Конец господина Jola

Привет, DTF! Сегодня я, всемирно известный (нет) писатель-абсурдист, принес тебе кое-что похардкорнее.

Этот рассказ, в отличие от предыдущего, — прямое переложение сна в прозу. Притчу о колоссе я, правда, выдумал сам, так как почти весь диалог в машине забылся. А фамилию Jola я пишу латиницей не потому, что я какой-то там кто-то там, а потому, что «Жола» выглядит как «Жопа». Вот так-то!

Некто с головой свиньи вышел из заведения, вывеску которого нельзя было прочесть во тьме, и вперевалочку подошел к дороге, ведущей в город. Недолгое время спустя показалась машина, некто остановил ее широким жестом и, когда она поравнялась с ним, хлопнул по ее грязной крыше. Водитель высунулся из окна и махнул рукой, чтобы свиноголовый садился рядом с ним. Тот не без труда обошел кругом автомобиля и залез внутрь, лизнув дверь сальным пиджачком.

– А вы так молоды, – сказал добродушный водитель, обратив внимание на то, что лицо попутчика совсем еще поросячье. – Куда вас в городе?

– Везите меня к матери моего друга, – сказал юный свин, еле ворочая языком. – У меня на нее большие планы.

– Она ждет вас в такой час?

Свин фыркнул и мотнул головой – поехали скорее. Машина тронулась и набрала ход. Поросенок от непривычки сполз набок, и его ушастая голова упала на плечо водителя. Тот бережно поддержал его и помог принять вертикальное положение. Пристегиваться пассажир наотрез отказался, но теперь сохранял равновесие и даже мог худо-бедно говорить, потому как встряска его несколько отрезвила.

– Вам, может быть, интересно, куда мне понадобилось ехать глубокой ночью по глухой дороге, – сказал водитель еще немного спустя.

Попутчик на это опять фыркнул (или хрюкнул?).

– У нас с женой на двоих одна бессонница, – с горькой улыбкой продолжил добрый мужчина. – Так уж получилось, что по жизни мы делим пополам все, что себе наживаем. Теперь же ни я, ни она часами не можем сомкнуть глаз по ночам. К счастью, нам есть чем заняться, моя жена очень любит фильмы ужасов, и я, хоть сам не особенно увлекаюсь, провожу с ней почти все время перед экраном. Она говорит, жизнь будто останавливается после полуночи и оттого все вокруг облекается в неизвестность и становится куда жутче. Однако мы-то с вами понимаем, что это далеко не так, что во всяких разных местах и закоулках жизнь только тогда и набирает полную силу!

Свин проговорил что-то не на своем языке.

– Как бы то ни было, – заметил водитель, – мне нравится ее наивная впечатлительность, и даже глуповатые суждения о страхе доставляют мне некоторое удовольствие. Приятно, что она умеет рассуждать, чувствовать и проникаться интересными для нее вещами и часто подстегивает к размышлению меня. Теперь я еду в видеопрокат, потому что все в нашей коллекции уже пересмотрено до дыр, а единственный магазин в деревне пропал с концами. Жена попросила взять один из новых фильмов, который вызвал скандал на почве чрезмерной жестокости, но при этом получил крупную награду – я не выяснял, какую, вам должно быть известно; молодые за этим следят.

Свин медленно помотал головой.

– Впрочем, как мне кажется, награды за страх вручают по такой же наивности, а скандалы появляются на ровном месте и не имеют в своей основе ничего, кроме обыкновенного ханжества. Положа руку на сердце: есть вещи гораздо хуже извращенного убийства, второй личности или старинного проклятия, то есть того, что показывают в кино. Я не стращаю вас, хотя так вполне может подуматься из-за того, что в этой машине только я имею власть над вами.

– Вы… имеете власть? – пробурчал поросенок. – Это просто уморительно.

– Здесь с вами может произойти все что угодно, – невозмутимо продолжал водитель, – вы пьяны, неопытны и слишком уверены в себе, но это не так досадно, как иной поворот судьбы или же долгая и безжалостная цепь таких событий, которых не получается избежать как следствия, а их источник потерян в веках. Случается всякое. Могут появиться новые разновидности болезней, на алтарь изгнания каковых будут положены тысячи мертвых тел; других поглотят природные катаклизмы, от которых нельзя скрыться; третьи в это время продолжат медленно умирать от нищей жизни, а таких людей даже сегодня куда больше, чем вам казалось, если вы когда-нибудь задумывались об этих числах; о четвертых вовсе ничего не будет известно – может, народ раздираем бесконечной войной, а может, он на самом деле был стерт с лица земли много лет назад.

