Микаэль Ниеми - Популярная музыка из Виттулы (обзор)
Жизнь в шведской провинции: баня, драки, рокенрол мьюсик!
Захожу вчера в Стим, а там фестиваль цифровых настолок: обсуждения, прохождения... демки, опять же. И я такой: «Блин, Габен, ну в самом деле». А потом ещё такой: «Сила воли плюс характер!» И не стал ничего качать, а вместо этого решил воплотить в жизнь давнюю угрозу. Поэтому сегодня разговор пойдёт о книжках, конкретно - о романе Микаэля Ниеми «Популярная музыка из Виттулы».
Микаэль Ниеми родился в 1959 году в заштатном шведском городишке Паяла, с пятнадцати лет писал рассказы, мечтая стать писателем, но дебютировал как поэт - в 1988 году. К 2000 году имел в активе уже два поэтических сборника и две детских книжки, но проснулся знаменитым только после выхода «Популярной музыки из Виттулы», которая принесла ему Августовскую премию - престижнейшую литературную награду современной Швеции. Понятия не имею, были ли в несовременной Швеции более авторитетные премии, но биографический экскурс положено писать, и я его написал. Нам из этого важно одно - где и когда Ниеми родился.
Трудно сказать, насколько автобиографична «Популярная музыка...», но и автор, и его герой родились в одном месте и плюс-минус в одно время. Паяла - это жопа на самом севере Швеции, рядом с финской границей, а Виттула - точнее, Виттулаянка, что на каком-то из местных диалектов означает «Сучье болото» - в этой жопе дырка. Живут здесь в основном лесорубы да последователи Ларса Левия Лестадия — радикального лютеранского священника, обличавшего пьянство, блуд и отказ от домашнего насилия (про него у Ниеми тоже есть книжка, исторический детектив в духе Эко, «Сварить медведя» - не читал, но в планах). Развлечений в этих суровых краях имеется богатый выбор ажно из трех видов: пьянка, драка и баня (можно и нужно комбинировать, чтобы совсем не охуеть; чувствую родные души). Впрочем, это для взрослых, а детям всё интересно, даже с шурупами играть. Вот о таких незатейливых детских играх, плавно переходящих в подростковые увлечения, и рассказывает Ниеми.
Естественно, музыка из них - первое и главное. На дворе 60-ые, наслушавшись пластинок Битлов и Элвиса, два друга вначале бренчат на самодельных гитарах в сарае и пытаются петь в скакалку, потом встречают третьего, как по заказу — виртуозного гитариста и четвёртого, которому на рок-н-ролл плевать с высокой колокольни, но он любит всё колотить, а им кровь из носу нужен барабанщик (всё по заветам Паука, который где-то в те годы и родился). Нехватку умений парни с лихвой компенсируют энтузиазмом, потом потихоньку прокачиваются в сносных лабухов и заканчивается книга атмосферным северным трип-репортом накануне первых гастролей героев, - которые, на минуточку, всё ещё в школе учатся. Да, любят в Швеции музыку; уже тогда любили.
Нет, я не пел - я стенал. Глухое мычание лося. Предсмертный крик лемминга. Называйте, как хотите. Сами того не ведая, мы изобрели панк за несколько лет до его рождения. Песня постепенно сошла на нет - примерно так. Сказать, что закончилась, нельзя, так как Эркки, выпучив бельма, погнал дальше. И я снова склонился над микрофоном:
– Джяс летми хирсамэтьё рокенрол мьюсик!
По второму кругу. А занавес все задернут. Пытаюсь подыграть на басе в тон большому барабану, но игра Эркки уже напоминает приступ эпилепсии. Ниила, наконец-то, попал в кассу, но опаздывает на два такта. Хольгери, тот вообще играет соло ко второй песне - он и не заметил, что мы все еще не разобрались с первой.
Но рассказ Ниеми эти не ограничивается, здесь полным полно историй - как знакомых многим (пьяный батя выебывался перед сватом, в результате куча мужиков чуть не угорела в бане; играли в войнушку с воздушками, расхуярили ебало в кровь и чуть без глаза не оставили; первый секс - как это... разочаровательно), так и с поправкой на местный колорит (в Паялу приехал чернокожий пастор, разговаривать с ним пришлось на эсперанто; местный шаман бежал из лагерей в теле женщины, да переборщил и мужиком стал рядиться в платье; традиция «кнапсу» - достойных занятий для мужчины). Иногда колорит оборачивается всамделишной мистикой, густой, грибной и торкучей.
Ниеми ловко соединяет фирменную скандинавскую мрачность с обаятельным авторским юмором. Более того, он один из немногих авторов, кто в любой момент может перекрутить любой эпизод с ног на голову, буквально парой фраз переводя его ощущение от смешного к грустному, а от низменно-физиологичного к пронзительному. А потом всё переставить как было, зачастую — в пределах той же сцены. К тому же, у него интересный, незатасканный слог - сочный, грубоватый и щедрый на неожиданные образы. Неудивительно, что «Популярная музыка из Виттулы» на родине быстренько стала бестселлером, получила экранизацию и перевелась на несколько европейских языков. Русский перевод делал Руслан Косынкин, переводивший в том числе бакманскую «Вторую жизнь Уве».
На бате и деде не было лица, они, заикаясь, доложили, что старцы на диване окочурились. Я пошел проверить, пощупал пульс. Лысины клонились в разные стороны, кожа желтая, будто надраенная воском.
– И правда, окочурились, - сказал я.
Дед ругнулся - теперь затаскают по инстанциям - и заплакал по-стариковски, хлюпая носом, так что сопли покатились в стакан. Батя произнес торжественную и путаную речь о том, что значит для финна умереть героем, упомянув в первую очередь самоубийство, войну, сердечный приступ в бане и алкогольное отравление. А стало быть, нынче три дорогих и уважаемых родича сподобились одновременно принять геройскую смерть и бок о бок прошествовали через Врата Славы…
Один из стариков, который тощий, вдруг отворил очи и попросил водки. Батя оборвался на полуслове и молча уставился на мертвеца. Дед подал обвешанный соплями стакан, наблюдая, как, расплескиваясь, исчезает его содержимое. Глядя на их вытянутые лица, я покатился со стула и сказал, что, если уж мертвецы просят водки, можно считать, праздник вышел хоть куда.
Очередное упоминание этой книги говорит о том, что пора бы уже и почитать её.
Спасибо, хороший обзор.
Гости приняли зачерпывать щи и орудовать ложками. Мощное чавканье радовало стряпух до глубины души. Рот наполнялся густым бульоном, лесной олениной, корнеплодами, выпестованными в родимой земле, выплевывал кости и жилы, высасывал мозг, по подбородку тек горячий жир. Стряпухи, сбиваясь с ног, разносили корзины с домашними хлебами, хранившими аромат березового дыма и очага; хлеб был еще такой горячий, что на нем плавилось сливочное масло — замешен на муке родного норландского ячменя, что зрел на ветру, под солнцем и сильными дождями, сытный хлеб, от которого челюсть у крестьянина застывала в чистом блаженстве, глаза закатывались, а стряпухи гордо переглядывались меж собой, посмеивались и отряхивали муку с натруженных рук.
Вкусно он описывает.
После стольких лет...