Счастливая сигарета

Утреннее солнце слепило глаза. Он опустил поля шляпы и полез в карман пальто за сигаретами. Машинально достал из пачки последнюю счастливую сигарету. «Как всегда» – подумал он. Терпкий дым лаки страйка наполнил легкие, освобождая голову от лишних мыслей. Окутанный утренней растерянностью, Кеннет оглядел пустую еще улочку. Краем глаза он увидел, как его соседка, пожилая миссис Смит, вышла за газетой. Заметив Кеннета, она сделала вид, что разглядывает обложку подобранной The Guardian, и направилась обратно к крыльцу дома. В целом, он привык к такой реакции людей на свою персону и не обращал на это внимание. Кеннет давно решил для себя две вещи: «люди всегда склонны осуждать» и «жить в достатке лучше, чем быть героем, покупая при этом банку бобов на последние деньги». Он часто вспоминал времена службы детективом LAPD со всем вытекающим из нее дискомфортом, включая мизерную зарплату, душную арендованную комнату и те самые злосчастные бобы из банки, железистый привкус которых до сих пор стоял у него во рту. Возвращение к тому образу жизни его совершенно не прельщало. Жар от почти истлевшей сигареты вывел его из задумчивости, и Кеннет, нарочно выбросив бычок на участок миссис Смит, направился к своему Кадиллаку. Несмотря на явно наступившую осень, в машине было душно. Он опустил окно и постарался как можно скорее привести автомобиль в движение. По радио заиграла California Dreamin’ . «Только песен про серое небо мне не хватало с утра» - подумал Кеннет и переключил на CNBC. Два диктора активно спорили на тему Карибского конфликта. 64-й выдался не простым как для Америки, так и для самого Кеннета. Прошел год после убийства Дж. Ф. Кеннеди, а курс нового лидера США по-прежнему большинству был неясен. Продолжающаяся война во Вьетнаме и явно слабая политика Линдона Джонсона породили нарастающее число конфликтов и правонарушений. Из-за этого адвокатская практика Кеннета наполнилась все более изощренными и жестокими клиентами. Впрочем, его ставка росла пропорционально этой самой жестокости, а сам он все еще не терял надежд на покупку дома посолиднее и побольше. Многих людей удивлял такой циничный подход к защите кровожадных убийц и маньяков, но ведь никто бы не отказался от собственного винного погреба в фешенебельном особняке на Вайнвуд Хиллс, не так ли?

За очередной порцией размышлений Кеннет сам не заметил, как доехал до окружного суда, где его ожидал очередной душераздирающий процесс, который, конечно же, он намеревался выиграть, несмотря на «особую жестокость» и «неоспоримость доказательств». Губы невольно скривились в улыбке, хотя со стороны это скорее выглядело каким-то странным лицевым спазмом. Он поправил ворот пальто, вышел из машины и направился к главному входу. Здание суда представляло собой громоздкую постройку в стиле классицизма и встречало гостей длинной лестницей и шестью массивными мраморными колоннами. Над входом в камне была выбита надпись «Equal Justice Under Law». Каждый раз, поднимаясь по лестнице, Кеннет про себя ухмылялся: «Любой закон нарушает чьи-то права». Он знал то, о чем говорил, как никто другой.

Посмотрев на часы, Кеннет отметил для себя, что у него еще есть немного времени до начала заседания и отправился в уборную. Он традиционно встал перед зеркалом и внимательно осмотрел свое отражение. Это было невероятно важно для него, поскольку в такие моменты он пытался найти какие-то детали, которые, возможно, повлияют на результат его выступления и, не дай Бог, повлекут за собой поражение в судебном процессе. Нет, Кеннет никогда не проигрывал и не мог себе этого позволить. Он был довольно высок, хорошо сложен – полицейская служба давала о себе знать, его смоляные волосы еще не начали редеть, но все четче проявляющиеся морщины намекали на неизбежность старения. Для своих тридцати восьми Кеннет выглядел весьма недурно, а перед процессами, когда он гладко брился, оголяя волевой подбородок, и надевал один из свих многочисленных костюмов, ему можно было смело дать оценку «очень привлекательный мужчина». Он прекрасно знал об этом и не брезговал этим пользоваться, как в работе, так и в жизни. Еще раз убедившись в отсутствии недочетов его внешнего вида, Кеннет умылся, подтянул узел галстука и направился в зал заседаний.

