать детей в угоду правящему режиму нашлось немало, но качество их писанины оставляло желать лучшего. Памфлеты о коллективном пионере Павлике Морозове множились словно грибы после дождя, вот только молодежь их не читала даже из-под палки. Очевидной стала необходимость зарубежных заимствований. Скрипя зубами Маршак согласился печатать иностранные книги. Так в истории появилась неоднозначная практика адаптированных переводов, попросту говоря – пересказов оригинальных произведений.

Это стало возможным из-за очень своеобразного отношения СССР к вопросу авторских прав. Советы не считали нужным платить за то, что – по их мнению – и так принадлежало людям, за «общественное достояние». Большевики не стесняясь печатали западные бестселлеры миллионными тиражами, не получая даже формального одобрения от правообладателей. Но, если вопрос копирайта вызывал возмущение, то творческая «кастрация» произведений повергала зарубежных авторов в настоящий шок.

Коммунистические бюрократы уже на заре своего существования довели цензурные механизмы до абсурда. Из буквально каждого произведения вымарывались отдельные слова и абзацы по надуманным поводам. Цитирование фрагментов Евангелия о дружбе или фривольное использование красного цвета в повествовании? Чиновник с ножницами не дремал, руководствуясь принципом «лучше перебдеть, чем недобдеть».

Хрестоматийным примером здесь может послужить серия книг «Мэри Поппинс». Цензоры очень уж увлеклись поисками контрреволюционных высказываний и их устранением, по итогам урезав три больших книги в одну маленькую. На прилавки попала причудливая литературная аппликация (или монстр Франкенштейна, кому как нравится). В любом случае, от оригинального произведения Памелы Трэверс остались «рожки да ножки», хотя на обложке и разместили её имя.

От подобного подхода сильно страдала целостность и форма произведения. Маршак придумал способ «исправить» эту оплошность – зачем переводить выборочно, если можно попросту переписывать проблемные места?

Так на свет появились пролетарские Буратино и Винни-Пух. Означенные персонажи всё ещё крайне популярны на постсоветском пространстве. Хотя населению до сих пор невдомёк, как вообще плюшевый медведь попал в лес и чем закончилась история деревянного мальчика. Ответ прост – литераторы в процессе «творческого перевода» и насаждения коммунистической морали так видоизменили истории, что из них попросту пропал хозяин Винни Пуха Кристофер Робин и фея-помощница Пиноккио. Без этих элементов оригинальные арки персонажей остались незавершёнными, а сами произведения стали нести совсем другой посыл. Правда, посыл этот пришёлся и советской власти, и советской аудитории весьма по вкусу.

Если Алексей Толстой и Борис Заходер сотворили на основании чужих историй собственных «народных сказочных героев» (пусть жизнь в них и вдохнула популяризация со стороны государства), то Александр Волков своим «Волшебником Изумрудного города» пошёл куда дальше. С благословения Маршака он последовал совету великого художника Пикассо – просто украл чужую работу.

В начале ХХ века в Штатах вышла книга «Wonderful Wizard of Oz». Написавший её Фрэнк Баум к тому моменту был разочаровавшимся в жизни отцом троих детей. Все мечты юности – стать актёром, журналистом, заводчиком декоративных птиц – остались позади. Страдая от нереализованности и постоянной нужды, Баум принялся сочинять собственные сказки о стране вечного лета, где не нужны деньги и всегда звучит смех.

Как он признавался впоследствии, ему хотелось написать историю, наполненную атмосферой «вечного ярмарочного праздника». Ненавидевший «Красную шапочку», «Русалочку» и «Гензель и Гретель» из-за чрезмерной жестокости и нравоучений, Баум видел свою миссию в развлечении, а не воспитании детей. И дети это оценили.

Книга стала сверхпопулярной. Стремясь закрепить успех, Фрэнк Баум начинает выпуск целой литературной серии о «чудесной стране Оз». К третьей книге он достаточно набивает руку – теперь новые истории выходят ежегодно. Ирония судьбы делает американца «автором одного произведения». Всеобщее требование продолжений не остановила даже смерть Баума. Поток детских писем и рыночный спрос вынуждал издателей заказывать всё новые сказки о мире Оз у литературных негров. Сегодня только канонический список книг серии содержит более 60 наименований!

