ПАШТЕТ

Здравствуйте! Время от времени пишу короткие и не очень рассказы. Прошу уделить несколько минут и прочесть. А после оценить, поругать, покритиковать, похвалить и пожелать мне красивому чего угодно. В тексте присутствует ненормативная лексика и вообще я бы сказал, что это все 18+.

Небрежно разбросанные на тарелке куски рыбы уже начинали неприятно пахнуть. Насадив на вилку один такой кусок, Артем Михайлович Зябов отправил его в рот, предварительно залив туда пятьдесят грамм тепловатой водки. Завершив процедуру подсохшим хлебушком, рыгнул и откинулся на скрипучий диван.

На стареньком выпуклом экране вперемешку с помехами шла передача про здоровье нации. Глаза лениво прошлись по комнате в поисках пульта, но тот оказался слишком далеко. Маленькая толстая стрелка на часах доходила до четырех. Вот-вот начнется комедийный сериал про двух шпионов, которые путешествуют по Европе в шестидесятые.

— Маш! Ну ты чего там? — крикнул Зябов.

На кухне, окруженная грязной посудой, копошилась женщина. Она не спешила наводить здесь порядок, слишком пьяными были ее движения. Напротив, женщина искала более-менее чистую тарелку, дабы заполнить ее остатками позавчерашнего салата.

— Маша!

— Да иду я, ёб твою… — отозвалась Мария Александровна Зябова. — Хлеб принести?

— А?!

— Я говорю хлеб нужен?

— Неси!

— Несу, несу…

Заприметив, наконец, пригодную тару, она выложила в нее салат, захватила полбулки относительно свежего черного хлеба, банку паштета, на котором красными буквами на ярко-желтом фоне было написано «ОСОБЫЙ ВКУС», и вернулась в комнату.

— Маш, пульт передай.

— Ты сам дотянуться не можешь что ли?

— Не могу блять! — недовольно рявкнул Зябов.

Женщина недовольно протянула пульт. Зябов переключил несколько каналов и пододвинулся к столу, на котором вот уже несколько дней продолжалось пиршество. Гости давно ушли. В избе осталась только чета Зябовых, несколько мух, то и дело ползающих по грязным тарелкам и молчаливый собутыльник — виновник поминок.

Александр Петрович Товтошенко, отец Марии, умер три дня назад. Возраст взял свое и в какой-то момент сердце просто перестало работать. Александр Петрович ушел из этого мира тихо, мирно и во сне. Человек умер, но бедственное положение супругов не позволяло осуществить необходимые мероприятия, дабы отец Марии упокоился, как это полагается настоящему мертвецу. Похороны стоили дорого. Нужно было купить место на кладбище, заплатить агенту за ритуальные услуги, да и приобрести в конце концов приличный гроб. На все это у Зябовых не было денег. Гораздо проще было закопать тело у себя в огороде. К тому же между сараем и грядкой с капустой Мария приглядела неплохое место. Но закопать отца было никогда не поздно. А вот попрощаться с человеком не всегда удается. Поэтому было решено по-быстрому собрать всех родственников, накрыть на стол и, усадив за него сонного Александра Петровича, хорошенечко помянуть.

Понурый старик, медленно подгнивая, выслушивал одну историю за другой. В мыльных глазах отражались слезы гостей. Еще каких-то три недели и Александр Петрович отпраздновал бы свое шестидесяти пятилетие и выход на заслуженную пенсию. Но увы, жизнь деревенского работяги сложилась по-другому.

Зябов молча наполнил две стопки. Третья уже давно стояла напротив Александра Петровича. Умелым движением Артем Михайлович вогнал в себя содержимое, хлопнул стопкой по столу, занюхал чесночным хлебом и подытожил:

— Хороший все-таки у тебя батя был, Машка. Мировой дед!

— Да уж… — выдохнула женщина и выпила. Сморщившись, мигом закусила салатом. Неприятный вкус водки смешался с застоявшимся блюдом. Выпитое прижилось не сразу. Зябова намазала паштет на хлеб, откусила большой кусок, но и он не подействовал. Почувствовав тревожное ощущение рвотных позывов, женщина глубоко вдохнула, но вместо свежего деревенского воздуха в нос угодил сладковато-тошнотворный запах умершего отца. — Пойду окно открою. Проветрить надо.

