Маленькая

Добрый день! Рассказ должен был быть маленьким, так как по сути родился из пары интересных образов, которые я решил развить в своем воображении. Но, когда я начал писать, начало приходить много нового, интересного, персонажи, которых я совсем не ожидал и мир стал оживать. А я? Что я? Я просто записываю это. На данный момент я пишу третью главу, всего их будет ~7, но я не загадываю. Буду рад критике, хоть и болезненно воспринимаю свои неудачи, но любые замечания по делу - хороши и я их так или иначе переварю.

Допишу я эту историю в любом случае.

Благодарю за внимание, если Вы хотя бы начали её читать.

Глава 1: Обычные и необычные.

Шайка оборванцев под резким порывом ветра похваталась кто за что. Мальчишки за кепки, девочки за подолы пыльных юбчонок. Дети, как стайки мелких рыбёшек сбивались в кучки, чтобы при новой атаке ветра, все члены группки смогли удержаться на ногах. Когда порыв начал ослабевать, Федька (тот самый, что в коричневых ботинках и очках пилота, с красным, дырявым шарфом) отпустил на секунду свою кепку и ветер, навалившись на ребят новым потоком, сбил её с головы и протащил по земле оставив недалеко от их маленького сборища. Слава Богу, ветер иссяк вместе с этим коротким рывком и Федька побежал за кепкой, отряхнул её от пыли и натянул на голову.

Группа ребятишек насчитывала восемь человек. Одёжка которую они носили была сделана из плотной и грубой ткани, похожей на брезент. Все они могли бы напоминать полотно старого, военного камуфляжа. Чья-то курточка была песчаного цвета. У кого-то были темно-коричневые ботинки, подол чей-то юбки, пристёгнутый к высоким, жёлтым (уже грязным) сапожкам, был темно-зелёным. Жесткая ткань, не давала пробраться ветру под кожу и “застудить душу” как говорили старики.

Все дети были, примерно, одного возраста от шести до девяти лет. У всех было плохо с зубами из-за воды, которую с таким трудом добывали взрослые за внешней чертой города. Но вода - это жизнь, а без зубов можно и прожить. У большинства из них улыбки были с черными пробелами, но природа, сжалилась над ними, даруя второй шанс, и те, молочные зубы, что уже выпали или еще держались на своих местах не доставляли им хлопот или боли. Хотя всё это было ещё впереди.

Федька, Стриж, Лис, Замочек, Мишка, Иголка, Каравай и малышка Пуговичка. Может показаться, что большинство их имён - всего лишь детские клички, но нет. Это были их настоящие имена, и весь белый свет называл их именно так. Большинство из них были сиротами. Кто-то потерял родителей, кого-то просто оставили в этом доме сразу после рождения. Но детей совсем не беспокоили их различия, хотя никого в их шайке нельзя было перепутать с кем-то ещё.

Федька носил очки лётчика, (взрослые, иногда, в шутку, называли его “Лётчик-Налётчик”, может из-за быстроты его движений, а может за эти самые очки), которые когда-то достались ему от отца. Его красный, дырявый шарф, выделял его из группки, и нередко волочился по полу за ним или за что-то цеплялся, может потому он и был усеян дырками?

Стриж всегда был очень оживлённым, никогда не грустил и другим не давал. Никто уже не знал точно, то ли его прозвали Стрижем за то, что он собирал редкие пёрышки птиц и втыкал их в прорехи шва куртки на левом плече, то ли он стал так делать, чтобы соответствовать этому имени.

Лис. Этот паренёк был самым сообразительным в компании, дети часто задавались вопросом, почему кто-то с талисманом в виде заячьей лапки носил имя Лис, а не заяц, но почему-то никто не решался спросить у него об этом.

