Не кричи и не рычи: «Бронсон» — фильм, в котором Николас Виндинг Рефн меняет свой стиль и хвастается крутизной

Продолжаем говорить о датском режиссёре и рассуждаем о его энергичном и забавном кино, которое трудно полюбить.

«Меня зовут Чарльз Бронсон, всю свою жизнь я хотел стать знаменитым», — говорит крупный лысый мужчина с усами (Том Харди) и следующие час двадцать объясняет, какими способами он добивался своей цели. Бронсон дубасил людей: сперва одноклассников и учителей, потом полицейских, потом охрану в тюрьме. Занятие, наверное, не самое осмысленное, но надо признать, что Бронсон и впрямь справлялся с ним превосходно.

«Бронсон» описывает жизнь реально существующего человека — англичанина Чарли Бронсона, который не столько преступник, сколько пассионарий, решивший возвести свою крутизну и физическую мощь в ранг искусства. Рефн, впрочем, рассказывает о нем пунктирно и многое выдумывает — чтобы, как поначалу кажется, отсечь банальности и сосредоточиться на главном.

Если у Бронсона главным средством коммуникации с миром было насилие, то у Рефна это сперва были фильмы в жанре лютого реализма (три части «Дилера»), затем — не менее лютой метафизики («Страх „Икс“»). А в этом кино его понесло в поп-арт: «Бронсон», по сути, — набор сценок или клипов каких-нибудь Pet Shop Boys. Очень энергичных, красивых и, казалось бы, дьявольски изобретательных клипов.

Но вся изобретательность, если в нее всмотреться, сводится к двум повторяющимся ситуациям. Первая — Бронсон вращает усами (очень классно). Вторая — Бронсон с довольной улыбкой кого-нибудь лупцует (или лупцуют его). И этих сцен предсказуемо не хватает, чтобы замаскировать тот факт, что у Рефна на этот раз нет ни сюжета, ни характеров. Можно возразить, что чистое искусство, будь то буйства англичанина или фильмы датчанина, как известно, совершенно бесполезно, но на полтора часа аморфного кино этой мысли все равно не хватает.

Как часто бывает в таких случаях, меньше всего пострадали шутки. В фильм, как в подушку для иголок, натыкан с десяток комических ситуаций — с разливом чая, скажем, и с покупкой кольца; когда Бронсон записывается в кружок рисования, это уже вообще что-то из «Монти Пайтона».

Однако если почитать про реального Бронсона, то выяснится, что он действовал даже с большим блеском, чем выдуманный. Написал книгу «Фитнес в одиночной камере» («Я король отжиманий и пресса», — утверждает автор). А в 1996-м взял в заложники двух иракцев и угрожал одного съесть, если ему не дадут самолет в Ливию, пару «Узи» и топор. Стало быть, даже по лихости искусство в случае с «Бронсоном» уступает жизни.

Впрочем, это довольно типичная ситуация — когда герой настолько крут, что режиссёру хочется снимать, как тот ходит под музыку, а больше не хочется ничего. Очень похожий (и местами даже более занятный) фильм вышел за восемь лет до «Бронсона» — это «Чоппер» Эндрю Доминика.

Рефн говорил при этом, что «Бронсон» — это фильм про то, каким был он сам, а его следующая работа — «Вальгалла: Сага о викинге» — про то, каким он стал. И это, наверное, радует в «Бронсоне» больше всего. Понимание того, что рычать и демонстрировать мускулатуру не обязательно, чтобы быть крутым — достаточно молча сносить всем головы. — Александр Омолоев

Прежде всего «Бронсон» поражает уверенностью, с которой он сделан. Прошлые работы Рефна тоже не назвать ученическими, но на фоне его первой, так сказать, вылазки на территорию англоязычного кинематографа, «Бронсон» кажется вещью более осмысленной. Пропала робость и осторожность, присущие «Страху „Икс”», чувствуется твёрдая рука какого-никакого мастера. Даже не рука, а нога — с неё Рефн залетает и показывает, как нужно снимать байопики, ничего не говоря, в сущности, о центральном персонаже повествования.