— Ага, давно пора.

Маша подошла к окну, раздвинула шторы и увидела подъезжающий черный автомобиль. Может быть запоздалые гости? Друзья отца? Все близкие родственники уже успели попрощаться с Александром Петровичем.

— Артем…

— А? — лениво отозвался муж.

— Там кто-то приехал. Мужики какие-то.

— Какие еще мужики? Никого не ждем.

— Не знаю. В костюмах.

— Блять! — вскочил Зябов. — Прячь деда!

— Что?

— Прячь деда, ёб твою мать! Это трупоеды!

— Да откуда они узнать то могли?

Внезапно в дверь постучались.

Супруги замерли, но поняли, что прятаться или делать вид, что никого нет дома не было смысла. Один из мужчин заметил Марию еще у ворот, выходя из автомобиля. Стук повторился.

— К черту… — Зябов прошел ко входу и отворил дверь.

— Артем Михайлович? — спросил невысокий мужичек в сером костюме. Зябов кивнул. — Здравствуйте. Мы можем войти?

— Да-да, конечно… — растерялся Зябов, смутно догадываясь о том, что будет происходить дальше.

Вслед за мужчиной в избу зашел еще один человек, повыше и помоложе, но его лицо при этом выражало неподдельную жестокость. Будто бы он держал в себе какую-то слабо контролируемую ярость.

— Меня зовут Слапут Васильевич. Это мой коллега Росвелид Игнатьевич, — он указал на молодого. Затем взглянул на сидящего за столом мертвеца и полушепотом добавил:

— Здравствуйте.

«Ну и назовут же так людей», — подумала Мария.

— Давайте присядем, — сказал Слапут Васильевич.

Зябовы послушно сели. Слапут сделал глубокий вдох, но тут же резко выдохнул. Трупный запах, к которому уже чуточку привыкли супруги был в новинку для гостей, хотя и они, без сомнения, за годы своей работы надышались им вдоволь.

— Мы из Комиссии по надзору за умершими. Мы занимаемся тем, что отслеживаем людей преклонного возраста, которые, так сказать, близки к смертельному порогу. Так как в нашей с вами стране предусмотрен штраф за несвоевременное оповещение о смерти близких родственников наше ведомство выявляет таких нарушителей. В нашу задачу также входит реагирование на срочные вызовы о смерти. И вот буквально вчера до нас дошла информация, что по вашему адресу скончался некто Александр Петрович Товтошенко. И насколько я могу судить по здешней обстановке и наличию сидящего за столом неживого человека — это как раз-таки он, верно?

— В-верно… Это мой отец, — тихо произнесла Мария.

— Прекрасно, — отметил Слапут. — В вашем случае, к сожалению, совпали все три фактора нашей работы. По вашему адресу проживал человек пред пенсионного возраста близкий к смерти, это раз. Два — он умер, как я полагаю…

— Два дня назад, — подметил коллега, с отвращением осматривая помещение.

— Два дня назад. И вами не были предприняты меры по организации похорон. И третье, как я уже говорил, до нас дошла информация о том, что в вашем дома произошла ненасильственная смерть и мы были вынуждены эту информацию проверить.

— Мы хотели все сделать… М-м-м… Своевременно, как вы говорите, но… У нас возникли непреодолимые… Непреодолимые, так сказать, сложности… — говорил Зябов, с трудом подавляя волнение и пытаясь выглядеть наиболее трезвым.

— У нас денег нет! Понимаете? Денег нет! — начала Мария. — Отцу задерживают зарплату уже второй месяц. Отложенных каких-то сумм у нас не имеется. У мужа плохая кредитная история, в банк идти бесполезно. А я вообще какие-то, извините меня, сраные копейки получаю. На какие, блять, деньги нам его хоронить, а? Вы мне скажите!

— Маша, — попытался успокоить ее муж.

— Да что Маша? У нас ни шиша нет. Какие нахрен похороны?

Зябова, не выдержав прилив эмоций, заплакала.

