Шторм

Работа для очередного конкурса рассказов. Выбранная тема: "Полный штиль". #историиморя

Филипп робко стоял у изголовья кровати. Отец его совсем занемог. Да и мать исхудала — ее не покидал страх за супруга. Семья Филиппа бедна, столь же бедна и земля, на которой они живут. Пожалуй, только морю и отцовской лодке обязаны они сытой жизнью. Душу юноши разрывало два противоречивых чувства. С одной стороны, он боялся за отца, которого одолевала болезнь. С другой стороны Филипп гордился тем, что в силах прокормить и себя, и семью.

Весь прошлый месяц — и месяц до него — он в одиночку выходил в море на рыбный промысел. Слепские воды скрывают в себе сокровища, но забрать их могут лишь смелые. И Филипп каждый раз доказывал, что достоин даров моря. Он обуздал и буйные северные ветра, и штиль и знал, когда можно и нельзя выходить в море. Но сейчас Филипп боялся. Боялся вымолвить слово. Услышит ли его отец сквозь бред лихорадки?

День сменял день. Рыбные косяки стали дальше уходить от берега, близилось трудное время. Отцу Филиппа стало легче. Мать пригласила доктора и тот, за ведерко икры, выписал каких-то лекарств. Они, конечно же, были дорогими…

Но Филипп знал, сколько стоят дары моря. И с каждым днем юноша все дальше отплывал от берегов за ценной добычей. А потом продавал часть улова на рынке. Мать видела, каким трудом даются деньги, видел это и отец. В глазах первой была гордость. Она всей своей кроткой душой стремилась помочь Филиппу в быту. В глазах второго была вина. В глубине души отец понимал, что нет ему смысла корить себя. Но видел, что рискует сын, а потому и чувствовал уколы совести за свой недуг. Филипп же не думал ни о чем. Обвыкся он с рыбацкой жизнью и даже начал наслаждаться ходом лодки, скрипом снастей и ветром в парусе.

На исходе летних дней отец стал поправляться. В последний раз отплывал Филипп от берега в одиночестве. Юноша улыбался теплому солнцу и водной глади; улыбался самому себе. Однако улов был скромен, и это омрачало настроение Филиппа. Он взял в руки весло и направил лодку дальше от берегов. Теперь земли Слепы казались далеким миражом. Отплывать далеко было опасно, и Филипп знал это. Но знал он и то, что без рыбы у его семьи не будет ни ужина, ни лекарств.

Один из поплавков дернулся и ушел под воду. Филипп выждал один вдох и подсек рыбу. Следом, едва юноша кинул добычу в сеть, клюнуло на другой удочке. И так снова, снова и снова. Филипп не успевал переводить дыхание, ему хотелось восторженно кричать, но он боялся спугнуть клев. Этим вечером будет хороший ужин, а завтра можно будет выручить много денег на рынке.

Затрепетал спущенный парус. Теплый и влажный западный ветер сначала не беспокоил Филиппа, который был увлечен рыбой. Однако вскоре поднялись волны, небо посмурнело, а ветер стал много сильнее. Запоздало юноша схватился за весло, море погнало лодку все дальше и дальше от суши. Собрались тучи и скрыли от Филиппа дневной свет. Берега пропали за темной водой.

Отчаянно, стиснув зубы, Филипп орудовал веслом. Тщетно боролся он против морской стихии, но юношеская храбрость отказывалась принять страшное неизбежное, не покорялась горькой судьбе. Вода захлестывала борта, но каким-то чудом — иль проклятьем — лодка не тонула. Сеть с пойманной рыбой оторвало, снасти унесло в море, хлипкая мачта затрещала.

Яркая вспышка осветила бурю в водной пустыне. Через пол удара сердца небо громыхнуло, и начался ливень. Теперь уже было черным-черно. Словно бы лодку утянуло в глубины Слепского моря, в холодный, мокрый, мрачный ад. Грома более не слышно было за шумом ветра, страшных волн, треска дерева и стука ливня. Еще был слышен вой. Но кто же выл? Филипп ли? Морское чудовище, затягивающее юношу в пасть? Сама стихия?

На гребне волны Филипп не удержался и чуть было не свалился за борт. Весло выскользнуло и, больно ударив юношу по плечу, улетело в никуда. Затем мачта надломилась и тоже пропала в водовороте черных красок. Юноше оставалось лишь молиться, чтобы Господь принял его душу и позаботился о семье.

Поднимаясь и падая, лодка неслась все дальше и дальше неведомо куда…

Шторм завершился в одно мгновение, словно бы того и не было. Или же нет? Быть может, прошел день, пока погода успокаивалась? А, может, лишь час, столь долгий и краткий одновременно?

