Всё по-старому

"Тюрьма не лечит болезни общества, а наглядно демонстрирует нежелание их замечать. Кроме того, тюрьма и есть рассадник социальных хворей." © А.Полихович

***

За спиной тюремного охранника была приоткрыта небольшая комнатка с множеством мониторов. Можно было увидеть, что происходило в некоторых камерах, но внимание привлёк маленький телевизор, что транслировал единственный доступный здесь канал – НТВ. В это время дня неизменно вот уже на протяжении нескольких лет шёл сериал «Клык-4». История о дерзком и храбром, но что немаловажно честном майоре оперативно-розыскного отдела Лаврове Сергее Фёдоровиче, которого за острый ум в навыках расследования коллеги и недоброжелатели называли просто Клыком.

Звук был очень тихим, но он и не требовался для понимания того, что сейчас происходило в судьбе майора – картинка с этим отлично справлялась.

Майор был одет в гражданскую форму и вёл переговоры с вооружёнными бандитами, что держали его под прицелом. В разговоре он был осторожен и не позволял себе провокационных действий, ведь под прицелом так же находились и гражданские. Когда началось ограбление, он сам себя выдал, подняв над головой ксиву, а затем осторожно положил под ноги табельное оружие. Он старался успокоить и придать уверенности нервным малолеткам, скрывающим лица за плотными масками.

«Всё хорошо, – говорил он грабителям, держа руки над головой. – Отпусти старушку, сынок. Возьми меня. Возьми меня в заложники, я не кусаюсь. Да, вот так, видишь? Всё хорошо. А теперь наори на них как следует, чтобы открыли уже эту грёбанную кассу!».

Кто вообще в жизни использует слово «грёбанный»?

Тюремный охранник словно прочитал его мысли, перестал писать, замер, посмотрел вверх, а затем обернулся и проследил за взглядом.

Сергей Лавров тем временем ловким ударом каратэ обезоружил преступника, выхватил оружие и выстрелил в бедро второму, а далее завязался драка между ним и третьим бандитом. Она должна быть самой напряжённой, а после неё обязательный эпизод с погоней. Но их прервала реклама.

– Н-да, – протянул охранник, ехидно улыбаясь. – Будь моя воля, я бы вообще избавился от дубинок. Зачем они мне, если заключённым куда проще помыкать при помощи телевизора. – Но последняя фраза словно сорвала с него ухмылку, он опомнился и нахмурился, фальшиво откашлялся и снова уставил взгляд в бумаги. – Ждёшь развязки? В конце серии, наконец-то, он узнает о предательстве его бывшего напарника, но лично я жду, когда он узнает об измене его суки-жены.

Охранник поднял взгляд и тихое, но уверенное «нет» было ему ответом. Приключения «мусора» теперь уже точно его не интересовали. Это, пожалуй, первое от чего он хотел бы избавиться в своей новой жизни. Больше никогда он не станет смотреть этот тупой сериал. Сегодня всё закончится. Нет. Сегодня всё только начнется!

– Ну, что, Воротила, распишись здесь, что все вещи вернулись в целости и напиши, что претензий ты не имеешь. Получай деньги на дорогу и можешь быть свободен. С остановки идёт маршрутка, на ней сможешь добраться до города.

После этих слов охранник чуть ли не за руку вывел его во двор, а затем за его спиной закрылись железные ворота с колючей проволокой. Он был свободен. Наконец-то это слово. Свобода. На прощание охранник снова окликнул его по кличке, но он не обернулся. Это теперь не его имя. К нему оно не имеет больше никакого отношения. Теперь его зовут Жора. Просто Жора. Можно Гоша или Георгий. Чёрт, да хоть Жора Жоров Жорович, если угодно, но только так и никак иначе. Имя, данное его матерью при рождении – его единственное имя и никаких других у него больше нет.

Конечно, он понимал, что избавиться от прошлого будет не так-то просто, но он был готов к этому, даже если его прошлое и не хотело его отпускать, а оно и вправду было настырным.

На парковке его уже ждал черный джип. Два чувака в красной, спортивной одежде – водитель и его напарник – вышли покурить, отвернувшись от тюрьмы в сторону магистрали. Ждали уже давно. Жора их не сразу увидел, а потому чуть было не налетел прямо на них. Но две массивные лысые макушки тут же вызвали ассоциации в памяти и он отскочил назад, постарался пройти мимо.

