Деконструкция творчества Миядзаки в аниме "Созданный в Бездне"

Война - отец всего и царь всего, - так ещё две с половиной тысячи лет назад говорил античный философ Гераклит Эфесский. Законы жизни не изменились за прошедшее время, так что данный принцип и ныне актуален не меньше, чем в древности; и к сфере идей, образующих мир человеческой культуры, он применим не хуже, чем к другим областям жизни.

Во все эпохи находились люди, которым было тесно в рамках системы привычных представлений, выражавших культурные нормы характерные для определённого места и времени. Им всегда хотелось привнести в жизнь нечто новое, неизведанное, возможно даже, запретное. В сфере искусства это желание выражается в стремлении привнести в своё произведение какие-то новые идеи, которые дополнили бы или же вытеснили собой старые. Но как придумать что-то новое, если идей накопилось уже слишком много, и, кажется, уже высказано всё, что можно было сказать? Ответ, который предлагает культура постмодерна, состоит в том, что можно попытаться найти новое за счёт радикального переосмысления старого. Такой пересмотр привычных идей, критический анализ их взаимосвязей, их внутреннего и внешнего контекста, позволяющий поставить под сомнение саму их правомерность, получил название деконструкции.

И хотя явление деконструкции получило широкое распространение в современном искусстве, некоторые знаковые его примеры, похоже, ускользают от глаз большинства зрителей. Так, время от времени можно наткнуться на комментарии, в которых аниме "Made in Abyss" сравнивается с работами Миядзаки. Однако эти сравнения чаще всего касаются эстетической стороны, реже отмечаются сходства в тематике или единичные сюжетные параллели, но практически невозможно найти развернутого анализа, в котором обосновывался взгляд на "Бездну" как на антимиядзаковское произведение по своей сути. Поэтому данная статья и представляет собой попытку компенсировать этот недостаток.

Но прежде чем проводить разбор, нужно сначала определить, что и с чем будет сравниться. Так, за основу для анализа будет взят первый сезон "Бездны" вместе с фильмом "Рассвет глубокой души". Со стороны Миядзаки ключевую роль будет играть его квазитрилогия, включающая сериал "Конан - мальчик из будущего" (1978 г.), полнометражку "Небесный замок Лапута" (1986 г.) и ещё один сериал сериал - "Надя с загадочного моря" (1991 г.). Будучи формально независимыми произведениями, действие каждого из которых, происходит в своей Вселенной, они, тем не менее, имеют заметные сюжетные параллели, которые обусловлены тем, что первоначальный вариант сценария Нади, написанный Миядзаки ещё в 70-х годах, был тогда отклонён компанией Тохо, поэтому позднее он использовал свои наработки в "Конане" и "Лапуте". Кроме того, внимание будет уделено фильму "Навсикая из долины ветров" (1984 г.), вышедшему как раз в промежутке между "Конаном" и "Лапутой" и связанному с ними общей экологической тематикой.

Так что же связывает "Бездну" Акихито Цукуси с творениями Хаяо Миядзаки? Прежде всего, нужно сказать, что "Бездна" является самостоятельным произведением и ни в коем случае не представляет собой плагиат какой-либо из работ Миядзаки или же их компиляцию. Тем не менее, в ней содержащееся в ней количество аллюзий на Миядзаки достаточно для того, чтобы говорить о наличии определённого рода интертекстуальности между ними. Говоря языком литературоведения, "Созданный в Бездне" это гипертекст, а работы Миядзаки это гипотексты, на которые тот ссылается. Теперь перейдём наконец к разбору того, как именно в "Бездне" используется и переосмысливается наследие Хаяо.

Уже в первых сериях "Бездны" Цукуси появляются аллюзии на "Лапуту" Миядзаки, которые зачастую оказываются при этом вывернуты наизнанку. В начале "Лапуты" юный шахтёр Пазу ловит на краю шахты спустившуюся с неба девочку Ситу с подвеской на шее.

В начале "Бездны" юная искательница Рико находит на краю Пропасти подвеску с голубым камнем, а затем лежащего рядом с ней мальчика Рэга, поднявшегося из глубины.

Таким образом, сцена из "Бездны" содержит в себе одновременно гендерную и пространственную инверсии по отношению к параллельной сцене из "Лапуты".