Замочек - очень тихий мальчик, он однажды просто стал ходить за остальной компанией, молча, не здороваясь и не говоря ни слова и также тихо пропадая из виду, когда ребята расходились. По-началу их это удивляло, но никто не стал прогонять малыша, а Замочек никогда не пропадал, стоило только этой группке начать собираться, как он был тут как тут. И рот всегда на замке. Потому и Замочек. Рубашонка на мальчике, надетая под почти черную куртку, уже давно перестала быть белой, но крупные цветки (будто нарисованные самим ребёнком), когда-то были ярко-голубого цвета.

Мишка, её, возможно назвали так, потому что она часто была угрюмой как медвежонок и любила поворчать, как старица. Но для этой семейки она была незаменима, ведь должен же хоть кто-то думать о последствиях и опасностях, когда все прочие рвутся вперед очертя голову. Её черные волосы почти всегда закрывала косыночка из всё той же плотной ткани, потому что застудить можно не только душу, но и мозги, о чём она нередко напоминала остальным.

А вот уж о ком сложно было сказать, назвали ли её по внешнему виду, или она сама стала такой из-за своего имени, так это об худенькой девочке, Иголке. Её тонкие, почти острые пальчики часто и на удивление легко развязывали самые сложные узлы, которыми мальчишки, ленясь, завязывали ботинки (особенно часто это делал маленький Замочек, она ещё только учила его их завязывать). Шапочка песчаного цвета, и зеленые, почти изумрудные (но выцветшие, как и все вещи ребят) беспалые перчатки защищали её ручки, которые часто мёрзли и вечно искали тепла по многочисленным карманам её курточки.

Каравай, пожалуй, был самым старшим и крупным из ребятишек, он частенько помогал более слабым малышам, или когда маленькая Пуговичка уставала, нёс её на спине. Его щеки были чуть красноватыми, в отличии от остальных ребят, а еще он носил одежду, которая была ему несколько велика, потому, он выглядел несколько пышнее и действительно напоминал каравай.

Пуговичка, была необычным ребёнком, потому что такие дети, редко выживают. Всё дело в том, что малышка родилась альбиносом и глаза её были красного цвета, а волосы на голове белыми как снег. Обычно такие как она, более уязвимы для болезней или ранений. Её тоненький голосок (или плач) ребята всегда могли расслышать, даже если они оказывались среди толпы на большой свалке в день завоза. Что и говорить, девочка была очень необычной и являлась, своего рода, талисманом этого маленького племени.

Ветер схлынул, он наваливался на людей словно волнами, потому редко можно было увидеть прохожего посреди улицы, но ребята приловчились сбиваться в кучку, и по особому упираться в землю, взявшись друг за друга. А еще Пуговичка чуяла приближение ветра, потому, если она кого-то тянула за рукав или звала, то никто из ребят не мог её игнорировать, ведь это были не шутки. Так можно и на небо улететь.

- Вон там! Дверь открытая, видишь ту развалину? - Стриж показывал Федьке на лачугу в конце улицы, которая каким-то чудом еще удерживалась не поддаваясь ветру Её дверь то открывалась, то закрывалась при каждом порыве.

- Что? - Федька в этот момент решил снять кепку и еще раз отряхнуть её.

- Я говорю, вон там, в конце улицы, видишь, какой-то сарайчик! - Стриж повысил голос так, что теперь его, наверное, услышала вся улица.

- Пойдёмте туда - Сказала Иголка - Я замёрзла уже.

- А я говорила, что сегодня лучше дома сидеть - насупившись отметила Мишка.

- Да ты бы всю жизнь дома, за книжками, сидела, сестрица - Каравай подмигнул ей улыбаясь - Пошли уже, а то нас, неровён час, сдует.

- Вот с удовольствием бы так и просидела. - пробубнила Мишка себе под нос. И, как часто бывает, этого никто не услышал.

И вправду, она была бы рада, не высовывать нос из книжек, вот только книжку найти сейчас - была редкая удача. А хорошую книгу - тем более. Ходили слухи, что за такие книги, какой-то дядька купил себе целый дом, да не простой, а из кирпичей сложенный и находящийся на поверхности. Как тут не поверить в силу слова.