Он никогда не мог запомнить их имена, а потому про себя называл их Бибай и Бобай, так им куда больше шло. Они были не особыми идейными дуболомами, но верными и покорными ровно настолько насколько от них и требовалось. Клишированные персонажи для дурной истории от второсортного автора.

Сколько же лет он их уже не видел? И с большим удовольствием не увидел бы ещё ровно столько же! Но на ещё один срок Жора был не согласен. Лучше убейте! Однако встреча с этими двумя могла бы и подарить ему одну из таких возможностей.

Ему пришлось сделать крюк, чтобы добраться до остановки незамеченным, и он чуть не опоздал. Вбежал в салон как раз перед отправкой, заплатил водителю и сел на свободное место у окна. Он давно так не бегал, а потому запыхался, но ничего, ведь он был счастлив. Вот оно чувство настоящей свободы. Пока бежал, чувствовал тепло солнца на своём лице, щёки ласкал гладкий ветер и пот скапливался под его одеждой. На воле и запах был какой-то иной. Невероятный. На его лице расплылась улыбка. Он подумал, что она сильно отличается от той, что время от времени посещала его гримасу в последние годы. Эта была какая-то наивная, какая-то детская и глупая, но живая. Ему хотелось улыбаться, подставив лицо под тёплые лучи солнца. А сидения! О таких мягких сидениях он мог только мечтать. Закрыв глаза, он представлял, что утопает в зыбких песках на пляже. Как давно он уже не был на пляже! Никогда раньше их не любил, но сейчас бы с удовольствием отдохнул там. И не обязательно на каком-нибудь курорте, вполне хватило бы и карьера за городом.

Машина двинулась в путь, и он почувствовал, как движение за окном насылает на него дрём. Этой ночью он почти не спал, был в предвкушении. Но сейчас не время. Он высунул из кармана конверт и принялся считать деньги. Их было немного, но он уже всё подсчитал заранее, распланировал. Здесь были и деньги на дорогу и на первое время, но что самое главное, хватит и на подарок матери, к которой он хотел приехать сразу же.

Он всё думал, что же он скажет ей после стольких лет? «Привет, сын дома» – нет, слишком пошло. Быть может: «Привет, я дома». Очень самоуверенно – не то. Он и до этого много размышлял над своими первыми словами, но ничего лучше двух слов подобрать так и не смог. Это были слова «Мама» и «прости». Да, так будет правильней.

Дорога была неровной, машина подскочила на кочке и его встряхнуло. Кажется, на мгновение он и вправду задремал, пригревшись на солнышке. Но просыпаться было ошибкой. Он впервые огляделся по сторонам и поймал на себе недобрый взгляд, брезгливый или даже отвращающий – пассажиры знали кто он, словно это было написано на его лбу, хотя и догадаться было несложно.

С их стороны повеяло холодом. Он опустил взгляд и подвинулся ещё ближе к окну. Закрылся, надев на голову капюшон. Его как-то уже не радовали пейзажи за окном, ведь над ними словно нависла тень тех взглядов, которые ещё долго будут преследовать его. Их он не видел, но вполне ощущал. Хотелось поскорее уже приехать в город и выбраться из этой злосчастной коробки, в которой он теперь был заперт.

Из линии на горизонте вскоре начали вырастать городские строения. Они становились всё больше и больше, надвигались на них, но полностью так и не поглотили. Маршрутка заглохла прямо перед въездом в город. Какое-то время стояли в молчании, затем стало душно, и пассажиры принялись бранить водителя, да только что тот мог сделать? Он и так старался, как мог. Но для Жоры это была идеальная возможность, чтобы вырваться. Он чувствовал, что полон энергии и может пешком дойти до дома. Пройти весь этот путь и даже не заметить, как стоит у родного порога.

И он побрёл вдоль дороги. Мимо проезжали машина, а он шёл в одиночестве и его это радовало. Так приятно было побыть одному. И он всё представлял, как вернётся домой. Нужно будет что-то изменить. Изменить всё. Им опредёленно нужно будет для начала переехать, а старую квартиру можно сдавать. Он устроится на работу и будет зарабатывать, а потом снимет отдельную комнату и начнёт личную жизнь. Да, он был полон решимости.

