Лекарство от страха

«Какой глухой лес!», – эта мысль попыталась оттеснить другую, изо всех сил рвущуюся в сознание и куда более пессимистичную, – «За каким хреном я влез в эту чащу?!»

Впрочем, ответ на данный животрепещущий вопрос я прекрасно знал, но спокойнее мне от этого знания не становилось. В очередной раз получив по носу одной из множества отогнутых рукой веток, я остановился и несколько раз глубоко вдохнул и медленно выдохнул, борясь с неистовым желанием послать всё на и в самые неприличные места, развернуться и пойти обратно. Но мне нужно было вперёд, это назревало уже давно и откладывать дальше было просто нельзя. К тому же путь назад будет таким же тяжёлым, а потому разворачиваться сейчас, когда уже столько пройдено, вдвойне обидно.

Поэтому я успокоился и полез в очередное скопление веток, тут же оцарапав руку.

– А-а! З-зараза!

А ведь поначалу это был вполне нормальный такой лес, по нему даже приятно было гулять. Заливались на все голоса сопровождающие меня маленькие лесные птички, где-то куковала кукушка, а может, и не одна, пару раз ухнул филин… или сова – не разбираюсь я в них. Лёгкий ветерок шелестел далёкими кронами, грудь наполняли свежие лесные запахи, приятно щекоча ноздри, то тут, то там торчали яркие шляпки мухоморов, широкие коричневые головки боровиков, вытягивались к свету красными и оранжевыми ракетами подосиновики. Благодать.

А потом в какой-то момент, я даже не заметил – в какой, приятный лесок сменился непролазной чащей, через которую я продираюсь уже который час. А, кстати, который?

Я снова остановился и достал из кармана телефон (часы я давно уже снял, ибо задолбался цепляться ими за каждую долбаную ветку). Ё-моё! Третий час! Уже четыре часа, как я в лесу, а сколько мне ещё пердолить? Это хорошо ещё, что на дворе (ага, как же – дворе, – в грёбаной чаще!) конец августа и стемнеет не скоро.

Открыв на телефоне карту, я подождал, пока он определит моё местоположение, и с облегчением обнаружил, что до цели не более одной пятой пути. Фух! Ещё минут сорок-час и я на месте.

Хорошо, что у меня никогда не было проблем с ориентированием на местности. С этой мыслью я убрал телефон и со вздохом полез через очередную корягу, развалившуюся на моём пути многолапым гипертрофированным пауком.

Крепкая, приземистая, хоть и слегка покосившаяся изба предстала пред мои очи абсолютно неожиданно, буквально вынырнув из очередного скопления свежей лесной поросли, с трудом раздвинутой мной руками, ногами, туловищем и даже лицом. А ведь прошло ну никак не сорок минут. И даже не тридцать. Хорошо, если пятнадцать.

Я выбрался на окружавшую избу поляну метров двадцати в диаметре, достал телефон и с удивлением обнаружил, что на месте. Да, «Порш» на экране стоял на точке прибытия. И как же я так быстро дошёл, интересно? Может, конечно, в прошлый раз он не точно определил мои координаты. Да, наверное, причина в этом.

Яростно расчесав все свои царапинки и комариные укусы, в великом множестве покрывшие все открытые и не очень участки тела за время этого путешествия, я двинулся к избе. Добротный сруб в двенадцать венцов (у меня бабушка в деревне живёт, поэтому такие слова я знаю с детства) венчала двускатная крыша с одиноко торчащей из неё трубой. Из обращённой ко мне стены пялились на лес два прямоугольных окошка, обрамлённые по бокам резными ставенками. Из боковой выступало небольшое крылечко под навесом. Обычный деревенский дом. Что-то подобное я и ожидал увидеть, когда шёл к отшельнику-леснику, разве что, может, более ветхое. Ну и без почтового ящика, примостившегося рядом с крыльцом. Как, интересно, сюда почтальоны попадают?..