Вышедшая накануне Второй мировой войны экранизация первой книги стала самым дорогим фильмом Голливуда своего времени. К тому моменту произведение Баума вошло в золотой фонд англоязычной литературы и гремело на весь мир. В 1936 году один экземпляр «Удивительного Волшебника из страны Оз», ввезенный в страну советов для изучения иностранного языка в среде университетских преподавателей, попал в руки Александра Волкова.

К концу тридцатых Волков уже был взрослым человеком. Рождённый в 1891 году в сибирской провинции, он поэтапно прошёл все ступени педагогической карьерной лестницы. От учителя сельской школы до доцента кафедры математического факультета в Москве — будущий публицист имел богатый опыт общения с молодёжью всех возрастов. Живший в непростое время перемен, этот человек обладал колоссальными знаниями и противоречивыми убеждениями.

С детства мечтавший о славе писателя, юноша решил получить смежную профессию учителя. Диплом Томского института позволил ему преподавать любой предмет (за исключением Божьего слова), но в родной школе была лишь вакансия преподавателя математики. С этого дня вся его последующая жизнь вне творчества будет связана с точными науками. В будущем подобный вынужденный выбор перерос в горячую любовь к «царице всех наук».

Однако влечение к литературе также не заглохло. После большевистской революции с переменным успехом пробует себя в написании пьес для провинциальных театров. В свободное время Волков изучает иностранные языки: латинский, немецкий, французский, английский. С появлением семьи (и личными трагедиями – оба первых сына умерли во младенчестве) прекращает публичные опыты и начинает «сочинять в стол».

Начавшаяся масштабная пропагандистская кампания Маршака по популяризации «Детиза» выводит его из ступора. Волков, воодушевленный статьями о необходимости воспитания будущих коммунистов, решает попробовать себя в жанре сказок. Перед глазами у него пример математика Льюиса Кэрролла, чью «Алису в Стране Чудес» тогда превозносили как образец логики и пример для подражания.

В 1936 году на кружке по английскому в Минцветмете Волков получает для внеклассных занятий книжку Баума «Wonderful Wizard of Oz». В личных дневниках Александр Мелентьевич признавался, что читал её и ранее, а в этот раз взял лишь для собственных детей. Но призыв Маршака в газете «Правда» наталкивает его на мысль сделать перевод американской сказки. Известны даже даты – «Удивительный Волшебник из страны Оз» превратился в «Волшебника Изумрудного города» в конце 1936 года. Полностью вся работа заняла немногим более двух недель – текст обработан в период с 6 по 21 декабря.

Рукопись была сразу же отправлена лично Самуилу Маршаку. Тот ответил восторженным отзывом и рассыпался в похвалах, хотя в его искренности можно усомниться – во всей корреспонденции Маршак почему-то небрежно называет изумрудный город островом. Вероятнее всего именитый издатель передал рукопись многочисленным помощникам, а после их одобрения просто дежурно подбадривал переводчика-новичка. Позже эту версию косвенно подтверждал сам Волков в семидесятые – в дневниках он пишет о минимальном вкладе Маршака в выпуск книги.

Первоначальное издание «Волшебника…» и вовсе предстаёт в ином свете, если изучать архив Волкова. Красивая легенда о пробившемся извне в литературу новичке рассыпается, когда вскрывается знакомство Александра Мелентьевича с Софией Шахвердиновой, на тот момент заведующей производственным отделом «Детиздата». Она была мощным лоббистом и ради своего друга даже совершила «халатную ошибку» – вписала в документы на печать вместо 25 тысяч обложек 50 тысяч. Из-за этой «оплошности» книгу пришлось в течении года допечатывать дополнительным тиражом и рассылать по библиотекам всего Союза.