Филипп лежал на дне потрепанной лодки. У юноши не осталось сил на то, чтобы подняться. Даже знай он, где суша, что с того? Без паруса, без весел он до нее не доберется. Когда-то ему рассказали про море из песка, про пустыню. Могут ли там также затеряться путники? На громадном сухопутном корабле, в окружении песков, подгоняемые жгучими ветрами…

Штиль. Юноша не слышал даже плеска воды. В его ушах до сих пор звучал грохот бури, что обрекла его на погибель.

Вдруг, посреди морской тишины, раздалось птичье пение. Филипп поднялся и тяжело оперся об обломок мачты. Яркая желтая птица мягко приземлилась на нос лодки. Она принялась задорно скакать и щебетать, склоняя голову туда и сюда. Тихая надежда запела с птицей в унисон: берег где-то рядом! Не может же такая птица жить в море!

Но Филипп тряхнул головой, и птица исчезла. Лишь несколько мгновений в воздухе раздавался веселый отзвук ее беззаботного пения. Мираж, жестокая шутка собственного мозга, алкающего жить. Юноша поднял голову: солнце нещадно пекло. Видно, он слишком долго пролежал на дне лодки и случился солнечный удар. Филипп умылся морской водой, но это не принесло облегчения. Мучила жажда, и появился соблазн испить из моря. И штиль не облегчал страданий юноши. Возможно, подуй легкий ветер, и стало бы чуть легче терпеть жар.

Юноша вновь сполз на дно лодки. Он смотрел на свою ладонь. Там, за кожей и мясом есть вены. В них течет кровь. А ее можно пить... Но не уподобится ли он дикому зверю, если вгрызется в собственную руку? Или даже звери не опускаются до такого?

Жить! Жить!

Он вскочил, вглядываясь за горизонт. Начал молиться, и молитва его обратилась к могучему ветру, что привел его сюда. Пусть подует вновь, пусть вернет на родные берега! Пусть сгустятся тучи, пусть польет ливень, пусть грянет гром! Все стерплю, со всем справлюсь, лишь помоги мне!

Но небеса остались глухи к его мольбам. Солнце начало клониться к закату, а ветра так и не появилось. И вот, в момент отчаяния, Филипп увидел корабль. Это было пугающее зрелище: от парусов остались лишь обрывки, а само судно парило над водной гладью. На борту не было никого, и не раздавалось ни звука.

Перед Филиппом встал выбор: погибнуть от голода, жажды и собственного безумия или же взойти на жуткий корабль. Он колебался не долго. Юноша прыгнул в воду и поплыл к кораблю. Днище его оказалось совершенно сухим, словно тот никогда не знал ни морей, ни рек. Не успел подивиться этому Филипп, как с борта скинули веревочную лестницу. Без единой команды, крика или слова.

Юноше стало страшно. Казалось, сам Дьявол пришел за ним на своем корабле. И теперь приглашает к себе… Но выбор был не велик, и Филипп начал взбираться по лестнице. На борту его ждал седой, широкоплечий мужчина. Возраст в нем боролся с внутренней силой, и последняя побеждала. Он тихо курил трубку и смотрел как Филипп пытается перелезть через борт. Но испытания, что выпали на душу юноши, лишили того сил, и ему не удавалось забросить ногу.

Мужчина вздохнул и зашагал вперед, чтобы помочь ему, но тут Филипп сдался и просто нырнул головой вперед, на палубу. Он помог юноше подняться.

— Ну и ну, сколько же ты был в море?

Его голос прозвучал так, словно бы Филипп набрал в уши воды. Приглушенно, но достаточно четко, чтобы можно было разобрать слова.

— Не бойся, мальчик. Я вот в свое время тоже через всякое прошел, — мужчина поджал губы. — Ах да, Семен меня зовут. Пойдем, покажу тебя капитану. Он боялся, что зря мы тут ищем…

— Ищете? Меня ищете? — Филипп едва слышал свой голос.

— И тебя, и других. Мало ли кто в шторм попадет. А нам команда нужна. Нужна, да…

Семен повел юношу в каюту капитана. По пути не повстречалось ни одного матроса. Корабль со всех сторон окружала мертвенная тишина. Даже звук шагов их тонул и вяз в этой безмолвной паутине.

— Капитан тебе предложит кое-что, — заговорил вдруг Семен. — Не бойся и подумай. Это решение будет твое и только твое.

Он сделал паузу и добавил:

— Капитан добр. Не смотри на то, что наше судно мрачно. Души наши светлы, пусть и печальная постигла нас судьба.

— Вы вернете меня домой?

— Однажды, мальчик, однажды. За спасение придется заплатить.