Сейчас, группка находилась на самой окраине, где ветер атаковал особенно жестокими порывами, и если где-то в средней части города люди могли ходить по ветру в тяжелых сапогах (таких, с железными носами и тяжелой подошвой), то здесь это не спасало. Ветер набрасывался на зазевавшихся прохожих, валил их и тащил по земле до той поры, пока порыв не ослабнет или этот зевака не ухватится за что-нибудь. Нередки были несчастные случаи, когда попав под порыв человек мог удариться обо что-нибудь или попасть под редкую, служебную машину.

Но ребятишкам это было не страшно, даже если ты зазеваешься, другие члены группы схватят тебя за воротник и втащат в круг, стоит только Пуговичке забеспокоиться.

Наконец, ребята добрались до своей цели. Трудно назвать домом или даже шалашом, то самое несуразное нечто, состоящее из досок и тонких листов металла утыканное гвоздями, облепленное клейкой лентой и торчащими то тут, то там кусками ткани. Внешне, казалось, что конструкция оставалась целой каким-то чудом. Открыв дверь (если ЭТО можно было назвать дверью), они увидели углубление в земле. Раньше им попадались дома, похожие на норы, но в этом не было норы, скорее он напоминал не очень глубокою яму, которую сверху прикрыли кучей мусора. Этот самый мусор - являлся крышей дома. Места было мало, что, возможно и послужило причиной причиной ухода хозяев, но потом, приглядевшись, дети увидели обвалившийся проход, который, по-видимому вёл вглубь дома. Их жилище начало распадаться, и они ушли. Все так и подумали, хотя никто из ребятни не сказал ни слова.

Они сгрудились на маленьком пятачке, образовав круг. Здесь было довольно тесно, потому они задевали друг друга при каждом движении из-за чего по безмолвному согласию, они поскорее расселись и перестали двигаться.

Уф… - Вздохнули Федька и Каравай, будучи самыми большими в группе, им было нелегко устроиться так, чтобы никого не задеть и на это ушло порядком времени.

Ну и ветер. Мне кажется, или он с каждым днём чутка сильнее становится - спросил стриж.

Да кто его знает. Думаю, когда-то ветер не был таким сильным. Может не зря старая Агния говорит, что раньше было лучше и ветра такого не было. И ещё какая-то “трава” была зеленее - запыхавшись отвечал ему Лис.

Однажды, мы либо научимся летать, либо нас просто унесёт ветром неизвестно куда и мы все разобьёмся - Мишка не церемонилась в выборе слов или мыслей независимо от их мрачности. Малыши (Пуговичка и Замочек) скуксились, представляя себе эту скверную судьбу.

Ребята постарше уставились на неё тем самым взглядом, который служил замене словам “Думай, что говоришь, тут же дети”. Хотя, все они ещё были детьми, просто некоторым приходилось взрослеть раньше времени. Если бы они задумывались об этом, то поняли бы, что ощущают странное чувство долга, перед младшими, будто они обязаны сохранить то, чего лишились сами.

И не надо на меня так смотреть… - пробубнила она - В конце-концов мы всегда можем закопаться в землю, как эти - она указала на червячка, который деловито копошился в стене и его соседа жука на стене их пристанища.

Ох, сестричка, одна судьба у нас не завиднее другой, как тебя послушать.

А ты послушай - всё ещё насупившись, продолжала Мишка - Мне вот дедушка рассказывал, что в центр города ещё его прадед ходил, тогда ещё не было такого ветра, все просто гуляли по улицам, бездельничали, вода была у каждого дома, просто открываешь “кран” и вода течёт, хочешь пей, хочешь вылей, или чумазость свою умой на лице.

Как из крана может вода идти? - спросил Стриж - Ерунда какая-то, ими же дома строят! (и все прочие с одобрением смотрели на него, чуть задрав носы: “Что за ерунду ты нам рассказываешь, Мишка?”)