К чести Волкова следует указать: поначалу он никогда не претендовал на авторство и честно признавался, что всего лишь перевёл труд Баума – правда очень своеобразно. Если цитировать дословно, то будущий детский писатель «значительно сократил книгу, выжал из нее воду, вытравил типичную для англо-саксонской литературы мещанскую мораль». Это прозвучит странно для современного читателя, которому «Волшебник…» запомнился объёмной повестью со значительными отличиями от «…страны Оз». Хотя здесь нет никаких противоречий.

Дело в том, что сам Волков неоднократно правил изданную работу, адаптируя её под изменяющуюся государственную политику и увязывая сюжет с последующими своими книжками. Разные редакции «Волшебника…» отличаются не только отдельными фразами и именами, но и целыми главами. С каждым последующим переизданием в сказке всё меньше праздного американца Баума и больше советского математика Волкова. Появляются несвойственные для оригинала тема милитаризма и призывы защитить нуждающихся.

Как Толстой до него превратил мечтателя Пиноккио в борца против эксплуататоров Буратино, так и Волков старательно переработал оригинальный текст, наполнив его удобными для большевиков темами. Пропала баумовская красная страна драчунов, зато появилось восстание маленьких людей против Злой колдуньи Запада. Заодно стал открыто декларироваться постулат «на родине лучше, чем где бы то ни было».

Аналогично со «…страной Оз» в США, в СССР «Волшебник…» моментально стал бестселлером. Иллюстрированную черно-белыми картинками книжку во время Второй мировой читали целыми деревнями, обладание экземпляром делало мальчишек в глазах сверстников баловнями судьбы. Да и сама жизнь Волкова значительно переменилась. Его приняли в Союз писателей и открыли доступ в профессиональную литературу. В последующие годы он написал несколько произведений, призванных мотивировать соотечественников и прославлять советский быт. Они не блистали талантом и не выделялись из общего калейдоскопа идеологической публицистики. Иными словами были посредственными.

Понимал это и сам Волков, после войны начав уговаривать руководство «Детиздата» на допечатки переработанной баумовской повести. Издатели постоянно отказывали по различным поводам – нет бумаги, слишком длинная очередь и так далее. Настоящей причиной была политика. Постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года открыло новую эпоху цензуры. Отныне большевиками осуждался космополитизм и т.н. «преклонение перед Западом».

Начались усиленные поиски иностранного влияния и вредителей. Как известно, кто ищет, тот всегда найдёт — очень быстро цензоры углядели в переработанной сказке стремление главной героини вернуться «…на родину, в Канзас». Родина родиной, но Канзас находится в Штатах! На переиздание наложили табу. Иронично, как прошлые плюсы повести теперь записывались в недостатки. Не питая иллюзий, Волков оставил в те дни в дневнике такие слова: «для меня наступили смутные времена».

Закончились они со смертью диктатора Сталина. Александр Мелентьевич почувствовал хрущевскую оттепель на собственном опыте. Летом 1957 года к нему в гости пришёл чернобородый человек, представившийся художником Леонидом Владимирским. Расхваливая «Волшебника…», он попросил разрешения проиллюстрировать повесть. К тому моменту пожилой Волков (ему было уже 66 лет!), вышедший на пенсию, безуспешно пытался стать автором исторического романа. Перевод-пересказ детской сказки, хоть и популярной, но изданной 17 лет назад, мало занимал его мысли.

Владимирский тем не менее упорствовал. Используя в качестве аргумента просьбы своей маленькой дочки, художник выпросил у Волкова полномочия говорить от его имени о возможности переиздания «Волшебника…» в новосозданном детском издательстве «Советская Россия».

К тому моменту Леонид Владимирский был уже всесоюзно известным детским иллюстратором. В качестве создателя классического образа Буратино из сказки «Золотой ключик» он постоянно посещал различные культурные мероприятия. Им восхищались, к нему прислушивались. Сталинский «Детиздат» как раз потерял свою монополию, а новосозданные госструктуры стремились выбить себе место под солнцем. Во всяком случае именно аппаратными войнами и рвением Владимирского Волков объяснял для себя то, почему переизданию «Волшебника…» дали зелёный свет.