Почти вся процессия была в сборе, несколько мест все еще ждали участников заседания, в зале суда чувствовалось нарастающее напряжение. Появление Кеннета не осталось без внимания: люди начали перешептываться, а кто-то и вовсе не скрывал своего неприязненного взгляда, направленного в его сторону. Ему было все равно на мнение присутствующих, он разложил материалы дела, сел и с вниманием осмотрел подсудимого. Это был худощавый мужчина с жидкими длинными волосами и уродливым шрамом от носа до правой скулы. Подсудимый заметил на себе взгляд Кеннета и широко улыбнулся, оголив гнилые зубы. «Интересно, как этим отбросам общества хватает денег на мои услуги» - подумал Кеннет и отвернулся.

Тяжелые двери судейской комнаты с грохотом отворились, и к трибуне вышла пожилая женщина в мантии и парике.

- Всем встать! – послышалось со стороны секретаря, и заседатели послушно выполнили указания. - Судебное заседание по делу подсудимого Марко Джефриса, обвиняемого в совершении серии из трех убийств с особой жестокостью объявляется открытым. Заседание проведет судья окружного суда Лос-Анджелеса Грэмм Нортон.

- Прошу всех сесть. Слово предоставляется стороне обвинения. – четко проговорила судья Нортон.

Кеннет знал всех наиболее квалифицированных и опасных прокуроров и судей в округе, включая мисс Нортон, которая работала в суде дольше, чем он себя помнил. С другой стороны, к его счастью, он впервые видел человека в прокурорском кителе, вставшего по требованию судьи. Это был щуплый парнишка лет двадцати семи в явно не идущих ему круглых очках и с трясущимися от нервов уголками рта. Кеннет почувствовал облегчение и поудобнее развалился в своем кресле.

- Прокурор Митро Вышковски, Ваша честь – промямлил парнишка и начал раскладывать бумаги на столике перед собой.

- Прошу изложить позицию обвинения, мистер Вышковски.

- Обвинение просит избрать высшую меру наказания для обвиняемого. Для начала, наша сторона хотела бы представить показания свидетелей, чтобы более явно подчеркнуть необходимость электрического стула для этого человека. – казалось, Митро постепенно получал уверенность по мере того, как зачитывал требования.

- Суд удовлетворяет вашей просьбе. Приглашайте свидетелей.

За трибуну вышел грузный мужчина. На его лице читалась безучастность и усталость. Казалось, он уже много раз рассказывал то, что собирался открыть суду и сейчас. Какое-то время он представлялся, ему зачитывали права и обязанности. Выяснилось, что человека звали Дин Коллинс, и он был отцом первой жертвой, убитой еще полгода назад.

- В марте этого года мне позвонили из полиции и попросили прибыть в сквер, который находится между моим домом и автобусной остановкой. Когда я оказался на месте, мне показали мою дочь. Она был раздета, ее тело было изуродовано ножевыми порезами. Честно говоря, если бы не татуировка, вряд ли мне бы удалось узнать ее вот так сразу, – удивительно спокойно рассказывал мистер Коллинс, - Вы знаете, я уже много раз отвечал на подобные вопросы и даже, возможно, смирился со своей потерей. Но сейчас, когда я вижу этого урода, улыбающегося мне из-за решетки, я точно уверен в том, что он должен умереть!

- Прошу Вас воздержаться от оскорблений. Суд во всем разберется, для того мы и здесь.

Во время показаний Кеннет читал материалы дела по первому убийству, попутно всматриваясь в фотографии жертвы. У него был свой подход, который работал безотказно. Он не готовился к процессу заранее, не пытаясь предугадать его ход и поведение участников. Нет, Кеннет следил за всем непосредственно во время заседания и адаптировался под его течение. Сейчас же он с любопытством разглядывал то, какую жестокость искаженный мозг человека способен придумать по отношению к своему собрату.