– Какие страсти, – сказал свинообразный попутчик, зевнул и причмокнул. – Что-то вы сгущаете краски.

– И там, где благополучно, происходит поистине ужасное. Среди бела дня совершаются преступления, которые искажают до неузнаваемости лицо общества, допустившего их. Людей доводят до самоубийства кредиторы и злые толки, осужденные терпят насилие в домах исправления, нежеланные дети бегут от родительских побоев. В других людях воспитывают безразличие, которое убивает больше, нежели войны, в своей особой манере, и это не какой-то домысел, а самая очевидная очевидность. Безразличие и приспособленчество растут тем быстрее, когда они обильно удобряются желанием провести всю жизнь в безмятежном сне и хмельном довольстве, и два ростка рождают слепого колосса.

Те, кто с неподдельным страхом смотрят на это как на кинокартину, винят бестолкового гиганта во всех миллионах бед, и хотя тому нет оправдания, но все же он только большое дитя общей дури, которое не знает, как жить иначе, если не вести себя скверно. Те, кого он не видит под ногами, думают только о том, как трудно должно быть убить его, забывая, что нужно с ним говорить и вообще участвовать в его жизни, прежде чем выносить ему приговор. Надо подняться на отвесную гору, на которую юнец опирается своей неуклюжей ручищей, и сообща твердить ему прямо в ухо, пока он не прислушается. Нельзя, впрочем, ожидать, что дитя, привыкшее слушать только свои прихоти, вскоре повернет голову. Придется стоять на узком выступе наверху днем и ночью и кричать во всю глотку, а ведь на гору еще надо забраться, что тяжело по-своему.

Съестного на этой горе будет мало, разве что какие-то травки или редкий копытный с вонючим и жестким мясом; люди будут вынуждены по очереди, группами, сходить к подножию горы и добывать пропитание, а потом несколько дней тащить мешки обратно наверх; да надо еще ухитриться не умять все самим по пути. А в то же время колосс свободной рукой будет загребать внизу большие комья земли и швырять их через плечо, чтобы избавиться от своего раздражителя. Он поостережется бить этой рукой по уступу, чтобы не потерять равновесие – ведь он сам очень боится не удержаться на своем месте и больно удариться оземь. И все-таки тем, кто будет на выступе, придется несладко. Подумайте, каково стоять на холоде ослабленным, вымазанным в грязи, истекая потом, и кричать как загнанный зверь, не имея никаких гарантий успеха всего предприятия. А между тем на голову будет беспрестанно сыпаться земля вперемешку с камнями. Крупная глыба земли или валун обязательно кого-нибудь уничтожит. Но разве сам колосс хотел убить! Он рожден таким, уверенным в том, что махнуть рукой куда легче, нежели раскрыть пошире уши, и это его проклятие. Многие струхнут и соскочат с выступа, не желая томиться в ожидании неминуемого конца. И тогда останется только молить всех богов о том, чтобы моральный дух отряда не упал окончательно, покуда не прибудет провиант.

Между тем кто-то пытливый, не то сходя с ума из-за голода, не то вдохновляясь открытым в себе талантом вожака, вызовется искать новый перевал, чтобы можно было подняться на уступ повыше. Среди остальных возникнет никчемный раздор; одни поддержат храбреца и призовут отряд идти за ним, другие заклеймят его как безрассудного смутьяна, от которого надо как можно скорее избавиться. Когда же вернутся сытые, но утомленные дорогой добытчики, голодные начнут делить харчи: желающие продолжить поход потребуют большей доли, а сторонники благоразумного поведения возразят, что пища может быть полезна только тем, кто несет настоящую работу. И те и другие большей частью полетят с горы. Смутьян сумеет убедить выживших, что стояние здесь столь же опасно, как дальнейшее восхождение, а то и опаснее. Только сытые останутся на прежнем месте; они покричат, но все-таки возвратятся на землю, когда придет пора пополнять запасы, и обратно в гору, скорее всего, не пойдут.