За рекордно короткий срок и писатель, и художник создали беспрецедентное количество нового контента. Владимирский постоянно приносил эскизы и охотно их правил в случае замечаний. Польщённый такой податливостью и энтузиазмом коллеги, Волков начал перерабатывать сказку с оглядкой на создаваемые иллюстрации. Большим подспорьем здесь выступили заметки, сделанные им в сороковых годах для спектакля по мотивам «Волшебника…».

В печать ушла повесть с богатыми цветными иллюстрациями. По сути, именно её запомнили все дети, рождённые в советские время и в девяностые годы после развала СССР. Многочисленные современные издания подражают версии 1959 года. Примечательно, что именно тогда с форзаца пропала фраза «по мотивам Ф. Баума», хотя во вступлении Волков всё ещё вскользь упоминает иностранного автора, при этом подчёркивая самостоятельность своего произведения.

Переизданная сказка оказалась настоящим хитом. Волков вновь стал востребованным. В отличие от голодных предвоенных годов, теперь его стали звать на детские утренники, телеэфиры и интервью. По мотивам «Волшебника…» вышел сперва диафильм, а после и полноценный цветной кукольный мультфильм. Песни из последнего распевали пионеры, а строка «мы в город Изумрудный идём дорогой трудной» получила статус народного шлягера.

Будто в кривом зеркале жизнь позднего Волкова стала повторять судьбу Баума. Поток детских писем и давление редакторов вынудили Александра Мелентьевича писать продолжение своего «magnum opus». Вступив в тесный тандем с Владимирским, в последующие годы он пишет целых пять книг-сиквелов о Волшебной стране (месте, где находится Изумрудный город). В аннотациях этих произведений нет уже ни слова о Бауме. Бывший математик позиционирует себя как самодостаточного творца и всё больше раздражается, когда кто-либо заикается о сделанных им заимствованиях.

Примечательна в этой ситуации переписка Волкова с литературоведом Брадисом, датированная шестидесятыми годами. Когда тот спрашивает о связи второй книги «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» с текстами Баума, писатель в резкой форме отвечает, что его новая книга «…не является ни переводом, ни даже отдаленной переработкой какой-нибудь из книг “Озиады”; это – совершенно самостоятельное произведение…». Александр Мелентьевич лукавит и знает это сам, о чём открыто пишет в своём личном дневнике.

На самом деле после переиздания «Волшебника…» в 1959 году он в спешном порядке приобретает абсолютно все книги Баума, связанные со страной Оз. Волков прилежно их читает в оригинале, старательно конспектируя и выписывая понравившиеся идеи. Кроме американских изданий он получает и французские, якобы тоже баумовские. Как минимум одна из них, «Маленький король страны Оз», является каким-то фанфиком – но Волков об этом ни тогда, ни впоследствии не узнал.

Прочитанный материал вызывает у писателя разочарование. Его он, не стесняясь в выражениях, изливает на страницы своего дневника. Он клеймит работы Баума чепухой и халтурой, обвиняет американца в отсутствии фантазии и погоней за наживой. Считает, будто тот «наляпал книг» низкого качества ради наживы и хвастает, мол сам он, Волков, способен писать таких хоть по шесть в год. Особенно его возмущает превращение «…страны Оз» в книжный сериал. Десять лет спустя Александр Мелентьевич, будто раскаиваясь, возвращается к последним строкам своей заметки и эмоционально дописывает: «Сам я потом вдался в тот же грех!».

Однако депрессия длится недолго. Пару недель спустя, после очередного разговора со своим редактором, Волков принимается писать синопсис будущего «Урфин Джюса…». Компилируя идеи из «халтурных книг Оз» вроде захвата Изумрудного города, живительного порошка и персоны героя-моряка, он создаёт абсолютно новую историю. Ещё недописанный текст по частям публикуется в детских журналах. В нём отчётливо ощущается рука члена Союза Писателей СССР.