Тем временем, Дин Коллинс закончил свой рассказ и сел. Прокурор пригласил второго свидетеля – мать июньской жертвы Терезу Спарк. Однако никто не откликнулся, и щуплый прокурор неуклюже начал пробираться через ряды в обреченных на провал попытках найти потерявшегося свидетеля. Кеннет открыл папку с делом второй жертвы. Ему в глаза бросился явный прогресс в жестокости убийства: вторая жертва была лишена глаз, ушей, сосков и практически всего, что можно было отрезать обычным ножом. Зрелище было не для слабонервных, и он поспешил перелистнуть фотографию. На следующем фото была изображена семья девушки: отец, мать (пропавшая свидетельница), сама девушка и озорной золотистый ретривер, радостно облизывающий щеку жертвы. На миг Кеннет ощутил груз своего одиночества и задумался. Нет, он не был одинок в полном смысле этого слова. Зачастую после работы он поворачивал не направо, в сторону дома, а налево по Хилсайд Авеню и приезжал в бар Хортонс. Там Кеннет обычно садился за стойку и заказывал односолодовый виски со льдом. Примерно через полчаса он уже точно знал сегодняшнюю мишень для его сдобренной алкоголем харизмы. Приятная внешность, оригинальные комплименты и угощение коктейлями работали безотказно. Затем они ехали к нему, проводили вместе ночь, а с утра неловко прощались, давая друг другу лживые обещания перезвонить. В целом, его устраивал такой расклад, но иногда мозг напоминал ему, что человек – зверь социальный. Задумчивость Кеннета прервал Митро Вышковски, возвестивший о том, что свидетельница не явилась, вероятно, потому что не может эмоционально это перенести. Таким образом, дело дошло до третьего свидетеля. Им оказался полицейский, чью шестнадцатилетнюю дочь убили совсем недавно. Его состояние непременно вызывало жалость: с виду сильный мужчина, он еле стоял на ногах, а лицо опухло от слез. Он не поднимал глаз и говорил трясущимся голосом.

- Меня зовут Джим Харрингтон, я отец Эмми. Две недели назад этот ублюдок изнасиловал и убил мою шестнадцатилетнюю дочь, когда та возвращалась из школы. Я не могу даже представить то, что пережила моя девочка перед смертью – ее тело изрезано полностью, изнутри и снаружи. Долбанная мразь вырезала на животе Эмми надпись: «Спасибо за вашу прекрасную дочь». Каким животным надо быть?! – он осекся, на несколько секунд замолчал, вытер глаза и продолжил, - по горячим следам нам удалось его задержать. Мы живем в пригороде, где все так или иначе знают друг друга, поэтому оттуда не так просто выбраться незамеченным. Через три с половиной часа мы задержали его на платформе. Лично мне он дал признательные показания при задержании. Я думаю, Ваша честь, нет смысла продолжать весь этот цирк. Нам всем и так понятно, что эту тварь необходимо убить.

-Спасибо за то, что нашли силы рассказать нам все это, офицер Харрингтон. – грустно проговорила судья Нортон, решившая не делать ему замечаний об оскорблении подсудимого.

Затем эмоционально и долго выступал прокурор. Он то и дело нервно поглядывал в сторону Кеннета, а затем поправлял свои смешные очки и продолжал говорить. В общем, все его доводы сводились к тому, что есть пределы допустимости, при которых можно брать в расчет ценность жизни подсудимого, но это не тот случай. Кеннет отреченно сидел в кресле в предвкушении своего звездного часа. И наконец этот момент настал.

-Адвокат Кеннет Уильямс, Вам предоставляется заключительное слово.

В такие моменты он чувствовал себя супергероем, доблестно отбивающимся от аргументов, как от пуль. Впрочем, вернее было бы сказать суперзлодеем, но, в отличие от них, Кеннет не проигрывал после своих пламенных речей. Он встал, медленно оглядел трибуну стороны обвинения, рефлекторно поправил манжеты рубашки, вгляделся в глаза судьи и приступил к тому, за что одни его ненавидели, а другие готовы были отдать любые деньги.

- Уважаемый суд, уважаемые участники процесса, - уверенно, но при этом спокойно, проговорил он – я думаю, нам стоит начать с более важных вещей, немного абстрагируясь от конкретного кейса. Дело в том, что закон регулирует наше общество, и он должен быть во главе всего, несмотря ни на какие обстоятельства. Думаю, никто не станет спорить, что, отказавшись от закона, мы породим хаос, который приведет к падению великой Америки. А если мы будем адаптировать закон под наши интересы и вольно интерпретировать его содержание, принимая во внимание одно и отказываясь от другого, то, фактически, мы к этому самому хаосу и идем, не так ли? Стоит вспомнить довольно известное дело, когда в Техасе житель стрелял в абсолютно невинных темнокожих почтальонов, ссылаясь на закон о том, что те не имели права ступать на его частную территорию. И таких примеров может быть множество, но, как результат, суд всегда все расставляет по местам. Ведь суд – это инструмент, который и нужен для регулирования споров на уровне закона. Таким образом, если сейчас мы полностью отдадимся эмоциям и откажемся прислушиваться к закону, то мы создадим прецедент. А прецедент игнорирования закона судом, поверьте мне, приведет к глобальным последствиям.