Да это не те краны, тетери! (еще одно непонятное слово) - Были такие штуки у каждого в домах, как труба из которой вода идёт, и ты сам её включаешь или выключаешь, когда захочешь. А хочешь - хоть вообще не выключай.

Ну и дела… Вот это жизнь была - Улыбаясь проговорил Каравай. Хотя всем с трудом верилось в слова девочки.

А вы думаете, всегда вот так люди жили? - Она понизила голос, он снова стал чуть ворчливым - Мне много чего дед рассказывал, но и он уже сам много из того знал просто со слов других дедов.

Расскажи, нам. Видишь, как ветер воет - мы отсюда не скоро уйдём ещё. - Сказал Федька, тыкая пальцем вверх, на крышу.

Расскажешь Вам, как же... Вы ж всё время меня перебиваете.

Ну мы не будем, расскажи, Мишка, расскажи! - почти хором, но каждый своими словами и на свой лад, загалдели ребята. Только Замочек молчал.

Она нахмурилась ещё больше и отворотила нос от них, но когда и он взялся двумя маленькими ручками за рукав Мишки, глядя на неё просящим взглядом - она сдалась.

Ай! Ладно-ладно! Только чур - не перебивать!

Каждый в компании поджал губы и устремил взгляд на неё, это почиталось у них за обещание тишины. Самое говорящее и самое молчаливое, вместе с тем. А ребята любили рассказы Мишки, она была единственной в чьей семье еще был дед. Обычно старики не доживают до глубокой старости… Никто не доживает.

Ветер завыл в щелях крыши над их головами, налегая всей тяжестью своего потока на их убежище. Ребятишки направили взгляды в разные стороны, кто вверх, кто в сторону, ожидая, что вот-вот крыша сорвётся с места и улетит. Но, в этот раз - обошлось.

В общем, я вспомнила тут одну историю, её мне деда рассказал. Я её хорошо помню, потому, что тот день был необычным - Взгляд Мишки устремился куда-то, где должно было быть небо, не будь там крыши - Он тогда вернулся с завода рано, обычно он приходил, когда уже становилось темно. А в этот день, он потерял палец на заводе. Я всё думала, что его найдут, и вернут ему, не понимала еще ничего. Как только дедушка пришел, папа поговорил с ним и отправился по делам. Мамы с нами не было, да я и не помню даже, как она выглядела, видела фотографию, но не узнавала этого человека, хотя мы с ней очень похожи… Все так говорят, кто её знал. А я смотрела всегда на это фото и думала, чем это мы похожи?

В общем, я часто спрашивала взрослых, что случилось с мамой, но никто же не станет рассказывать ребёнку что-то, что его может расстроить. Хотя я по-умнее многих взрослых, но мне никто не верит. Папа всегда отмалчивался, стоило его только спросить о маме, как он замолкал и становился грустным. Дедушка, в таких случаях, обычно просто начинал говорить о чём-то другом, будто я ничего и не спрашивала. Вечно они меня за дурочку держали.

Но в этот самый день, дедушка был не в силах спорить или говорить о глупостях, лишь бы меня отвлечь. От него ещё как-то странно пахло, противно так… Как от папы, когда он поздно с работы возвращается и устаёт еще больше обычного. У них от усталости язык заплетается, хотя сдаётся мне, врут они что-то. Я знаю как от усталых пахнет. Не знаю только, зачем врать.

Сначала мы сидели молча, на диване, я его обняла, чтобы он не был таким грустным, и он сказал что-то, про маму, а я спросила, как она пропала, что случилось. Деда сначала не хотел отвечать, но я настаивала, будто знала, что вот-вот, еще чуть-чуть его попытать и он всё мне скажет.