Если в детстве вы читали пять книг-продолжений «Волшебника…», то наверняка вас удивляло постепенное взросление повествования и расширение мифологии мира Волшебной страны. Книга за книгой сказка превращалась в подростковую фантастику, не всегда удачно совмещая волшебное и технологическое. И было ещё кое-что, чего юные читатели в силу возраста заметить не могли. В книгах появилась открытая политическая пропаганда.

К сожалению, это не поиски скрытого смысла там, где его нет. Волков всегда был весьма политизированным человеком, а к старости эта черта характера значительно обострилась. Его дневники – весьма интимное и документальное свидетельство того, какие именно тараканы бродили в головах творческих людей эпохи СССР.

Как истинный коммунист Волков призывает к усилению идеологической обработки детей, клеймит козни Вашингтона и проклинает коллег по цеху, сбежавших из Союза на Запад. Подобных записей очень много – и тем неуютнее иногда читать короткие заметки о гражданской войне и репрессиях, которые автор именует термином «времена культа личности», поименно вспоминая расстрелянных друзей.

Парадоксально, но с усилением брежневского застоя Александр Мелентьевич принимается критиковать и Советский Союз. Ужасная бюрократия, «самодовольная физиономия» генсека, невозможность хотя бы раз в жизни съездить заграницу и всеобъемлющая цензура удручают коммунистического сказочника. Особенно его огорчает, как неохотно большевистские СМИ освещают успехи американцев в космосе – перспектива основания иных планет волновала писателя-математика очень сильно.

Волков уповает на новое поколение и на его воспитание бросает все свои творческие силы. Поначалу он делает это крайне топорно. В первоначальной версии «Урфин Джюса…» присутствует глава, где завоеватель учреждает две партии: «урфинистов» (монархистов) и «джюсистов» (республиканцев). Вместе они начинают править Изумрудным городом, пытаясь создать у населения видимость свободы выбора. Понятное дело, в чью сторону это был кивок – но как по его мнению эту отсылку должны были понять советские школьники?

К счастью, подобные прямые аллегории – неизвестно, по инициативе редактора или самого автора – в финальную версию книги не попадают. Тем не менее Волков закладывает фундамент для последующей истории, планируя уже в ней «развернуться по полной».

Третья книга, «Семь подземных королей», план к которой писался одновременно со второй, помещает в центр сюжета борьбу с монархией как деструктивным институтом дармоедов. Это последняя книга, в создании которой активно участвует иллюстратор Владимирский. Художник по натуре, он в первую очередь интересовался образами, а не созданием политической школы для самых маленьких. Он будет иллюстрировать последующие книги, но весьма неохотно и с большим опозданием, чем вызовет неоднократные упрёки раздражительного Волкова.

Выпустив третью повесть, сам литератор-математик оказался в творческом тупике. «Семь королей…» в большей степени являются его личным произведением, хотя идея подземного царства и была взята из поздних произведений Баума. Александр Мелентьевич не понимал, в какую сторону ему развивать вселенную «Волшебных сказок» (такое неформальное название цикла присутствует в его дневниках). К тому же он не отпускал мечту войти в историю при помощи исторических романов – и поэтому в финале «Семи королей…» прямым текстом написал – девочка Элли никогда не вернётся в Изумрудный город.

Он ошибся. Правда не по форме, а по содержанию.

Окружающие осознали заблуждение Волкова раньше, чем он сам. Напор со стороны аудитории и редакции ставили Александра Мелентьевича в крайне неудобное положение. Советское общество, как полвека назад американское, требовало продолжения полюбившихся историй.

Писатель сдался быстро. Не последнюю роль здесь сыграла финансовая сторона вопроса. Тиражи исчислялись миллионами, всё больше издательств запрашивали права на региональную публикацию, гонорары росли. К тому моменту у Волкова уже появились правнуки – обеспечение большой семьи требовало постоянных денежных поступлений.