На дальней стороне поляны, впритык к лесу, стояла небольшая банька, слева от дома пристройка с загоном, по которому медленно вышагивали куры, непрестанно о чём-то кудахча.

– Цыпа-цыпа-цыпа, – на автомате позвал я. Тут же откуда-то из недр пристройки вылетел здоровенный петух и грудью бросился на решётку загона, недовольно квохча на чужака, покусившегося на его дам.

Я инстинктивно дёрнулся и решил не испытывать норов агрессивного альфа-самца, по небольшой дуге подходя к крыльцу. Две низенькие ступеньки, видимо, больше для порядка, чем для нужды. Хотя для старого отшельника, может, они и нужны, если ноги больные. Крепкая деревянная дверь, выглядящая вполне свежей, массивные петли и массивная ручка. Я деликатно постучался. Подождал. Ноль эмоций. Может, ушёл?

На всякий случай я от души подолбил по двери кулаком, хотел уже и с ноги наподдать, но тут из глубин донёсся недовольный и совсем не старый голос:

– Что за хрен мне там дверь ломает?!

«Ага, сломаешь её, как же!» – отступая под натиском грозно приближающихся шагов, подумал я. Чуть с крыльца не навернулся.

Дверь резко распахнулась, и в проёме возник светловолосый парень лет двадцати пяти, может, тридцати. На гладко выбритом заострённом лице сурово сверкали большие зелёные глаза, узкие ноздри острого с горбинкой носа пытались сердито раздуваться, но получалось у них не важно.

– Чё надо? – вроде вполне нейтрально спросил он, оглядев окрестности и сфокусировавшись на моей персоне.

– Э-э-э… Я это… к Мефодию.

– Ну я Мефодий. Надо-то чё? Зачем припёрся?

– Так помощь нужна, – заблеял я, дезориентированный таким напором. – От страха избавиться.

– От страха, говоришь, – прищурился на меня парень, потом улыбнулся и, дружелюбно махнув рукой, предложил: – Ну так заходи!

И исчез в недрах избы. Чего делать, пошёл за ним. Раз уж пригласили.

В небольших сенях у правой стены стояла здоровая бадья с водой, а рядом умывальник над металлической раковиной. Слив уходил куда-то под пол. Вровень с раковиной протянулась вдоль стены высокая столешница. Дальше слева, за окном, располагался небольшой стол с двумя задвинутыми под него стульями, на угловой полке над ним стояли несколько образков. От стола к выходу растянулась узкая кушетка. Прямо напротив входа слегка покачивал на сквозняке раскрытой дверью проход вглубь хаты, в который и нырнул хозяин дома.

Я проследовал за ним. В единственной комнатке было прохладно, несмотря на растопленную печь, на которой весело что-то скворчало. В нос ударил аппетитный аромат, и я сразу понял, как, оказывается, проголодался.

– Яичницу будешь? – участливо спросил парень.

– Не откажусь, – перебивая животное урчание, согласился я.

– Тогда иди руки мой и садись за стол.

Я послушно вышел обратно в сени, вымыл руки с мылом и сел на выдвинутый стул лицом к окну. Мефодий со сковородой наперевес вынырнул из комнаты через какую-нибудь минуту, плюхнул свою ношу прямо на деревянный стол и заявил:

– Это моё место.

– Не вопрос! – Я поспешно встал и пересел на второй стул. Парень тут же занял своё место, взял одну из двух лежащих в сковороде вилок, отделил кусок яичницы с нашинкованной колбасой и с энтузиазмом принялся её жевать. Я без промедления последовал его примеру.

– Ну, рассказывай?

– Что?

– Как ядерный двигатель собирать будешь. Ну ё-моё! Ты же не жрать сюда припёрся.

– А, ну да… – стушевался я, осознав, что торможу. – В общем, страх у меня. Боюсь собраний, выступлений любых, а это важная часть моей работы. Перед начальством робею пипец как, хотя знаю, что всё хорошо и правильно делаю. Мешает мне этот долбаный страх по карьерной лестнице подниматься, – изливал я свои проблемы, а Мефодий только слегка кивал иногда, продолжая жевать яичницу. – Чего только не пробовал: и медикаменты, и к мозгоправам ходил – всё без толку. В общем, помощь мне нужна, вот вас… тебя посоветовали.