Мама была врачом. Она работала на той же железнодорожной станции, что и папа. Станция была необычной, ею только всякие богатые индюки пользовались. Надутые такие, в одёжке чистой-чистой, жирные и противные. Мы с вами видели таких, они к Соловью приходили, помните? Странно, что такие как они, зачем-то ходят к бандюге вроде Соловья. Не к добру это.

Ветер иногда особенно сильно налегал на стены домика, в котором укрылись ребятишки, будто тоже хотел послушать рассказ Мишки. У одного из ребят (кажется это был Замочек) нашелся маленький фонарик, который служил единственным источником света, если не считать прорех в стенах их укрытия.

И потому что станция была богатой, ей полагалось иметь при себе больницу, в ней мама и работала. А папа был диспетчером, их еще регуляторами называют. Он регулировал любую работу на станции, кому во сколько ехать, во сколько пребывать, какие вещи нужны для работы, какие сотрудники или авто-служащие. В общем, управлял почти всем.

Ребята пытались представить себе как выглядел отец Мишки в то время. Нет, конечно, они все видели его много раз, но каждому было интересно, как он выглядел именно тогда. И каждый представлял его себе по-разному.

А познакомились они, в день, когда папа помогал простым грузчикам. Кто-то из служащих заболел, и чтобы не перегружать остальных, папа сам решил помочь, за это его и любили, хоть он и был регулятором, но всегда старался помочь в любой работе, если была такая необходимость. И вот, когда уже почти вся работа была сделана, он как-то неудачно взялся за край стеклянной панели и сильно порезал руку. Кровь так и шла, потому его сразу же отправили в больницу. Порез был глубокий, пришлось зашивать, шрам от него до сих пор остаётся отметиной на его руке, как напоминание о том дне.

Ветер никогда не сходил на нет, лишь порывы слабели на время, потому его заунывный свист становился то громче, то тише. Их домишко пропах сырой землёй и металлом, но к этому запаху все быстро привыкли. Пока Мишка говорила, ребята замирали, погружаясь в образы и дорисовывая то, что она не вспомнила или о чем не сказала, и так глядя каждый в свою отдельную точку они были здесь и нигде.

В больнице он и познакомился с мамой, как часто бывает, люди приходят в какое-то место за чем-то и просто начинают говорить друг с другом. Слово за слово… Так и они начали общаться. Потом, периодически встречались, и не только в рабочее время.

Пуговичка и Замочек прижались к Караваю, будто готовясь заснуть. Это его совсем не удивляло, малыши часто так делали, когда компания на сколько-нибудь долгий срок оставалась на одном месте. Мишка сидела подобрав ноги под себя, как турок. Хотя самих турков уже давно не стало, и если бы ей кто-то сказал о том, что она сидит как этот народ, она бы только опустила уголки рта, подняла брови и повела плечами в недоумении.

Дедушка и сейчас часто ворчит, что ветер слишком сильный, и злой. Не знаю, почему он называет его злым, но вот что он еще мне рассказал в тот день - он говорил, что ветер бывает разный, и не просто так из центрального города, набирают людей, которые будут управлять машинами, которые по кольцу ездят и ветер вызывают, не просто так по туннелям автоматически катятся магнитные шары, толкающие воздух внутри земли. Ветер нужен для того, чтобы создавать энергию, которая идёт в центр города. Как это делают с помощью ветра, я понятия не имею, не спрашивайте.

Федька, обмотавшись шарфом, задумчиво ковырял спичкой в маленьком участке земли, который он перед тем разровнял. Лис и Иголка одновременно посмотрели на то, чем он занят, и увидели, как бы вырезанный в земле маленький портрет женщины. Лис ухмыльнулся и хмыкнул, и когда Федька понял, что за ним наблюдают, спешно сравнял портрет с землёй. Витые волосы длинными волоса спускавшиеся до плеч, маленький аккуратный нос, выразительные глаза и аккуратные губы чуть напряженные в лёгкой улыбке, в один момент были навсегда потеряны под слоем земли.