Перед автором встала проблема – как продолжить сказку, в которой он поставил однозначную точку? Ранее он неоднократно менял отдельные фрагменты истории при переизданиях, но никогда не трогал финал. Продолжить приключения девочки Элли означало бы обесценить драму прошлой книги и поставить под сомнение силу волшебных предсказаний. Дети могли просто не понять подобный ход, вследствие чего возненавидеть сиквелы по умолчанию.

И тогда Волков вводит в серию новое поколение героев – младших детей. Но персонажи эти как две капли воды похожи на прежних. Девочка Элли получает имя Энни, пёс Тотошка становится Артошкой, мальчишка Фред – Тимом. И их внешность, и поведение ничем не отличаются от аналогичных в первой трилогии. По сути своей это и были старые герои, чьи имена для вида были немного переиначены.

Подобное «писательское шулерство» крайне разочаровало юных читателей. В письмах и на утренниках они упрашивали Волкова всё переиграть, но за неимением альтернативы продолжали чтение новых книг сомнительного качества. Впрочем, в последующих переизданиях автор таки немного видоизменил характеры новых протагонистов. Правда, вынудили его на это не детские просьбы, а позиция редакторов – в архиве сохранились копии писем с правками, присланные из издательства «Советская Россия».

Как и Носов до него в «Незнайке на Луне», Волков в четвёртой книге решил поставить в центр истории проблемы «социального и, если так можно выразиться, политико-экономического порядка, конечно, в форме, доступной детям; я не употребляю терминов “эксплуатация”, “первичное накопление” и т.п., но, по сути, именно об этом идет речь». Уже неограниченный участием Владимирского (к тому моменту, заметно охладевшему к циклу), уверовавший в собственный талант, писатель творит сказку в лучших большевистских традициях.

В «Огненном боге марранов» придумки Баума отходят на задний план, хотя отдельные элементы (мифическое королевство лисов, волшебный ящик Стеллы) продолжают играть важную роль. Появляется всё больше чуждых волшебству фантастических предметов, вроде коней-киборгов, питающихся солнечной энергией. Эти идеи последовательно развиваются в пятой книге, «Жёлтом тумане», когда механический робот Тилли-Вилли сокрушает древнюю колдунью, почитаемую своими поданными за богиню. Торжество науки над религией – очень в духе времени!

Забавно смотрится превращение Изумрудного города в остров. По сюжету новых повестей Страшила окружает свою столицу рекой, преобразовывая её в архипелаг. Сложно сказать, является это совпадением или сознательной отсылкой к невнимательности Маршака при издании первой книги – писатель никак не поясняет этот момент в своих записях.

В противоположность быстрому написанию книги ждёт тяжёлая издательская судьба. Сроки постоянно переносятся по различным причинам – мешают всесоюзные ограничения на издание одной книги одного автора в год, задержки в рисовке иллюстраций Владимирским, учащающиеся правки со стороны редакторов. Самочувствие Волкова стремительно ухудшается. К тому моменту достигший восьмидесяти лет, он мучится постоянными болями. Врачи ставят безнадежный на тот момент диагноз – рак кишечника. Впрочем, сам он об этом не знал, поскольку родные скрыли от него заключение докторов.

Опасаясь скорой смерти, писатель пишет завещание. В последние годы он активно включается в контроль финансовой стороны своего творчества. Скрупулёзно подсчитывает тиражи и переиздания, подбивает авторские гонорары. В дневнике множество раз встречаются сетования на отказ СССР подписать Женевскую конвенцию о защите авторского права. Волков жалеет о «многих тысячах рублей», недополученных им за заграничные переводы «Волшебника…» и сказок-продолжений.

Последний факт смотрится особенно некрасиво, учитывая историю изначальной публикации книг. Увы, слава подобна драконьему золоту. Поздний Александр Мелентьевич ни словом не вспоминает Баума в своих дневниках. К концу семидесятых произведения бывшего математика превысили астрономический тираж в 25 миллионов копий – и это только те, которые он смог документально отследить! Редкому человеку подобные цифры могут не вскружить голову. Завещая авторские права своим детям, Волков с упоением мечтает о будущих гонорарах из ФРГ. Судя по описанным им слухам, в библиотеках Мюнхена тогда как раз ходили «контрабандные» сказки из ГДР – естественно, безо всяких договоров с большевиками.