Немногочисленные, измученные, истощенные, но злые смельчаки доберутся до выступа, находящегося на уровне самых ушей большого ребенка. И этих гигант все-таки услышит, когда устанет бросаться землей и ерзать на одном месте. Им он скажет, что их речи недостаточно сладкие, а затем потребует от всех них подняться на самый пик горы, где и птица гнезда не совьет, и тогда важнее всего будет иметь в отряде хоть одного сохранившего рассудок, чтобы он убедил людей не лезть на вершину. Колосс сильно расстроится, поняв, что его хитрость не сработала, и откажется отвечать что-либо еще.

На другой день он скажет им: «У вас некрасивые лица», хотя он слеп и, даже не будучи слепым, вряд ли различил бы хоть один лик в мелкой кучке людей, с ног до головы покрытых кровавой грязью.

На третий день он скажет: «Не помню, чтобы я давал вам право говорить со мной» и с этими словами надавит обеими руками на гору так, что та затрясется и все начнут быстро и безнадежно скатываться вниз один за другим, а внизу уже соберутся зеваки и будут считать их.

– Что у вас все побасенки да аллегории, – заметила свинья. Из ее уст такие слова звучали несколько забавно.

– Если говорить обо всем прямо, – с явной грустью в голосе ответил водитель, – становится еще страшнее, ведь самый большой ужас заключается в том, что каждую вещь можно назвать своим именем.

Через некоторое время поросенок велел водителю остановиться: выпитое нынешней ночью давило ему на нутро.

Тело семнадцатилетнего господина Jola было обнаружено прямо в ратуше, лежащим на полу в одном из проходов. Убийца, вероятно, имел намерение оставить его на видном месте, но просчитался: в этот проход люди не частили, даже уборщики иногда избегали его, не то из-за безалаберности, не то из-за того, насколько он был незаметен; туда ведь можно было забрести только случайно. Одна дверь из него вела к черному ходу, которым, по всей видимости, и воспользовался злоумышленник, другая – в заброшенный кабинет, третья вела, собственно, в один из больших коридоров, и эта дверь обычно была заперта. При этом дверь в коридор была обрамлена полупрозрачными фрамугами, а в коридоре над ней горела такая яркая лампа, что, стоя в проходе, можно было подумать на дневной свет, кой присутствовал в большом вестибюле. Кроме того, нельзя было с виду определить, заброшен ли закрытый кабинет на самом деле – на двери ведь еще висела довольно чистая табличка. В довершение всего, дверь черного входа и задний фасад ратуши выглядели не менее торжественно, чем парадный двор, так что убийца мог запросто ошибиться и принять этот проход за тамбур. Все указывало на то, что он был не из управления, может, даже не из города, а в это здание прежде и не заходил.

Только благодаря свету из коридора было видно распростертое тело, и лицо юноши было так прекрасно, что могло бы светиться само по себе, если бы не покрывшие его ссадины, зелень и грязь. Одежда была изгваздана и изорвана до неузнаваемости; труп выглядел так, будто его волокли по земле до города от самого леса.

– С прискорбием сообщаем, что юный господин Jola – младший, сын известного и уважаемого во всем городе господина Jola – старшего, найден сегодня мертвым в здании ратуши, – сказал диктор. – Ранее он числился пропавшим, но в это утро служащий архива обнаружил его тело с признаками насильственной смерти в одном из отделов главного городского учреждения. На месте уже работают эксперты. Предпринимаются все необходимые действия по возбуждению дела.

Источники в службе национальной безопасности сообщают, что это подлое убийство, по всей вероятности, было спланировано извне; на это указывают данные, полученные структурой в ходе разведывательных операций, проведенных в минувшем году.

В предыдущих выпусках мы говорили о раскрытии спецслужбами беспрецедентно широкой сети наблюдательных установок, развернутой на всей территории страны. Установки размещены главным образом в глухих лесах и других труднодоступных местах, удаленных от населенных пунктов. Внешне они выглядят как ничем не примечательные туристские палатки, но в действительности представляют собой многофункциональные узлы, оборудованные по последнему слову техники. Эти узлы позволяют ОРНЕГО координировать политически мотивированные атаки с применением спутниковой навигации. Служба безопасности совместно с профильными ведомствами в настоящее время проводит тщательный анализ уровня угрозы, исходящей со стороны организации, и разрабатывает пакет симметричных мер, направленных на полное и безоговорочное ее устранение.

Мы просим наших зрителей, наш вольный и непобедимый народ, не поддаваться панике. Злоумышленников непременно настигнет суровая кара. Однако ни в коем случае не теряйте бдительности. Берегите себя и своих близких. Берегите нашу святую страну.

#проза #рассказ #абсурд #сюрреализм