На миг он замолчал и еще раз посмотрел на заседателей. В зале стало так тихо, что было слышно биение собственного сердца. Лица людей выражали крайнюю степень напряжения.

А теперь я объясню вам, уважаемые участники процесса, к чему была моя тирада – более громко проговорил Кеннет, готовясь нанести хук, который отправит обвинение в нокаут. – Основным доказательством вины подсудимого является признательное показание, озвученное им при задержании. А задерживал его офицер Харрингтон, который буквально за пару часов до этого потерял дочь. Офицер был подвержен сильнейшему эмоциональному стрессу, что мы все, конечно же, понимаем. Но есть одно «но». Эти самые эмоции затмили разум, и в процессе задержания офицер Харрингтон не зачитал подсудимому Марко Джефрису его права. Тем самым он нарушил пятую поправку к конституции США, а именно тот раздел, где говорится о «принуждении свидетельствования против самого себя». Следовательно, озвученное признание не может быть приобщено к материалам дела и являться доказательством вины.

Джим Харрингтон вскочил и попытался рвануться в направлении Кеннета, но находящийся рядом тучный отец первой жертвы сумел его остановить.

- Господа, я попрошу вас сохранять спокойствие! Позвольте адвокату Уилсону закончить!

Но Кеннет уже закончил. Он прекрасно понимал, что буквально одной фразой сумел разрушить обвинение, которое строилось на базе полугодового расследования. Да, его выступление, как всегда, было блистательным. Осталось только поставить жирную точку, и Кеннет не преминул этим.

- Защита требует освободить гражданина Марко Джефриса в зале суда по причине несостоятельности доказательной база обвинения! – громко и четко проговорил Кеннет и замолчал.

В зале кто-то ахнул, прервав тем самом повисшую паузу. Затем начался гул. Все обсуждали услышанное, кто-то кричал, Джим Харрингтон сидел, закрыв лицо руками. Судья игнорировала шум и безмолвно смотрела на Кеннета, не скрывая своей ненависти к нему. Затем она громко ударила молотком и объявила, что суд удаляется для вынесения приговора. Впрочем, это была формальность, учитывая, что все в зале понимали, чем закончится процесс.

Спустя сорок минут освобожденный Марко Джефрис подошел к Кеннету с широчайшей улыбкой.

- Спасибо, мистер Уильямс, вы выступили очень круто! Даже не знаю, что бы я без Вас делал!

- Вероятнее всего, жарился бы на электрическом стуле параллельно обделывая свои штаны.

- Да, верно. Позвольте пожать Вам руку? Я хочу Вас поблагодарить! – Марко протянул грязную руку вперед.

- Как-нибудь в другой раз, дружок. – Кеннет похлопал его по плечу и направился к выходу из здания суда.

В адвокатской карьере случается множество разных дел. Зачастую к участникам испытываются положительные или отрицательные эмоции, которые трудно спрятать, совладав с собой. Но этот процесс выдался особо неприятным для Кеннета по своей совокупности. Он твердо решил, что сегодня повернет налево в сторону бара Хортонс. Спустя несколько часов Кеннет встретил в баре Дженнет, которую он полюбил с первого взгляда.

Февраль удивил жителей Лос-Анджелеса снегом. По радио наперебой говорили о том, что это первый раз с 34-го, когда город переоделся в несвойственную ему белоснежную накидку. Люди реагировали по-разному: кто-то, в особенности дети и молодежь, радостно валялись в сугробах, играли и делали снежных ангелов, а кто-то, наоборот, проклинал природный катаклизм за необходимость расчищать свои дорожки лопатой, только что купленной за 4.99 в Wegmans.