Скрипнула дверь. Это был первый звук, который раздался явственно, не из-за водной пелены. Капитан оказался очень высоким. Даже Семен смотрел на него снизу вверх. У него полубеззубая, но добрая улыбка. Руки изуродованы шрамами и тяжелой жизнью в открытом море. В каюте его витал приятный аромат качественного, дорогого табака.

— Нашли кого-то? Нашли… — капитан приветственно развел руки в стороны. — Посмотри на него! Осунулся, побледнел, ослаб! Сколько ты в море, юноша?

Он не говорил, он каркал, словно смешливая ворона. Филипп не знал, что и думать, и оглядывал каюту. Отвечать было слишком страшно.

— Чего молчишь? Неужто попугая ищешь? — капитан рассмеялся своей странной шутке. — Эка как, боится! Семен, ты же часто на маяке чаи гонял? Так приготовь, да не скупись на угощение. Взбодрить гостя надо.

Семен кивнул и удалился. Филипп и капитан остались одни.

— Спасибо, — сказал юноша и втянул голову в плечи.

Капитан улыбнулся тепло, по отечески. Похлопав юношу по плечу он заговорил:

— Сейчас Семен принесет чай и еды. Это подкрепит тебя, мальчик. Много не ешь, иначе живот не выдержит, и ты умрешь в страшных муках, — более не было веселья в словах капитана, говорил он серьезно. — Мы тебя спасли, но не даром. Ты отслужишь на этом корабле две сотни лет, прежде чем увидишь сушу. Такова плата. Ну-ну, не плачь же! Это не худшая участь для тех, кто потерялся в море.

Вошел Семен и принес чай, горячую похлебку, хлеб и даже апельсин.

— Должен сказать тебе, мальчик, что если ты окажешься от моего предложения, от службы, то мы оставим тебя в море.

Капитан произнес эти слова с той искренней жалостью, какая еще оставалась в его истерзанной солеными ветрами душе. Пока Филипп ел, капитан стоял за спиной юноши. Взор его прожигал стену. Но он не видел ее, его увлекло в водоворот воспоминаний. Сколько раз он делал это предложение? Сколько раз он принимал «гостя» на борт? И сколько раз оставлял его в море?

Семен сухо кашлянул:

— Знай, мальчик, однажды этот вопрос задали и мне. Спросишь ты, жалею ли я о своей судьбе? Да, жалею. Мне горько, и я хотел бы вернуть старые дни. Увидеть друзей и родной город. Но ни разу я не пожалел, что согласился на службу. Капитан добр.

— Я согласен, — Филипп успокоился, — но у меня есть одна просьба.

— Если ты хочешь перед службой повидать родных, то я не могу тебе этого дать, мальчик.

— Нет, я прошу о другом. Верните лодку моему отцу! Без нее семья моя обречена!

Капитан задумался. Медленно, чеканя слова, он произнес:

— Может статься так, что нынче ночью разыграется новый шторм. Может статься так, что ветра прибьют твою лодочку к берегу, домой. Может статься так, что цела она будет и невредима. Но за то я потребую высокую цену! Ибо просить мне об этом придется у того, кто стоит много выше нас с тобой, мальчик. Еще полсотни лет. Полсотни лет службы на корабле. Согласен ли ты?

Филипп упал на колени перед капитаном. Тот все понял без слов и сказал: «Да будет так!» Вместе с Семеном они помогли юноше подняться на ноги.

— От сего дня ты — член команды, — торжественно и важно прокаркал капитан, — лето обернется зимой, а зима летом, и так двести пятьдесят раз. И после ты увидишь родные берега и вернешься таким же юным, какой есть сейчас. Постареет лишь твоя душа.

И исчезла мертвенная тишина, которая доселе окружала корабль. Стучали сапоги матросов, раздавались команды, звучали задорные песни, люди шутили и смеялись. Капитан видел, как удивился Филипп, и улыбался. Все также тепло и отечески. Дружески рассмеялся Семен, и в смехе его слышалось облегчение. Сегодня они никого не оставят в море.

— Так вперед! — капитан подтолкнул Филиппа к выходу из каюту. — Иди на палубу, но уже не как гость, но как гордый матрос Призрака!

Юноша вышел на палубу и не увидел моря. То есть, не увидел воды, но море все же было. Море звезд, ярких и тусклых, больших и малых, они окружали корабль со всех сторон. Могучий корабль уже не казался страшным, напротив, каждая доска, каждый гвоздь, каждый парус источали могучее, древнее благородство. От зари времен он бороздил извечные моря звезд. Филипп подошел к борту и взглянул вниз. Водная гладь оказалась так далеко, что он ее не увидел.

Но там, где-то далеко-далеко внизу зачинался шторм. Он осторожно гнал лодку к берегам, столь далеким и столь родным. Лишь одну слезу уронил Филипп, и она была прощанием с семьей, что осталась на этих берегах.