– Угу-угу, – парень съел уже больше половины яичницы, и я скорее заработал вилкой, рискуя остаться голодным. – Это хорошо, что посоветовали.

Он ненадолго замолчал, задумчиво ковыряясь в сковороде. Я не преминул воспользоваться его задумчивостью, чтобы быстренько пропылесосить остатки еды до последней крошки. Не сказать, чтобы наелся, но уже гораздо лучше.

– Ладно! – Мефодий звонко бросил вилку в пустую сковороду и хлопнул в ладоши. – Помогу я тебе. Пойдём! – И, вскочив из-за стола, вышел на улицу.

– Куда? – догнал я направляющегося к лесу парня.

– В лес! За травами.

Мефодий оказался неплохим парнем. Пока мы в течение пары-тройки часов сновали по лесу, собирая какие-то травки, грибочки, корешки и хренову кучу ещё разных ведьмовских ингредиентов, успели наболтаться на неделю вперёд, обсудив множество животрепещущих и не очень вопросов. Я поделился с ним, что ожидал увидеть бородатого старца, согнутого, но не сломленного тяжестью прожитых лет, и узнал про его деда, который как раз таким старцем и был. Вот только года четыре назад лета-таки старца сломили, и вот теперь старого Мефодия замещает Мефодий молодой.

Он, по его словам, не слишком-то и хотел замещать кого-то в одинокой избе посреди глухого леса, но как по заказу проснулся в нём талант дедовский и зов, непреодолимой силой потянувший сюда молодого беззаботного хакера. «Больше, конечно, игромана, чем хакера, но по образованию всё-таки второго». Поборолся бедняга с месяц с этой напастью да не выдержал – приехал, поселился и стал изучать дедовские записи и книги. Вот и практикует который год, оттачивая новые знания, но и то ещё не всему научился.

– Так а ты точно мне помочь-то сможешь? А то если до этого раздела ещё не дошёл, так я подожду, – с некоторой опаской уточнил я.

– Ха, обижаешь! Как миленького тебя сегодня вылечим, не ссы!

Пришлось поверить и не ссать (хотя, по правде, немного всё-таки сикал).

Что меня поразило в нашей прогулке, так это как легко и свободно Мефодий ходил по непролазной вроде бы чаще, через которую мне довелось продираться несколькими часами ранее. Будто ветки и коряги сами расползались с его пути в последний момент, робея перед зеленоглазым парнем и не желая осложнять ему путь. Меня же, идущего прямо за ним и, в общем-то, тоже не сильно напрягающегося, норовили напоследок цепануть или царапнуть, словно отыгрываясь за Мефодия. В общем, странно всё это, потому что я ни разу не заметил, чтобы ветки сами отклонялись или поваленный ствол гусеницей уполз с дороги, но… Блин! Даже не знаю, как объяснить… Короче, странно – и всё тут!

К дому мы вернулись уже на закате, окрасившем редкие перистые облака над верхушками деревьев в розово-золотистую краску. Там словно феникс зарождался, огромный, опасный и прекрасный. Я даже на пару мгновений завис на крыльце с поднятым лицом и приоткрытым ртом, поражённый этим зрелищем. А потом в рот залетела муха, и вся прелесть резко пропала. Я закашлялся и, отплёвываясь и матерясь, зашёл в избу.

Мефодий уже суетился по комнате, доставая и выставляя на стол какие-то ступки, баночки, сушёные травы. Там же лежала часть собранных сегодня даров природы, другая часть уже висела над и не подумавшей погаснуть за время нашей отлучки печкой, а третья покоилась в деревянной кадке, в которую парень как раз заливал кипяток из чайника. В нос ударил дурманящий ягодно-травяной аромат.

– Чайку хошь? – Он зачерпнул кружкой из кадки и сделал большой глоток.

– Не галлюциноген, надеюсь? – с опаской подошёл я к этому травяному вареву.

– Успокаивает нервы и дарит бодрости и ясности мозгам, – он допил «чаёк», зачерпнул ещё и передал мне кружку, а сам продолжил свои приготовления.

Что ж, попробуем. В конце концов, ну даже если словлю глюков, отлежусь тут за ночь, ничего страшного. Я поднёс кружку к носу и глубоко вдохнул – аромат просто пушка! Сложно описать… И сладость, и горечь, и какая-то свежесть. Хотя нет, эти эпитеты больше подходят для вкуса, а в аромате… ну я не знаю, всё равно не поймёте! Я ведь даже не знаю, что там за травы.

Я сделал глоток. М-м-м! Ну я уже, в общем-то, описал, добавить нечего, разве что странную сменяемость этих оттенков, их игру. Ну да пофиг, не хочу мозг ломать, лучше побыстрее выпью!

Осушив посуду, я собрался было зачерпнуть добавки, но предостерегающий окрик остудил мой пыл:

– Э-э! Хорош! Много нельзя, тем более неподготовленному организму.

– Жалко, – вздохнул я. – Вкусный чаёк.

И, дождавшись, когда Мефодий отвернётся, быстро черпанул на пару глотков. От двух лишних глоточков хуже уж точно не станет.

Пока парень перемалывал в ступке какие-то корешки, орешки и ягоды, пока заваривал одни травы и растирал другие, в общем – пока готовился к моему лечению, стемнело. Мефодий зажёг несколько свечей на столе. В большой миске перед ним неаппетитно зеленела какая-то субстанция, намешанная в процессе приготовления. Запах от неё, правда, шёл вполне приятный.

Парень встал, зачерпнул давешнего чайку, заварившегося практически до кофейного цвета, вылил в миску, подошёл ко мне, протянул руку к голове и вырвал волос. «Ай!» – мысленно возмутился я.

– Всё, можешь идти спать, твоего присутствия для обряда не требуется.

– А остаться можно? – робко поинтересовался я. – Интересно очень.

– Можно, – невозмутимо ответил Мефодий, кидая мой волос в месиво. – Зрелище, правда, не слишком приятное. Главное, ничего не бойся.

– Ага, хорошо, – согласился я, на всякий случай сев в дальний угол комнаты.

Поначалу было интересно. Минут семь. Потом стало как-то скучновато. Мефодий просто сидел перед миской, слегка покачивался и бубнил себе что-то под нос, совершая плавные пассы руками. Так длилось с полчаса; временами парень останавливался для того, чтобы либо просто перемешать субстанцию палкой или корешком, либо добавить какой-нибудь ингредиент. Потом медитация над миской возобновлялась.

Я уже начал подумывать, а не пойти ли, действительно, спать. Обманул, походу, Мефодий, пообещав не слишком приятное зрелище. Или он это и имел в виду? Правда, чего тут приятного, скукотища одна!

Широко и с удовольствием зевнув, я уже собрался встать со стула, как из окон неожиданно вывалился в избу яркий лунный свет и тут же горько и протяжно завыли волки. Я вздрогнул и покрылся мурашками. «Будто прямо у дома воют!» Осенённый страшной догадкой, я развернулся в сторону распахнутой входной двери, но там никого не было, а когда повернулся обратно…

Мефодий сидел на табурете прямой, будто кол проглотил, и абсолютно бездвижный. Лунный свет из всех трёх окон освещал только его, волосы медленно плавали в свободном полёте, поблёскивая и возрождая в памяти образ Медузы Горгоны. Я даже залюбовался. Ненадолго. Потом стало не по себе.

Всякий сон улетучилась напрочь, даже подумать о том, чтобы спать, когда рядом такое происходит, было выше моих сил. А Мефодий начал медленно поднимать руки и также медленно запрокидывать голову. Когда руки вытянулись в стороны горизонтально полу, а лицо было направлено в потолок, он широко открыл рот и застонал-захрипел. На одной ноте и не прерываясь.

Испугался ли я? Да я чуть не обделался в своём углу! Вцепившись до посинения пальцами в седушку и обливаясь холодным потом, я, парализованный страхом, зачарованно пялился на Мефодия, пока вдруг не вспомнил, как различные шарлатаны любят подобные представления для лучшего окучивания денежной публики.

Страх схлынул с меня, словно вода, оставив насквозь мокрым и с бешено колотящимся сердцем. Возмущённо вдохнув, я с глубокой укоризной заявил этому актёру:

– Можно было бы без этого представления обойтись, я и так тебе поверил!

Хрипящий Мефодий замолчал так резко, будто его из розетки выдернули, и медленно и как-то ломано повернулся ко мне. И я к своему ужасу увидел два абсолютно белых, сияющих в лунном свете белка в максимально широко распахнутых глазах. Он снова раскрыл-растянул рот и захрипел, направляя на меня обе руки со скрюченными пальцами. А дальше… дальше начала твориться полная дичь!

Его руки потянулись ко мне, медленно, резко ломаясь в слишком растянувшихся костях и образуя там новые «локти». И чем дальше они тянулись, тем чаще ломались, и всё это с таким звонким хрустом, с каким крошатся сухари, случайно попавшие под ботинок. А я сидел и в полном отупении смотрел, как они приближаются.

И вдруг субстанция в миске взбурлила и начала вылезать на стол. Это чудесным образом вывело меня из ступора.

– Твою ма-ать!!! – заорал я, вскочил и вылетел из избы.

Не оглядываясь, я за доли секунды преодолел поляну и, не разбирая направления, ввалился в лес. Паника гнала меня по абсолютно чёрным трущобам, я спотыкался, падал, вскакивал, натыкался на ветки и стволы, но бежал, бежал и бежал. В какой-то момент страх резко отступил и я остановился, в робком недоумении оглядываясь по сторонам, но видя лишь редкие серые просветы в абсолютной черноте.

– Нет… – прошептал я в отчаянии, понимая, что заблудился. – Не-е-ет! По-мо-ги-те-е!

Ответом мне была тишина, тяжёлая и гнетущая. А потом пошёл дождь. Сильный, с молниями, но без грома. «Это конец!» По щекам потекли слёзы, сливаясь с потоками льющейся воды. Не знаю, сколько я так простоял, но в конце концов немного смог взять себя в руки, оглянуться и пойти к широкой разлапистой ёлке, замеченной во время очередной молнии. Забравшись под нижние ветки, прислонился к стволу спиной и обхватил руками колени, намереваясь просидеть так до утра, если оно вообще планировало наступить, но вскоре уснул.

Проснулся я под радостное щебетание птиц, снующих в ветвях. Сквозь щели пробивались игривые лучики солнца, мягко щекоча мою кожу. Я улыбнулся, с облегчением вспоминая ночной кошмар, и резко распахнул глаза.

– Нет-нет-нет… – затараторил я, вскакивая и выбираясь из-под ёлки. Разогнулся и осмотрелся.

Вокруг был лес, самый обычный, светлый и добрый. Откуда-то издалека доносились звуки человеческой жизнедеятельности. Вкусно пахло сырой, прелой и нагретой солнцем землёй. Я вспомнил про телефон, достал, открыл карту и пошёл в сторону железнодорожной платформы.

Уже на следующий день я вышел на работу, стараясь не думать о произошедшем на выходных. К слову, Мефодий своё дело, похоже, сделал – бояться совещаний и выступлений я перестал, моя карьера наконец-то пошла в гору. Вот только в лес я в одиночку больше никогда не ходил, но решил, что как-нибудь и так проживу.

Где-то через неделю я вспомнил, что так и не заплатил парню, а раз он свою работу вроде как сделал, то оставлять её без оплаты – не честно. Да и боязно. Но идти к нему я не рискнул и отправил деньги почтой, авось дойдут, ящик-то есть…