Кеннет сидел в большом кожаном кресле посреди своего просторного кабинета, погруженный в меланхоличную задумчивость, вероятно навеянную крупными хлопьями снега, монотонно падающими за окном. Прошло уже чуть меньше чем полгода с момента их встречи с Дженнет, и за это время его жизнь здорово изменилась. Позолоченная табличка на дубовой двери кабинета Кеннета гордо гласила: «Кеннет Дж. Уильямс, юрист по корпоративному мошенничеству». Такой резкий переход от убийц к нечистым на руку финансистам во многом был вызван появившейся в нем сентиментальностью. Более того, - часто думал Кеннет, - теперь ему есть за кого опасаться. Дженнет открыла для него новую главу в жизни, позволила испытывать то, чего раньше испытывать ему явно не приходилось. Никогда раньше он не чувствовал столь светлых и чистых эмоций к кому бы то ни было и был крайне удивлен, что человек его склада характера и внушительного возраста может вот так легко влюбиться в баре. Впрочем, сейчас его мысли были немного о другом. Они с Дженнет страстно любили друг друга во всех смыслах, и с три недели тому назад в очередном таком порыве Кеннет не сумел вовремя остановиться, оставив мысли о последствиях будущему себе. На днях она сообщила, что беременна. Сам от себя того не ожидая, он лишь спокойно сказал: «Давай оставим» - чем вызвал неописуемую радость у Дженнет. Сейчас же разум стал трезвее, и Кеннет взвешивал все «за» и «против» своего решения, уставившись в окно и покуривая слишком уж много сигарет подряд. Наконец, он решил отогнать от себя насущные мысли и достал свежий выпуск LA Daily News. На обложке красовался Рой Орбисон, в очередной раз рассказывающий историю написания своего хита «Oh, Pretty Woman». Пролистывая страницы газеты, Кеннет наткнулся на знакомое ему имя. Статья гласила: «Джим Харрингтон, полицейский, отец погибшей от рук денверского маньяка девочки был найден мертвым у себя в квартире сегодня утром. Основной версией коронеров является самоубийство из табельного оружия. Напомним, что в ходе осеннего суда маньяк был отпущен на свободу по причине нарушения его прав при задержании».

Кеннет не любил подобные звоночки из прошлого и предпочитал никогда не вспоминать о предыдущих процессах, относясь к ним как к прочитанным главам не слишком интересной книги. Подобные моменты выбивали его из колеи, а ввиду и так не лучшего эмоционального состояния этим днем, он почувствовал легкое недомогание. Кеннет четко решил, что сегодня поедет обедать домой. Ему резко захотелось поделиться своими переживаниями с Дженнет, и он тотчас же потушил сигарету, взял пальто и отправился к выходу.

Занесенные снегом дороги и неспешный трафик действовали на Кеннета успокаивающе. Он медленно ехал, разглядывая играющих в снежки детей и мысленно дорисовывая своего будущего ребенка рядом с ними. На душе стало тепло от подобных мыслей, и он подумал, что зря поехал домой, тратя на это неприлично много рабочего времени. В любом случае, разворачиваться уже не было смысла, ведь Кадиллак Кеннета практически подъехал к дому. Пытаться заехать на заметенную придомовую территорию не было никакого смысла, поэтому он прижался к тротуару и вышел из машины. Короткие кожаные ботинки были явно не приспособлены для покорения Аляски, и как минимум добрая половина всего снега на пути к крыльцу оказалась в них. Однако каждый шаг усиливал приятный аромат кофе, исходящий из дома. Мысленно Кеннет уже наливал себе чашку горячего напитка попутно рассказывая какой-нибудь незначительный пустяк – он уже точно решил, что не будет поднимать тему самоубийства полицейского. Открыв дверь, он облегченно начал снимать промокшие насквозь ботинки. Босиком Кеннет направился в кухню, вслушиваясь в какофонию звуков, издаваемых телевизором. Дженнет лежала на полу абсолютно голая. На ее белом, как снег, лице застыла гримаса ужаса, а все тело было в ножевых порезах. На животе лезвием была вырезана надпись: «Спасибо за свободу, Мистер Уилсон». В один момент абсолютно все мысли и эмоции покинули Кеннета. Машинально он прошел на кухню, обойдя изуродованное тело единственно важного в его жизни человека. Он подошел к плите. Месяц назад Дженнет купила дорогущую Kenwood с пятью мощными газовыми конфорками. Кеннет повернул до упора все пять. Затем он взял стул и, повернув его к окну, сел. Несмотря ни на что, ему не хотелось видеть то, что осталось от самого близкого человека в его жизни.

Дневное солнце слепило глаза, отражаясь в образовавшихся на участке сугробах. Кеннет опустил поля шляпы и полез в карман пальто за сигаретами. Машинально он достал из пачки последнюю и подумал: «Забыл перевернуть счастливую сигарету, надо же». Он сидел неподвижно какое-то время, пока запах газа не стал совсем уж невыносимым. Кеннет подумал о терпком дыме лаки страйка, поднес зиппу к сигарете, чиркнул колесиком. Вспышка, резкая боль и конец. #конкурсрассказов2