Добрый ветер, - продолжала Мишка - свежий, от него жить хочется когда он тебе в грудь скребётся, а вот злой… Про злой, он говорил, что такой ветер может застудить душу. Уж не знаю, что это может значит. Мама была сильной и от того очень доброй, ей тяжело было отказывать людям, о чём бы её не попросили, она всем старалась помочь, если это было в её силах. Вот только она не авто-служащий, которого надо просто смазывать и заправлять топливом.

Мишка умолкла на секунду, то ли собираясь с мыслями, то ли размышляя, что стоит рассказывать, о чем промолчать.

В какой-то момент, она стала меняться; стала реже улыбаться и все чаще можно было видеть, как она о чём-то задумывается, настолько глубоко, что до неё не сразу удавалось было докричаться. Она стала меньше общаться с родными, на вопросы как дела - отвечала как-то неоднозначно, в лучшем случае «всё нормально». Никто не верил, но и помочь не мог. Её всё чаще можно было увидеть на улице, как она просто стоит в потоке ветра, он чуть отталкивает её назад, а она делает шаг ему навстречу.

Сейчас уже, если человек попадал в поток ветра, тот сбивал его с ног и волочил по земле, если только упавшему не удавалось ухватиться за что-нибудь. Хотя в наши дни, иногда находятся люди, которым жизнь не мила, и они просто выходят на улицу и ждут первого порыва, но ветер забирает их не сразу, неохотно, по-началу он просто толкает и валит на землю глупца, который оказался в этот момент вне укрытия. Если и этого недостаточно, или упавший теряет сознание, ветер рано или поздно занесёт его к окончанию дороги.

Помните, пока мы сюда шли, видели останки такой, металлической вышки? Раньше, деда говорил, эти штуки позволяли людям общаться на расстоянии, при помощи телефонов, которые сейчас валяются везде, вот, один и я с собой в кармане таскаю, очень уж он гладкий и приятный на ощупь, как камешек. Сейчас эти вышки и половины своей высоты не достигают, а тогда они были очень высокими, выше любого дома, что вы могли видеть тут, на окраине. В один день, дождливый, мама забралась на такую вышку. Народ собрался вокруг, глазел и все боялись шевельнуться. Дождь неожиданно кончился и мама, взглянув на солнце в последний раз - спрыгнула.

Каждый из ребят, хоть раз но оказывался в потоке ветра, все знали это волшебное ощущение, когда тебе кажется, что ты вот-вот взлетишь как птица. Но эта магия пропадала, стоило только раз позволить себя унести ветру и после этого уже, человек начинал бояться ощущения, когда его отрывают от земли. Увы, люди не летают.

Мишка помрачнела, и немного помолчав продолжила рассказ.

Башня не выдержала, когда она оттолкнулась и части её посыпались вниз. Мама упала на них, и на одном остром обломке, длинном, осталось её сердце.

При этих словах, Каравай хотел было зажать уши малышам, но те уже сопели, положив головы ему на колени. Тем не менее он неодобрительно посмотрел на Мишку, полив в ответ взгляд настолько мрачный, будто в тебя заглянула самая тёмная ночь.

Бедняки до сих её боготворят, - говорила Мишка, понизив голос, чтобы не разбудить младших - особенно те, что никогда в школу не ходили. Говорили, что какому-то слепцу попала её кровь в глаза и он прозрел, а деда говорит, что тот просто пьян был мертвецки. Может даже и хорошо, что я её почти не помню, после того как маму забрал ветер, папа и дедушка сильно изменились. Где бы я ни была, если там есть люди, которые знали их прежде, всегда я слышу шепотки, что они так и не оправились от этой тяжелой утраты. Наверное, папа и дедушка, видят её во мне и от того им немного легче, но всё равно грустно.

Мишка замолчала. Самые младшие спали, а ребята постарше задумались, каждый над чем-то своим, потому тишину нарушали только свист ветра и их собственные мысли.