Вскоре его энтузиазм поутих, дорога оказалась сильнее, а его ноги устали, сбавили в темпе, но в маршрутку он всё равно бы не вернулся. Попытался словить попутку, но машины проезжали мимо. Неужели они тоже смотрели на него с брезгливостью? Тоже видели в нём зэка?

Он не мог точно знать этого, но именно эти мысли преследовали его с каждой новой неудачей.

***

Когда дошёл до моста, то вверх по нему не пошёл, решил обогнуть и пройти понизу. Под мостом не было оживлённо, но он услышал оттуда музыку. Не мог расслышать её отчётливо, но что-то подсказало ему, возможно, это была интуиция, и тогда он ускорил шаг. И чем ближе он подходил, тем отчётливее слышал и тем увереннее он становился. Музыка была быстрой, грубой и даже грязной. Таким же был и её текст.

У основания стены, на старом мусорном баке стоял человек. У ног его была колонка, откуда лилась музыка, а рядом стояла раскрытая сумка, внутри куча баллонов с краской. Стена была изуродована кельтикой и свастонами, и поверх всей этой грязи он заливал красивый стрит-арт «ANTIFA» с черным и красным флагом по соседству.

Услышав шаги, человек обернулся, нагнулся к колонке, чтобы сделать музыку тише и долго вглядывался, а затем, когда рассмотрел, вернулся к занятию и громкость вернул прежнюю. Словно потерял интерес и заявлял о своём безразличии.

– Тебе здесь не рады, – сказал он, наконец, когда музыка закончилась, и он понял, что пришелец по-прежнему стоит здесь и не уходит. Просто наблюдает. Началась новая песня.

– Да я типа уже понял. Всё вокруг словно говорит об этом. Давно не виделись. Как твои дела?

Самурай обернулся на него, взглянул хмуро и спрыгнул с бака, убавил лишь чуть-чуть громкость, баллон положил в сумку к остальным, снял медицинские перчатки и спустил с лица бафф. Интересно, он всё ещё называл себя Самураем?

– Если ты пришёл за помощью, то можешь разворачиваться – раньше надо было просить. Ты сам сделал свой выбор, и теперь ты сам по себе.

Он и не скрывал своих намерений, подходя к Жоре вплотную, его кулак был сжат крепко. От удара Жора повернулся и упал на бок. В глазах заискрило и всё вокруг него закружилось. Может это был сон? Но нет, боль была настоящей. Ему понадобилось немного времени, чтобы опомниться, но когда сел, схватившись за синяк, голова всё ещё кружилась. Видимо он заслужил…

–… этот удар.

– Я же говорил, что если увижу тебя, то ёбну.

– Мне говорил?

– Нет, но я говорил.

– Понятно.

Ещё какое-то время Жора просидел на земле, ждал, когда его перестанет шатать, а затем встал и отряхнулся.

– Ну, я пойду, – сказал он.

– Ага. Пока.

– Думаю, не увидимся.

Уже у самого поворота он остановился, обернулся.

– Слушай, я думал о подарке для матери. Может, подскажешь что-то, по старой дружбе?

В очередной раз Самурай сделал музыку тише, обернулся, подумал, а затем тяжело вздохнул.

– Лишь по старой дружбе скажу одно: ты просто вернись к ней и этого будет достаточно.

Может он и прав. Жора не стал больше задерживаться. Определённо точно теперь ничего не будет как прежде. Он словно только теперь это понял, словно только теперь смог это осознать. Но на самом деле он знал давно. Ему просто пришлось развеять свои фантазии и принять реальность. Да, можно было обвинять кого угодно и сколько, но бывший друг был прав. Он сам сделал свой выбор.

***

Идти пешком всё же не пришлось. На остановке он запрыгнул в автобус и тот довёз его до нужного пункта, но домой Жора пошёл не сразу.

Пока ехал по улицам родного города – не узнавал его. Каменные дороги и здания, серые и суровые переплетения из бетонных кирпичей и железных прутьев чем-то напомнили ему о тюремном коридоре. Эти образы теперь ни за что не выветрятся из его сознания.

Покинул транспорт в самом центре города, отсюда было недалеко до дома. О том, как приедет сюда много думал, планировал и не ожидал, что чему-то удивится, но напротив остановки теперь стоял высокий торговый центр. Настоящая Годзилла, на фоне которой он был совсем маленьким, ничтожным. Город и вправду во многом поменялся. Этим следовало и воспользоваться.

Около десяти минут он простоял у одного только длинного стеллажа в парфюмерном отделе. Подробно изучал каждый товар, а затем делал шаг в сторону и повторял. Его не столько дотошный, сколько растерянный взгляд поднимался снизу вверх, подробно изучал каждую деталь на упаковке. В его представлении этот процесс должен был быть намного легче.

Молоденькая девушка, консультантка, долго наблюдала за ним, прежде чем подойти и предложить свою помощь. Она сделала это осторожно, но Жора всё равно растерялся. Первый раз от неожиданности, второй от её глаз.

– О, нет, – замотал он головой, в ответ на её предложение, но тут же опомнился и согласился

– Выбираете для своей девушки?

Жора замешкался.

–Эм, нету у меня девушки. Я выбираю подарок для матери.

– Какие духи она любит?

– Я не знаю.

– Может такие?

– Может.

– Или такие?

– Может. Хотя пахнут так же. А какие нравятся вам?

– Мои любимые вот эти, – она принесла ему коробку с другого стеллажа.

– Приятные.

– Вам упаковать?

Жора взглянул на цену и машинально сжал карман с конвертом, его взгляд застыл – он принялся подсчитывать.

– Но можем подобрать и дешевле.

– Нет. Пожалуй, пойдут и эти.

– Я отнесу на кассу?

–Да, я их беру.

– Отлично. – Она улыбнулась, очень красиво и сделала шаг назад, но Жора не спешил её отпускать.

– Постойте, – попросил он. – А вам нужны работники?

– Нам нет. Но думаю, в другом отделе могут понадобиться. Скажите, какой у вас опыт работы и я узнаю. В сфере продажи работали?

– Нет, не работал.

– А где работали?

– Нигде не работал.

– И чем же вы тогда занимались? – полюбопытствовала она.

–Сидел.

В ответ она расхохоталась, явно не поняла смысла его слов.

– В каком же это смысле? – Но его грустный и уклончивый взгляд дал подсказку. Она тут же переменилась в лице. Сделалась блеклой, невзрачной и её красивый взгляд потух. – Извините. – И ушла.

Жора остался у стеллажа переминаться с ноги на ногу, нащупывая в кармане конверт. Что ж, стоило пойти и купить, извиниться. Может попробовать объяснить? Вот уж неловко вышло.

Со стороны к нему подошёл охранник. Ничего не сказал, но пристально следил за ним и руки держал наготове. Когда Жора поднял на него взгляд, то заметил, как тот кидает взгляд на кассу, а продавщица ему кивает.

Да ну всё к чёрту! – решил Жора и вылетел из отдела. Охранник ещё долго смотрел ему в след.

***

Он поднялся на второй этаж. Снова запыхался. Остановился у двери, прислонился спиной к стенке, вытер лицо, отдышался. Ноги сделались ватными и ещё на дне желудка что-то потянуло. К горлу начинало что-то подступать, по спине пробежали мурашки, а со лба проступил холодный пот. Он сел на корточки, обхватил лицо руками, отдышался. «Соберись». Ещё один вздох. Кажется, в горле скопилось что-то, что помешает ему сказать. «А что сказать?». «Ты же много раз репетировал!». «Всё так. Нужно только собраться». Ещё один вздох. В животе мутит. Пора.

Он встал и позвонил в дверной звонок. Но звонка не было. Тогда он постучал.

***

Не секрет, что для художника квартира является и его же студией. Пусть эта квартира небольшая, однокомнатная и едва ли просторная, но для студии многого не надо. Главное фантазия, запал и нескончаемое чувство эйфории от работы. Маленький мирок, внутри которого живёт целая вселенная, что переживает новые и новые истории, а идеи в ней торжественно рождаются или же трагически погибают.

Находится она на верхнем этаже двухэтажного многоквартирника, непримечательная, вклиненная между другими такими же непримечательными квартирами. Но так может показаться только изнутри здания. Снаружи же можно увидеть, что у этой квартиры у единственной отсутствуют тюли или занавески, а потому в ней всегда солнечно, что создаёт иллюзию простора и свободы, в том числе и творческой.

Но самое главное, что из окон можно попытаться заглянуть вовнутрь и увидеть, что квартира эта переживает уже не первый ремонт. Стены голые, измазанные разными мазками красок, снизу лежат газеты. Уже достаточно долго там идёт ремонт, который всё никак не может завершиться. Трудностью является непостоянство идей, планов и разных концепций, свойственных художнику. Приходиться начинать всё заново. И в какой-то момент это достало, а потому работа остановилась.

В центре комнаты, на небольшом коврике в наушниках лежит девушка. На ней широкая майка с логотипом и спортивные штаны. Волосы распущены, а очки приподняты на лоб и чуть перекошены, глаза прикрыты. Она очень вовлечена в прослушивание, но проигрывается в наушниках совсем не музыка. Её сознание погружено в повествование аудиопорно, где мужчина и женщина подражая французскому акценту, говорят очень томно и очень медленно. Он предлагает наполнить её бокал дорогим напитком, а она смеётся, в который раз восхищаясь его виллой на берегу Лигурийского моря.

Девушка мастурбировала в тот момент, когда в дверь её маленькой квартирки постучались. Ей пришлось прерваться, подтянуть штаны, поправить очки и собрать волосы в хвост. Она ещё долго смотрелась в зеркало, прежде чем открыла дверь.

***

Все называли её Tarantinazz. Она всегда увлекалась искусством и очень любила кинематограф. Она не очень любила фильмы режиссера, чьим именем её называли, но во дворе и среди её знакомых никто не знал о Бертолуччи или Феллини, а потому и называли её Tarantinazz, намекая на её пристрастия.

– Привет, – неуверенно проговорил Жора. Он был удивлён и замешан.

– Давно не виделись, – ответила девушка, – пройдешь?

Она тоже была удивленна, но не так сильно. В её глазах читалась скорей усталость.

Он согласился, неуверенно прошёл через порог и далее на кухню, куда она его пригласила. Последовал вопрос, чай или кофе? Жора выбрал кофе, Tarantinazz тоже.

Время не спешило. Вскипела вода, поднялся пар, засвистел чайник. Две кружки, кофе с полки, ложка в одну, ложка в другую. Теперь залить.

– Дома был?

– Не был.

– Только вышел?

– Да.

Пить рано. Ещё горячий. За окном светит солнце. Падает на глаза яркими бликами.

– Давно здесь живешь?

– Так ты не знал?

– Нет.

–Она вышла замуж. Переехала. Редкость в её возрасте.

– Я рад.

Стало грустно. Кофе был чёрным, ароматным.

– Я о тебе много думал.

– И я о тебе. В первое время.

– Потом забыла?

– Забыла.

Ложкой помешивал воду, кофе кружилось и кажется, вышло за край.

– Она будет тебе рада.

– А я без подарка.

– Она будет тебе рада и без подарка.

Сделали пару осторожных глоточков.

– Я слышала про тот скандал. Сочувствую.

– Скандал?

– У вас пытали заключённых.

– Их везде пытают. И не только заключённых.

Взгляд в сторону. Снова блики. Кофе уже остыл – невкусный.

– Я пойду.

– Я провожу.

Она написала ему новый адрес его матери. Он обулся, постоял у двери. Хотел сказать что-то перед уходом, но она поняла это раньше, чем он решился и приобняла его. Прижалась, очень тепло, но затем стало холодно, неловко и грустно.

– Прости, – сказала. – Но ты не вовремя.

И он вышел, а за его спиной она закрыла дверь на замок.

***

Снова сел в автобус. Снова поехал. Солнце уже начинало садиться, а он уже и не хотел ехать. Он был рад, но не хотел снова всё портить. Каждый раз он всё портил. И нельзя было допустить этого снова. Но куда ему пойти? Куда податься? Где найти работу? Кто возьмёт его на работу? Ему нет тридцати, а он уже как старик. Здоровье ни к чёрту, плохие зубы, слабое зрение. Всего один раз оступился. Ну ладно, не один. Но всего лишь один раз попался. Господи, да ведь он даже никого не убил. И разве это справедливо? Где же теперь справедливость? А её нет. И никогда не было. Снова приходиться принимать реальность – теперь он сам по себе.

Солнце не скрылось ещё за горизонтом, но уже зашло за крыши многоэтажек. На плечах байка, капюшон на голове. В кармане конверт, а в руках листок с адресом. Адрес перед глазами и сотни окон. Зажжённых, живых. Всё впустую. Не стоит. Листок в урне, рядом с конвертом.

Долгий путь по тротуару. Ещё светло, но огни уже зажигают. Идёт по мосту, но идти некуда. Чувство свободы – чувство пустоты, сожаления. Вместо радости горечь. В голове лишь шум. Вопросы. Вопросы без ответов.

Но всё идёт своим чередом. Всё так, как и должно быть. Здесь свой порядок. У этого мира так заведено. Его не постичь, остаётся только принять.

Перед ним резко тормозит чёрный джип, а в затылок прилетает удар. Дверь открывается – он падает, теряет сознание.

***

Просыпается привязанный к стулу. На него светит лампа, а за ней темнота – ничего не разобрать. Затылок ноет, как и синяк под глазом. А в голове лишь звучит унылый мотивчик и повторяется одна только фраза: «Еду в Магадан! В Магадан! Еду в Магадан!». Супер. Кажется, пока ехали, он эту песню прослушал раз пятьдесят.

Слышит голоса – Биба и Боба – но не может их разобрать, до тех пор, пока они не обращаются к нему.

– Заставил же ты нас поездить, бро.

– Не стоит так больше поступать, бро.

– Парни.

– Уважуха тебе, бро.

– Да, ты впрямь молоток, бро.

– Какого чёрта?

– Прости, нет времени, бро.

– Босс уже подъехал, бро.

Они растворились в темноте прежде, чем он смог разглядеть их за светом лампы. Их место занял другой, он отклонил лампу в сторону, пролил на себя свет. Он был совсем другой закалки, нежели эти двое. Старая школа. У него был белый спортивный костюм, который сливался с бледным цветом кожи и седыми волосами. Он опирался на трость, но стоял прямо, нависал над ним словно мраморная статуя. У него было худое, морщинистое лицо и очень тяжёлый взгляд. Нельзя было понять, какие чувства он испытывал.

Между тем Жора осмотрелся. Кажется, он был внутри какой-то столовой или кофейни. Закрытые жалюзи, сдвинутые от центра к стенам столики и стулья. Чистота.

– Просил же их «по-человечески», но они как всегда перестарались. Прости старика за старомодность. Думал, ты будешь рад вечеринке в свою честь. Ну, ладно-ладно, шутки в сторону. Вообще я хотел отблагодарить тебя лично. Ты молоток, не заговорил, отбыл весь срок. Уважаю.

Когда он говорил, было не принято перебивать. Для того, чтобы сказать или ответить были отдельные паузы. И тогда говорить было необходимо.

– Я не стукач, ты знаешь.

– Я знаю. Повторюсь, уважаю. Для такого юнца как ты подобная верность многого стоит. И за твою верность, считаю нужным отплатить тебе. – Он протянулся вперёд, упёрся животом в трость и засунул руку в карман, оставил там пачку денег и, судя по тому, как потяжелел карман, сумма была внушительная.

– Мог бы просто передать, к чему всё это?

– Зачем же ты спрашиваешь, если знаешь ответ?

Жора вздохнул.

– Я возмещу за «товар». Всё отработаю, можешь взять из денег в кармане.

– Не беспокойся об этом. Я отлично знаю, что ты всё отработаешь.

– Нет, ты не понял. Я честно всё отработаю. На честной работе и верну, позже. Обещаю. Но на тебя работать больше не стану.

– Ты, правда, так думаешь? Правда, думаешь, что сможешь? Но где же ты будешь работать? Что ты умеешь делать? Кем пригодишься? Кто тебя возьмёт?

– Пока не знаю.

– Знаешь. Ты будешь делать то, что умеешь лучше всего.

– Нет. Я завязал. Теперь я новый человек. Не хочу повторять былых ошибок.

– Мне плевать чего ты хочешь. Ты должен мне денег и время вышло. Мёртвый ты мне ни к чему, а забирать у тебя последнее не стану. Да и не хватит у тебя, чтобы расплатиться со мной. То был твой косяк – не мой. И разгребать последствия тебе придётся.

– Я не спорю. Но и работать на тебя как раньше не буду.

Старик помолчал, потянулся к карману, достал ингалятор и вдохнул, а между тем пристально смотрел, не отводя глаз. Размышлял или только делал вид – не ясно. Но после придумал.

– Хорошо. Тогда давай новое дело. Не как раньше. Скажем, ты вырос. Всего одно дело, но выполнишь его и мы навсегда с тобой в расчёте. Больше я сам тебя не побеспокою.

– Слово даёшь?

– Даю.

***

Джип остановился перед домом. Было уже темно. Жора вышел, направился к подъезду. В последний момент тонированное стекло погрузилось, и его окликнул старик. Ехидно усмехнулся и сказал: «Удачи, Куклински». Затем машина уехала.

У Жоры было всё. Был адрес, был ключ от подъезда. Была фотография, но он бы и не ошибся, не будь её. Он долго думал о том, что скажет, когда придёт время. «Здарова, это я», «Узнал?», «Не ждал?». А может ничего не говорить? Остаться безмолвным, сам всё поймёт, когда увидит. А ладно, к чёрту, на месте станет ясно.

Осмотрелся – никого. В окнах горят огни, а где-то уже не горят. Приложил чип к домофону, вошёл вовнутрь.

Сегодня вторник, а у него выходной. Работает посменно. По всей видимости, в выходные пьёт. Когда выходил из магазина – звенели пакеты. Жора и не думал, что ещё раз когда-либо увидит его. Вероятно и он тоже. Жизнь у него пошла насмарку, после такого громкого увольнения. Но всё могло быть намного громче, не пойди администрация тюрьмы на уступки, чтобы успокоить прессу. Но они лишь нашли козла отпущения, ведь пытки на этом не окончились. Представить тюремную систему и без пыток было невозможно. Но пресса утихла, и обо всё забыли. Теперь он работал охранником. Очевидная и единственная работа для него и всех них, наверное, разом, после увольнения. Семья не вынесла груза внимания со стороны камер и журналистов, а потому бросила его. Хотя может они просто испытывали к нему отвращение, кто знает. Кто-то бы сказал, что жизнь его уже наказала, но справедливости ведь нет. Не было и никогда будет.

Жора остановился у двери, лишний раз осмотрелся. Коридор длинный, а свет не горит. Там пусто, давно никто не выходил. Не решит ли выйти теперь? Не хотелось бы. Нельзя медлить. Так что сказать? Ладно, ничего. Пускай сам удивиться. Но лишь на мгновение, а дальше нужно действовать.

Открыл он не сразу, когда открывал, ворчал – явно никого не ждал. Открыл и замер, взгляд пустой, залитый, но дотошный. Заткнулся, внимательно осмотрел. Узнал видимо, не верит своим глазам. Удивлён, может напуган.

– Ты кто такой, мать твою?

– Не узнал?

– Вали отсюда.

Жора успел подпереть дверь ногой, оттолкнул и вошёл внутрь. Было две небольших комнаты, кухни не было, а нечто напоминающее столовую прямо у порога. На столе рюмка, водка и хлеб для закуски. Захлопнул дверь, закрыл на замок. Хозяин попытался вытолкнуть его, бормоча что-то под нос, но Жора оттолкнул его сам. Тот переступил через порог комнаты и упал, ударился затылком.

Его звали Владимир. Только сейчас Жора вспомнил об этом, пока смотрел на его беспомощное, вращающееся на полу тело. Какие дела у него могли быть с боссом? Уже не важно. Он здесь и ему нужно закончить его работу. Сегодня всё закончится.

Жора склонился над ним, сцепил руки на шее, надавил. Лицо Владимира удивилось, глаза округлились, рот издал картавый звук. Машинально рука юркнула под кровать, и Владимир что-то ухватил, кое-как замахнулся и ударил, но в голову не попал, в плечо. Жора отшатнулся, ослабил хватку и прикрылся, но когда второго удара не последовало, он выпал вперёд, схватил руку и разжал пальцы, откинул в сторону маленькую гантель.

Владимир кряхтел, бил ногами, пытался разжать руки, лез в глаза, тянул за уши, нос – за все, за что мог ухватиться, но никак не умирал. Жора усиливал хватку, но вскоре руки уставали. Он бил несколько раз в висок, затем наступил коленом на грудь, приподнял несколько раз голову и обрушил её затылком на пол. И снова сжимал руки на горле, пытался надавить как-то иначе.

Пока душил, совсем не вспоминал о пытках, было не до этого.

Снова борьба и попытки ухватиться за что-то что ускользало, но ускользало медленно, с большим трудом. Удары ногами медленно стихали, но стоило разжать руки, всё повторялось. Жора никак не мог довести дело к финалу.

Когда сил уже совсем не было, а Владимир ещё жил, хоть и перестал уже сопротивляться, барахтаться и бить ногами по полу, Жора сполз в сторону, отдышался и увидел перед собой ту самую гантель. Долго не думал. Занёс её над головой и ударил так сильно как мог, затем ещё один раз и ещё. Рук не чувствовал. Перед глазами было кровавое месиво. Воняло. И весь пол в крови. На стенах ошмётки черепа. На него накатило чувство отвращения, мерзости. Смотреть на голову не хотелось, но и отвести взгляд было сложно.

И всё же очень скоро к нему вернулось ощущение реальности.

«– Я рада, что ты, наконец, всё узнал. Наконец поймешь, что мы больше не семья, не пара. Ты отдалился от меня, ушёл в работу. Тебе только осталось принять это самому».

Жора не сразу понял. Медленно перевёл взгляд вверх, к источнику – небольшому телевизору, которого до этого не замечал. Шёл вечерний выпуск сериала. А завтра утром он снова повторится.

Наверное, было шумно и может соседи слышали грохот, может уже позвонили в службу. Нужно сваливать!

Но перед самой дверью Жора остановился, огляделся и возвратился. Принялся затирать следы, орудовал тряпкой всюду, где касался предметов и где не касался тоже. Действовал быстро, второпях, пока на стеллаже не увидел рамочку, а на ней счастливую семью. Их было трое, в том числе и убитый. К нему словно только теперь пришло осознание. Он обернулся, взглянул на тело и снова на фотографию, взглянул на счастливую жену и радостного ребёнка. Теперь она была вдовой, а их сын наполовину сиротой. Он знал эту грустную историю. Знал, что начнётся всё с малого – он потянулся к карману и нащупал в нем пачку денег – а затем обернётся чем-то непоправимым.

Очень старая история, древняя – не стоит ей повторяться вновь.

Он вернул рамку на место, потянулся к карману и, чёрт, испачкал деньги кровью. Но где их теперь оставить? Рядом с фотографией стояли книги, среди них была библия и там он и спрятал. Потом, спустя время, но их обязательно найдут. И тогда не смогут от них отказаться.

Перед уходом он ещё раз всё тщательно вытер, тряпку забрал с собой. Выключил телевизор, а рядом обнаружил маленький плеер. Недолго думая забрал с собой, решил, что, быть может, ему удастся отвлечься, но он был в этом не уверен.

***

Ехал последним автобусом. Сидел сзади. Обнаружил на рукаве пятна крови, ещё пара была на бедре. Но было легко, совесть ещё не мучила и походу не будет. Он вставил наушники, включил плеер, грустно улыбнулся, совсем без радости, но и без сожаления, когда на зелёном дисплее появилось имя исполнителя. VOROTILA.

Взглянул в окно. Увидел звёзды, огни реклам, светофоров и домов. Город заиграл красками.

Он ехал, но куда? По всей видимости, домой.

Жил-был один верблюд и звали его Один Стрелять. Жил он в очень суровом городе, в Танкограде, где и писал суровый, олдскульный и душевный хип-хап. Затем верблюд собрал банду водителей и под названием «Truckdrivers» принялся играть ахуенный регги-ска-панк. Среди их песен была одна – «Беги, Жора, беги», которая и легла в основу рассказа, но не стала её вдохновением.

Спустя 6 лет с момента релиза последнего рэп-альбома, Один Стрелять решил вернуться в родные падваротни хапа, но сделать это под другим именем. Собрав отряд из кинониндзей, он выпустил мощнейший клипак «VOROTILA - 6 лет тишины», для того, чтобы сказать, что всё по-старому.

За первые несколько дней я раз десять пересмотрел клип и начал подозревать, что его лирический герой имеет схожие черты с героем вышеупомянутой песни. Используя это, и некоторые другие вдохновения я и написал этот рассказ, но не с целью интерпретации своей СПГС-теории, а с целью запечатления одной простой мысли, о которых многие люди чаще не задумываются. А вынесена эта мысль в эпиграф.

От себя хочу сказать, что пытки в тюрьме это распространенная практика и не всегда она предполагает избиения, о чем и говорит между строк Жора в разговоре с девушкой. Ведь жизнь жестока и куда тяжелее, когда на тебя вешают клеймо, а общество и близкие люди отворачиваются, не принимают тебя, что никак не побуждает к исправлению.

#конкурсрассказов2