— Держите себя в руках, Мария Александровна, — изрек Слапут. — Мы как раз здесь для решения ваших проблем. Утилизацию вашего отца мы полностью берем на себя. Для этого и создана наша комиссия, но…

— Утилизацию?! Вы так это теперь называете? — взревела Зябова.

— Прошу вас, успокойтесь. Вы не можете похоронить отца — похороним мы. Единственное, вам все-таки придется заплатить штраф. Закон есть закон.

— О какой сумме идет речь? — спросил Зябов.

— Пятьдесят тысяч рублей, — отрезал Росвелид.

— Пятьдесят? Да это больше, чем мы бы потратили на похороны. Вы в своем уме?

— А вы в своем? — выпалил Росвелид.

— И все-таки вам придется заплатить штраф, иначе мы будем вынуждены конфисковать некоторое имущество или в самом худшем случае — заключить вас под стражу.

— Суки… — прошипела Зябова.

— Что, простите? — отреагировал Слапут. Росвелид приподнялся.

— Суки вы все! Слышите? Суки озверевшие!

— Звони, — бросил Слапут коллеге.

Росвелид достал телефон, сделал несколько движений, поднес трубку и произнес:

— Выезжайте.

Через полчаса к дому Зябовых подъехала полицейская машина. Полицейские какое-то время успокаивали Марию Александровну, которая все это время пребывала в истерике. Выпив стакан водки, женщина уснула на диване, а Артем Михайлович сидел и медленно давал показания.

Эксперты Слапут и Росвелид в это время осматривали дом, а также всю прилегающую к нему территорию.

— Не успели закопать, — сказал Слапут. — Могли как та парочка из Михайловки.

— Это у которых целое семейное кладбище в огороде нашли?

— Они самые.

— Гнилье, а не люди. Лишь бы не платить.

Слапут, привыкший за несколько лет работы к резким суждениям коллеги, сменил тему:

— Ну ладно, давай лучше запакуем старика. Ничего интересного здесь больше нет.

— Пошли.

Росвелид вернулся в избу с носилками и большим черным пакетом. Вдвоем они положили тело в мешок, переложили его на носилки и не особо церемонясь, быстро перетащили тело на заднее сидение своего автомобиля.

— Закругляемся, — свистнул Росвелид полицейским.

Товарищи молча покинули дом, оставив мирно спящую на диване Марию Александровну. Артем Михайлович еще долго сидел, непонимающе глядя сквозь листок со штрафом. Раздосадовано швырнул его в сторону, выругался, налил полную до краев стопку водки и махом выпил содержимое.

Мимо мчащейся по пустынной дороге машины проносились редкие деревья, за которыми пряталось бескрайнее зеленое поле, принимая вечернюю прохладу. Спустя полчаса пути автомобиль подъехал к соседней деревушке, возле которой располагался пустырь. На нем людей из комиссии ожидал красно-черный самосвал. Из кабины вышел полноватый здоровый мужик. Он махнул рукой, завидев подъезжающую машину.

— Доброго времени суток, — поздоровался Слапут.

Мужчина молча кивнул. Росвелид открыл заднюю дверь и подозвал коллегу. Вместе они вытащили носилки и расстегнули мешок. Мужик деловито подошел к трупу и внимательно его осмотрел.

— Сколько тут? — спросил он.

— Примерно семьдесят пять килограмм, — ответил Росвелид.

Мужик моментально что-то прикинул у себя в голове и наконец процедил:

— Пять.

— Неплохо, неплохо, — сказал Слапут.

— Маловато, — вклинился Росвелид.

— Пять, — повторил мужчина и недовольно посмотрел на приезжих.

— Лично меня все устраивает. По рукам, — ответил Слапут.

Мужик вынул из кармана пять тысяч рублей мелкими купюрами, пересчитал и вручил их Слапуту. Без лишних слов они погрузили тело в кузов, в котором уже лежало несколько трупов, прикрытых непрозрачным полиэтиленом, и разъехались в разные стороны.

— Можно было и шесть выторговать, — не унимался Росвелид.

— Мы не на рынке, чтоб торговаться. Бери что дают. Иначе можешь остаться вообще с ничем.