В "Наде с загадочного моря" летающему камню Ситы соответствует кристалл "Голубой воды" Нади, который ещё больше похож на подвеску, найденную Рико.

Голубую подвеску, по всей видимости, действительно принёс на поверхность Рэг, поскольку во флешбэке, увиденном им на четвёртом уровне, он держал её у себя в руках.

Рико, как и Пазу, живёт без родителей и так же вынуждена работать в своём юном возрасте. Однако для каждого из них родитель их пола является примером для подражания и вдохновителем на поиски. Как в "Лапуте", так и в "Бездне" основой сюжета является путешествие в загадочное, предположительно, искусственно созданное место, овеянное вековыми легендами. Пазу говорит о своём намерении достичь Лапуты тогда, тогда показывает Сите фотографию Лапуты, сделанную его отцом, и зарисовки в его книге.

Рико говорит о намерении спуститься в Бездну непосредственно перед тем, как получает разрешение посмотреть документы своей матери.

Однако с началом спуска в Бездну инвертированные по сравнению в Лапутой гендерные роли в некоторых отношениях восстанавливаются. Летающий камень Ситы выполняет две основные функции: показывает направление на Лапуту и позволяет управлять её технологиями. В "Бездне" ему соответствуют два предмета: первый это вышеупомянутая голубая подвеска, а второй это звёздный компас, указывающий направление на дно Бездны. Примечательно, что о компасе Рико впервые говорит прямо перед тем, как находит подвеску и Рэга. В начале спуска обоими предметами владеет уже Рико, а не Рэг. Как Сита теряет камень сразу после того, как тот показал направление на Лапуту, так и Рико теряет компас сразу после того, как достаёт его, чтобы узнать направление на дно Бездны. Но если камень с шеи Ситы срывает взрывной волной, то Рико роняет компас исключительно по собственной неосторожности.

Как Пазу защищал Ситу, так и Рэг защищает Рико в их путешествии. Однако Пазу не единственный персонаж в "Лапуте", который соответствует Рэгу в качестве защитника. Другим является робот-солдат, некогда свалившийся с Лапуты на землю.

Сита пробуждает робота, и он пытается защитить её, используя при этом лучевое оружие. Рэг при первом своём появлении так же спасает Рико при помощи лучевого оружия, после чего она уже повторно пробуждает его. То есть можно сказать, что образы двух защитников Ситы слились в "Бездне" в один.

По мере продвижения Рико и Рэга вглубь Бездны частота фактических аллюзий снижается, и они уступают место аллюзиям тематическим, которые приобретают всё более отчётливый антимиядзаковский характер. Среди затронутых тем можно выделить две основные:

1) Отношения человека с природой.

2) Отношения героев со злодеями.

Далее они будут рассмотрены по очереди.

Тема восхваления природы, доходящая до её обожествления, упорно кочует из одно произведения Миялзаки в другое. Своей кульминации она достигла уже в "Навсикае из долины ветров". Мир "Бездны", населённый разнообразной фантастической фауной, больше похож именно на мир "Навсикаи", чем на мир "Лапуты" или какого-либо иного произведения Миядзаки. Но сколь различно преподнесена тема отношений с природой в "Навсикае" и в "Бездне"!

Природа в "Навсикае" это божество, которое может быть опасно для человека только в том случае, если он сам наносит ей вред. Борьба людей с силами Природы с целью собственной это богоборчество, вызванное ошибками и пороками самих людей, а преклонение людей перед ней является единственно верной формой взаимоотношений. Когда на Кинопоиске один пользователь написал хлёсткую отрицательную рецензию на "Навсикаю", то, естественно, заработал от недремлющих фанатов Миядзаки минусов в три с лишним раза больше, чем плюсов. В конце рецензии он прямо и жёстко обозначил свою позицию по отношению к проповеди Миядзаки:

Но разве такое видение не похоже на картину, показанную в "Бездне"?! Природа в Бездне очень опасна, и чем глубже погружаются искатели, тем с более опасными опасными тварями они рискуют столкнуться. Бездна, как и миядзаковская Лапута, очевидно, представляет собой наследие древней высокоразвитой цивилизации, на что указывают разбросанные в ней технические устройства, называемые реликтами. Но при этом нет доказательств того, что живые существа, населяющие Бездну, были как-то существенно видоизменены действием его силового поля, которое, насколько известно, оказывает негативное влияние только на людей. