Ниневия
НА ДРУГОЙ ДЕНЬ ПРИ ПОЯВЛЕНИИ ЗАРИ ЧЕРВЬ ПОДТОЧИЛ РАСТЕНИЕ, И ОНО ЗАСОХЛО!
— вздрогнув, Голубь выбросил вперед руку, сжимающую пистолет, и открыл глаза.
Алые блики лениво подрагивали на изломах изотермического спальника. Голубь выпростал вторую руку над молнией, расстегнул ее и, не опуская оружия, неуклюже выбрался из хрустящего зеркального мешка. Затекшие икры и пах наводнило покалывание, и он на негнущихся ногах, стараясь не издавать лишних звуков, двинулся в сторону диспетчерской, прищуриваясь жидкокристаллическим индикаторам питания. Сладкая затхлость немытого тела просочилась в раскрывающиеся после тяжелого сна ощущения, и Голубь наклонил голову вдохнуть собственный запах, продолжая угрожать мгле корабля. Сладость раскрылась потовым капустным душком, и к горлу подкатила теснота. Скривившись, он выпрямился, перешагнул порог комнаты управления и щелкнул тумблером на стене. Едкий свет резанул глаза и сосредоточился вокруг трубок освещения, расположенных по периметру потолка. Голубь наводил дуло пистолета на проступающие из белизны силуэты, пока не убедился, что Рыбаря в комнате не было. Он пересек помещение, грузно опустился в кресло, мгновенно прилипшее к коже, и, отложив оружие, пробежался пальцами по сенсорной панели. Экран подсказывал, что во сне Голубь провел больше двух суток. Мурашки омыли спину и руки: это означало, что Рыбарь уже убил бы его, если бы смог выбраться из грузового отсека, где был заперт, но присутствия духа от этой мысли не прибавлялось. Он вскочил и, зажмурившись от резкого головокружения, рухнул обратно; шумно вздохнул и, опершись на панель, повторно принял вертикальное положение.
Мягкая рукавица мочалки увлажняла кожу прозрачной антисептической пенкой: с наслаждением поскребывая внутреннюю поверхность бедер, он прикидывал, где сейчас находился челнок. Последние пару недель Голубь не спал и только иногда садился в каюте на пол, положив под бок пистолет, и предавался захлестывающему параличу усталости, не смыкая глаз. Навигацию он полностью поручил бортовому компьютеру, изменив пункт назначения, и быстро перестал обращать внимание на желтые цифры координат. Даже после того, как Рыбарь был нейтрализован тяжелыми воротами грузового отсека, отрезавшими его от остальной части челнока, разъедающий параноид угрозы иссушал все остальные мысли и задачи, отчего Голубь совершенно забыл и про побег, и про обещанную близость Фарсиды, где можно было укрыться в контрабандистских кварталах. Он протер приглаженные заросли тела полотенцем, бросил его на ящик с бельем и прошагал в камбуз. Вонь остатков пищи из разодранных упаковок впервые за долгое время привлекла его освеженные гигиеническими процедурами чувства, но голод торжествовал над брезгливостью, и Голубь шумными глотками жадно опустошил три упаковки овощного супа, роняя капли на прохладный пластик пола. Интересно, подумалось, нашли ли они "Ниневию"? Нашли ли они того, кто мог бы найти "Ниневию"? Еда приятно отяжеляла внутренности, и улучшающееся настроение его впервые с момента побега вдруг проступило над инстинктами атрибутом человеческого. Он вернулся к панели управления и сгорбился над экраном, морщась смраду разложения. Строки логов попозли за границу экрана, вытесняя друг друга. Голубь сосредоточенно обгладывал заусенцы, разглядывая записи. Последние двадцать часов измерительные приборы не регистрировали изменений, равно как и программа отслеживания астромаяков. Первое указывало на то, что челнок устойчиво дрейфовал – вероятно, на орбите Фарсиды. Однако присутствия маяков, которых на регион было пять-шесть штук, не отмечалось. Возможно, прикинул Голубь, из-за астероидной пыли оказались повреждены датчики, или что-то типа того. Он переступил через тело капитана и приподнял шторку иллюминатора.
Голубь отскочил от многослойного стекла, вслепую вцепившись в пистолет, лежавший на панели. Он быстро вернулся в каюту, с грохотом выдернул ящик с личными вещами и судорожно нашарил деревянными пальцами в глубине сигарету, затем зажигалку. Сигарета треснула в пальцах у основания: он вытянул зубами фильтр, трясущейся рукой ссыпал часть табака, закрутил тонкую бумагу. Жар зажигалки перебросился на другой конец сигареты, прокатился красным колечком вниз, оставляя серый курчавый пепел. Голубь затянулся – голова распухла ревом давления, глаза сами собой сомкнулись – или это давление застлало взгляд чернотой, – он моргнул, вдохнул воздух, закрыл глаза, выдохнул, распахнул веки. В конце коридора стоял ухмыляющийся Рыбарь, совершенно голый. Голубь бросился вперед, споткнулся, полетел на пол, выстрелил, закричал – верхняя губа врезалась в порог каюты – пуля звякнула, опоздав за рванувшей в сторону фигурой. Сплевывая кровь, Голубь перевернулся на бок: коридор был пуст. Он вложил палец под губу и прыснул от боли, выгнулся каракатицей, подскочил и метнулся в комнату управления. В обойме оставался один патрон. Ни у капитана, ни у навигатора боеприпасов не оказалось. Голубь быстро влез в серебристый гладкий скафандр, вакуумом облепивший тело, и попятился в каюту. Поднял прогоревший окурок, затянулся, зажал кончик языка зубами, воткнул в него тлеющую головку и заскулил; рот заполнился слюной, красным с черными чешуйками пузырем она вылетела изо рта и разбилась о сапог скафандра.
Металл подошв звонко врезался в решетку пола в нежилой части корабля. Ворота грузового отсека были закрыты: Голубь, тяжело дыша, стучал по сенсорной панели, но та не реагировала. Отодрав пластину щитка, он усилием провернул аналоговый рубильник. Створки поползли вбок, и, размахивая пистолетом, он побежал между ящиков к шлюзу, припал к двери, обернулся, тяжело дыша – в полумраке никого не было. Пластины шлема поползли вдоль лица, стекляшка визора опустилась перед глазами и вспыхнула рыжим. Вдыхая подаваемый из баллона дурманящий кислород, Голубь осмотрелся: следы биологического присутствия, обнаруженные визором, принадлежали ему самому и висели в воздухе конденсатом дыхания. Голубь нырнул внутрь шлюза, закрыл за собой дверь, хлопнул тяжелой ладонью по большой красной кнопке. Наощупь поддался рычаг разгерметизации, и помещение заполнил шум.
Сапог скафандра опустился в мягкое, расползающееся под ногой нечто. Динамик пискнул, и все вокруг замерцало: визор боролся с нахлынувшим светом. Простиравшийся перед ним пейзаж не имел никакого отношения к Фарсиде. Голубь смотрел в зеленоватое полотно над оранжевой полоской, затем коснулся виска и выключил биотрекинг. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к дребезжащей от искажения аудиосистеме, а затем нагнулся, мягко опустился на колено, положил пистолет и зачерпнул полную горсть мелкого песка. Весело искрясь, песок струйками сбегал из черной перчатки. Голубь поднялся с колен, повернулся к кораблю и поднял голову: сияющие под палящим солнцем, заполняя безоблачную лазурь, в горизонт от самого зенита врастали скелетом исполинского кита руины космической станции "Ниневия". Остов разбитых энергетических панелей походил на ребра, нанизанные на хребет центрального многосекционного корпуса станции, а шарообразный гравитационный центр лежал у основания подобием отвалившегося черепа. Шум оплетал голову изнутри: Голубь шагал спиной вперед, озирая величественный саркофаг, возвещавший провал и одновременно конец брошенной им миссии. Песок под ногами внезапно стал упругим и скользким. Обернувшись, он увидел, что сапоги ощупывает, набегая и отстраняясь, белая пена.
Скафандр надулся и, лязгая, опал с тела. Голубь шагнул босыми ногами в воду, мягко лизнувшую его заскорузлые ступни. Жар воздуха, пригодного для дыхания, контрастировал с приветливой прохладой, взрывавшей песчинки вокруг притопленных в песке пальцев. Он вошел в воду по пояс и ополоснул лицо: настоящая живая вода впервые за его бессрочное путешествие казалась густой от неподдельности. Он сделал еще пару шагов вглубь и услышал за спиной хрип. У челнока сгрудился экипаж – капитан, навигатор, два офицера, приставленные к нему кампанией. Их белые усохшие лица с распахнутыми ртами и высохшими сморщенными вакуолями глаз застыли вокруг Рыбаря. Он стоял впереди, нагой и блестящий от влаги, и ухмылялся разбитыми губами в обрамлении клокастой редкой щетины, а затем вошел в воду. Голубь отпрянул в сторону, расталкивая тугую голубую толщу, но тот прошел мимо него и лег лицом вниз, покачиваясь на волнах. Голубь замер, набрал полную грудь воздуха, глядя в ужасе на раздувающуюся спину Рыбаря, и изо рта его, раздавив беззвучный вопль, хлынула красными прожилками горькая морская вода.