Как только появилась определенность с изданием четвёртой и пятой книг, Волков сел писать – как он считал и как в итоге получилось – последнюю повесть в цикле «Волшебных сказок». Она вышла наиболее спорной. Поклонники ждали её долгих 12 лет.

Шестая книга цикла, «Тайна заброшенного замка», разделила читателей на два непримиримых лагеря. Новые фанаты были в восторге, а старые пребывали в ступоре. Последние даже поспешили объявить изданную посмертно повесть фальшивкой. У них просто в голове не укладывалось, как Волков мог сочинить подобное завершение своей эпопеи.

Сюжет действительно выглядит крайне нетипично. В Волшебную страну вторгается боевой корабль инопланетян. Это – разведчики, готовящие плацдарм для полноценного вторжения на Землю. Раса менвитов держит в рабстве другой вид пришельцев, арзаков. То же они планируют сделать сперва с волшебными существами, а после и со всем остальным человечеством.

Этот синопсис особенно дико смотрелся на контрасте с оригинальным «Волшебником…», его ожившими пугалами, серебряными башмачками и дорогой из жёлтого кирпича. Детская сказка, пусть и начиненная коммунистической пропагандой, превращалась в полноценную боевую космическую фантастику – звучит, как несмешная шутка!

Поскольку Волков умер, так и не дождавшись выхода рукописи в печать, это открывало огромное поле для спекуляций. «Книгу написал литературный негр!», «После смерти текст испортил редактор!», «Существует альтернативная версия книги, где всё логично и правильно!» – чего только не додумали поклонники за последующие годы. Масла в огонь поочередно подливали и потомки автора, и его бывший соавтор-иллюстратор Владимирский высказываниями, мол, «не всё так однозначно».

Публикация дневников наконец проясняет эту запутанную историю. После первого часа изучения архива становится очевидно, насколько сильно бывший математик увлекался космической экспансией. Газетные вырезки, фиксация дат запуска новых ракет, знакомство с Гагариным как предмет гордости… Волков натурально бредил мечтой дожить до посещения землянами Марса. И эту страсть он пытался передать не только собственным внукам, но и остальным детям СССР.

Потому ему казалось вполне логичным посвятить финал своей самой популярной серии пропаганде космической тематики. Из записей видно, как трансформировались эти замыслы. Волков понимал наличие пропасти между сказкой и фантастикой, пытаясь максимально деликатно совместить оба сеттинга в рамках одной вселенной.

В первой версии «Тайны…», получившей подзаголовок «Вторжение клювоносых», существенно больше сказки. Здешние пришельцы похожи на антропоморфных птиц и в целом ведут себя не как инопланетные национал-социалисты, а как простые негодяи с бластерами. Т.е. имеют понятные для учеников 4-5 классов мотивы. Автор рискнул напечатать некоторые фрагменты этого текста в казахском журнале «Дружные ребята», а также читал на школьных утренниках. Реакция детей его, судя по всему, устроила – но не до конца.

Продолжающаяся война во Вьетнаме побуждает Волкова вносить в рукопись всё новые и новые правки. Появляется тема межгалактического империализма и революции. Повествование усложняется, персонажи множатся. Александр Мелентьевич ставит своей целью сотворить логичный фон для противостояния между захватчиками и обороняющимся народом. Аллегории со Второй мировой всё больше напоминают пропагандистские листовки военной эпохи, над которыми он работал в сороковых годах.

Редакторы от издательства не разделяют энтузиазм Волкова. Идея усложнения сказки кажется им избыточной, они высылают всё новые и новые правки. Настроение писателя, судя по заметкам в дневнике, колеблется от крайнего возбуждения до депрессии — он путает название собственной повести, жалуется на плохое самочувствие и проблемный сюжет. Художник Владимирский не спешит помогать старому другу. Сделавший себе имя на рисунках Буратино и Страшилы, он попросту не разделяет восхищение межпланетными полётами.