Это кино по-первобытному злое, непредсказуемое и, если эта характеристика вообще применима к фильмам, хищное — прямо как Чарльз Бронсон. «Карьерный путь» последнего тут нарочито упрощён, низведён до нескольких пёстрых сценок в духе Жана-Пьера Жёне. Рефн очарован не реальным Бронсоном, а мифом о нём, который сам же и конструирует. Он создаёт опасного зверя, которому место в клетке, погружает зрителя в голову этого зверя, но не пытается объяснить его мотивы, кроме как куцым «я всегда хотел славы». Оно и понятно, ведь рефновский Бронсон сила непостижимая, аспект первородной ярости — и как древний бог он требует поклонения.

При этом, несмотря на мощь и харизму Тома Харди, Рефна не упрекнуть в романтизации преступника, как не упрекнуть какой-нибудь National Geographic в романтизации разрушительных ураганов. Бронсон здесь — это стихия, которую ни осмыслить, ни спроецировать на живого человека — лишь смириться с её существованием.

Но помимо остроумного мифа в «Бронсоне», пожалуй, ничего больше нет. Прежде Рефн задавал вопросы — не стремился на них отвечать, да, однако что-то исследовал, будь то маскулинность, старость или влияние среды. Здесь же, увлечённый яркой метафорой, Рефн, не снабжает её никакой идеей, не выстраивает вокруг никакой проблематики. Другими словами: «Да, классно, а чего сказать-то хотел?». Получается скорее крутой, изобретательный, решительный, мастеровитый — любые дифирамбы вообще — этюд, чем полноценное высказывание о чём бы то ни было. Это не делает «Бронсона» сильно хуже, но имей фильм «за душой» что-то ещё, было бы гораздо лучше. — Андрей Верещагин

«Бронсон» — удивительной красоты и наглости кинопредставление. Смешное и стильное, а также нарочито театральное и ненастоящее, будто бы в противовес титру «основано на реальных событиях», появляющемуся в самом начале.

Контрастные цвета, симметричная композиция, по большей части статичные кадры и камера, двигающаяся по одной плоскости. Всё это кричит о том, что происходящее на экране — то ли вымысел, то ли очень сильно приукрашенное воспоминание. А вдобавок ко всему мы буквально видим, как главный герой пересказывает свою жизнь со сцены в собственном «театре воображения» для рукоплещущей публики. Чуть ли не с самого начала становится очевидно: это вовсе не байопик.

Рефна вообще мало занимает личность Чарли Бронсона/Микки Питерсона. Вся аутентичность жизни и духу знаменитого преступника тут — от Тома Харди, выкладывающегося на все 110%, а также из деталей биографии, которой сценарий в целом придерживается. Режиссёр работал совсем в другом направлении. Ему больше интересна тяга этого человека к славе: всё-таки это чувство очень знакомо самому Рефну. Как и чувство потерянности в этом мире, непонимания, где и как вообще стоит искать свою нишу.

Нишей Бронсона оказывается карцер. Нишей Рефна — режиссёрское кресло. Но постановщик не пытается как-то осуждать или оправдывать человека, о котором снимает. Есть ли в этой истории мораль? Вредна ли сама по себе жажда быть знаменитостью, настоящей рок-звездой?

Кажется, автор и сам не уверен. И другим судить настоятельно не рекомендует. Режиссёр упивается непредсказуемостью Бронсона, невозможностью залезть к нему в голову и по-настоящему понять его намерения (даром что большую часть фильма мы, вообще-то, проводим в его голове). И заодно жирно намекает, что этот персонаж олицетворяет собой любого творца, любого человека искусства — а их лучше даже не пытаться расшифровать. Себе дороже: того и гляди сам станешь живым арт-объектом. Да и какая, к чёрту, разница, что в голове у артиста, если зал продолжает ему рукоплескать? — Антон Самитов

#рефн #мнения #троевклетке