— Но видно же, что он специально занижает…

— Если будешь пиздеть направо и налево — бизнес не построишь. Я тебя не за болтовню взял, а за рожу каменную, — продолжал Слапут, утратив былую вежливость. — На тебя когда люди смотрят — обсераются. Это мне и надо… Сколько мы получили? Пять! Это два с половиной косаря каждому. Мне кажется, вполне, блять, неплохо за вечерок. Все лучше, чем ты за тыщу в торговом центре стоял.

— Ладно, ладно, Славик, чо ты? В покое все, — остыл коллега.

— Все мы будем в покое…

Мужик, у которого в кузове мертвым грузом лежало пятеро человек, ехал по привычному маршруту на мясокомбинат имени В.П. Первушина. Фары освещали разбитую местами дорогу. По радио с помехами играл старый русский рок. Когда грузовик приблизился к пятиметровому забору, на дворе стояла уже глубокая ночь, но производство в некоторых цехах не утихало.

— Серега? — продирая глаза спросил старичок на пропускной. — Ты чтоль?

— Ага. Вызвали вот.

— Не угомоняться все, — мужичок нажал кнопку и ворота открылись, — Загоняй своего другана.

Сергей въехал на территорию комбината, медленно проехал к цеху № 5 и остановился. Достал старый кнопочный телефон, набрал номер, который помнил наизусть и дождавшись ответа, произнес:

— Я на месте.

— Чего так долго? — спросил, разводя руками, усатый мужчина в пиджаке, выходя из цеха.

— Старика одного забирал, — вышел из кабины Сергей.

— Сколько дал?

— Пять.

— Ты в своем уме? Многовато за пенсионера, — негодовал мужчина.

Сергей устало отмахнулся.

Из цеха вышли еще несколько фигур в синих костюмах и масках. Двое ловко залезли в кузов и начали передавать тела стоящим внизу рабочим. Погрузив все пять тел в тележку, рабочие скрылись вместе с ней в большом ангаре.

— Ну, бывай! — Усатый махнул водителю рукой.

За всей этой картиной молча наблюдал низкорослый, полноватого вида мужичек в дорогом костюме, который периодически пытался скрыть зевоту, так как не привык находиться на ногах в столь поздний час.

— Максим Андреич, давайте начнем, — обратился к нему усатый.

— Самое время, — проворчал мужчина, взглянув на черное небо, усыпанное звездами.

Ночная прохлада предвещала дождь.

Оба оказались в слабоосвещенном коридоре, который заканчивался белыми воротами морозильного помещения. Максим Андреевич не спеша следовал за своим гидом в лице Николая Павловича, который занимал на этом предприятии особое положение.

— Это холодильник, — заявил Николай Павлович. — В первом цехе, где у нас основное производство, холодильник забит до отвала. Тонны и тонны мяса привозят практически ежедневно, но у нас с вами не совсем обычный продукт, поэтому в этом холодильнике, как вы можете видеть, не так много сырья.

Максим Андреевич посмотрел на замерзшую кучу из человеческих тел, насчитав беглым взглядом порядка тридцати, может быть сорока человек.

— Они не портятся? — поинтересовался он.

— Мясо охлаждается до минус восемнадцати градусов, так что нет, они не портятся.

— Их хотя бы моют? Ну… перед этим самым…

— Конечно. Каждый образец раздевают и тщательно вымывают перед нарезкой.

— А что с одеждой?

— Как правило всю снятую одежду мы сжигаем.

— Не рационально, — отметил Максим Андреевич. Он достал из внутреннего кармана маленький блокнот и сделал несколько заметок. — Не против, если я запишу некоторые детали?

— О, конечно. В любой другой ситуации я бы отказал в записи, но вам, я думаю, могу сделать исключение, Максим Андреич.

— Просто для закрепления, так сказать.

Выйдя из морозильного отделения, мужчины двинулись в светлый просторный зал, где вовсю кипела работа.

— Каждый образец разделывается на крупные куски. Отделяются, само собой, кости, внутренние органы и другие элементы, не относящиеся к мясу.

— А кости вы зря…

— У меня были мысли на этот счет. Если с органами уже ничего не поделаешь, то из костей можно сделать костную муку. Но это, возможно, в будущем. У нас и это производство с трудом удалось наладить. Все-таки, сами понимаете, продукт исключительный.

— Я, кстати, признаюсь, еще не успел попробовать, — кашлянул Максим Андреевич.

— Действительно? — Николай Павлович удивился и даже немного обрадовался. — По окончанию мероприятия обязательно опробуем парочку бутербродов.

— Отлично, — заключил толстяк.

— А пока нагуливайте аппетит.

— Вот здесь все происходит? — указал Максим Андреевич на большую серую машину, из которой вываливались рубленные куски холодного мяса.

— Совершенно верно. Это начальный этап — блокорезка. В первом цеху опять же поновее техника, но и эта прекрасно справляется с задачей.

Рубленым человеческим мясом заполняли тележки и отвозили на соседнюю платформу, на которой были установлены несколько больших металлических чанов. Женщины в синих халатах высыпали мясо в чаны, где оно варилось на протяжении получаса. Варенное, слегка дымящееся мясо, перекладывали в новые тележки и отвозили дальше, к двум большим котлам, оснащенным замысловатым механизмом. В цеху витал особый запах, который у рабочего персонала не вызывал никакой реакции, а вот у Максима Андреевича предательски заурчал живот.

Люди загружали отваренное мясо в небольшие ковши, которые по нажатию кнопки поднимались и перекидывали содержимое в большой котел. После частичной загрузки женщина подала сигнал ответственному, а тот, подняв специальный рычаг, отправился к следующему котлу. Максим Андреевич поднялся на небольшой помост вслед за Николаем Павловичем. Отсюда открывался прекрасный вид на работу двух котлов, в которых массивные поршни интенсивно сдавливали и помешивали мясо. На глазах у Максима Андреевича куски мяса постепенно превращались в коричневатую жижу. В бурлящую массу высыпались различные порошки. Рабочие в масках безмолвно и внимательно наблюдали за процессом.

— Это какие-то приправы? — спросил Максим Андреевич.

— Совершенно верно. Мы добавляем, как правило, самое базовое: перец, куркуму, иногда горчицу и само собой лук.

— А сало?

— Обязательно, но тут главное соблюсти дозировку. Мясо и так довольно жирное. И прошу заметить — без сои и крахмала. У нас только натуральный продукт!

— Отлично, отлично, — причмокивал мужичок.

Николай Павлович краем глаза наблюдал за реакцией гостя, самозабвенно потирая усы. Гомогенизатор продолжал методично перемешивать коричневое мясное месиво. Из-за добавок оно приобретало ярко-желтоватый привлекательный оттенок. После рабочие перелили жижу в контейнеры, где оставили ее охлаждаться на несколько минут. Николай Павлович и Максим Андреевич прошли чуть дальше, где вязкая жижа по трубам поступала в фасовочный аппарат. На неумолкающем транспортере двигались маленькие желтые баночки, в которые аккуратным образом заливалось содержимое. На следующем конвейере банки запечатывались и в конце своего пути несколько рабочих складывали их по коробкам, отбирая брак.

— Ну, как насчет небольшой дегустации? — предвкушая успех, поинтересовался Николай Павлович.

— Ради этого я сюда и пришел. Давайте, — ответил Максим Андреевич.

Николай Павлович открыл банку, на которой красными буквами светилась надпись: «ОСОБЫЙ ВКУС» и обильным слоем намазал большой кусок хлеба. Протянул гостю, сделал себе второй бутерброд и жадно откусил большой кусок.

Максим Андреевич с интересом попробовал продукт, тщательно разжевывая смесь хлеба и паштета. Гоняя содержимое на языке, он словно пытался уловить каждый вкусовой оттенок. Николай Павлович нетерпеливо ожидал реакции.

— Хм…, — наконец вымолвил Максим Андреевич. — Жирновато, но с хлебом самое то. Я бы еще чесночка добавил…

— Можно и чеснока! Особый чесночный! Запросто!

— А так, очень недурно. Очень.

— Рад, что вам понравилось, — заулыбался Николай Павлович.

— Умеете. Действительно, умеете.

— Обсудим цифры?

— Наливайте чай, Николай, — ехидно посмеялся мужичок и взялся за следующий бутерброд.

https://shortstories.io/story/115-pashtet