Ожидая новой пачки правок из «Советской России», летом 1977 года Волков умирает.

Долгих пять лет рукопись лежит в издательстве. Цикл об Изумрудном городе по-прежнему возглавляет топы продаж, читатели требуют продолжения. К тому же оно было анонсировано в конце пятой книги и уже «засветилось» в детских журналах. Фанаты и не подозревают, в каком удручающем виде пребывает оставленный Волковым текст.

Сейчас уже известно, как «решили» проблему редакторы. Нанятый дополнительно писатель основательно переработал рукопись, выбросил лишних – по его мнению – персонажей и видоизменил концовку. Имя этого человека до сих пор неизвестно, а предположения о личности поражают своей фантастичностью и глупостью. Само собой, издательство отрицало постороннее вмешательство, называя выпущенную повесть целиком и полностью работой Волкова.

Аудитория приняла новинку со скепсисом и прохладой. Перспектива продолжить «Волшебные повести» без прежнего автора была надолго похоронена. Но это никак не мешало допечаткам прежних повестей. Они прочно вошли в советский и постсоветский быт, заполнили школьные библиотеки и пережили страну, идеи которой пропагандировали. По разным данным к нынешнему моменту совокупный тираж волковского шестикнижия об Изумрудном городе составляет около 50 миллионов экземпляров.

С приходом рыночной экономики на просторы бывшего СССР встал вопрос о превращении наследия Александра Мелентьевича во франшизу. Дикие капиталисты ещё меньше переживали об обворованном Бауме, чем большевик Волков. Наравне с новыми мультфильмами появились и две книжные серии, полуофициально продолжающие заложенные математиком идеи. Писатель Кузнецов развивал космическое направление, а литератор Сухинов наоборот писал детские истории в духе первых книг. Как говорится – предложение (продолжение?) на любой вкус.

От своего «кусочка пирога» не отказался и художник Леонид Владимирский. На склоне лет, подталкиваемый издательствами, он написал собственную волшебную сказку в жанре кроссовера. В его фантазии Буратино вместе с друзьями попадает в Изумрудный город и помогает Страшиле победить коварных злодеев. Посредственный сюжет и блеклые (особенно по сравнению с оригинальными!) рисунки не очень понравились детям девяностых. Книга, получившая несколько дополнительных тиражей, со временем затерялась в обилии детской литературы новой эпохи.

Тем не менее вселенная «Волшебника…» продолжает развиваться и в ХХI веке. Из многочисленных адаптаций можно выделить крайне оригинальный проект украинской музыкальной группы Power Tale. Они переработали сюжеты двух повестей Волкова – «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», «Огненный бог марранов» – в формат взрослой рок-оперы. Получившиеся песни эпичностью могут посоревноваться с мифами о Беовульфе и Короле Артуре.

В настоящий момент права на использование вселенной «Волшебника Изумрудного города» принадлежат наследникам Волкова. Они зорко следят за неукоснительным соблюдением копирайта. Аналогично знаменитому деду не очень любят вопросы о Бауме. Внучка Александра Мелентьевича – Калерия – вовсе предпочитает считать, будто Изумрудный город был придуман её предком под впечатлением от зелёных крыш российского города Томска.

За чтением сказок о Волшебной стране подрастает новое поколение. Элли, Страшила, Железный дровосек и Трусливый лев продолжают учить детей дружбе, вежливости и честности. Не подозревая о каких-либо скрытых подтекстах, школьники на примере Великого и Ужасного Гудвина учатся тому, что обманывать – это плохо.

Однажды создатель Средиземья Джон Толкин сказал: «Человеческое сердце гораздо лучше человеческих поступков, и уж тем более слов». После изучения семейного архива Александра Волкова с данной истиной сложно не согласиться.

Больше текстов и интервью я публикую на своём персональном сайте: www.acrains.com 🍷

#ВолшебникИзумрудногоГорода #лонгрид #СССР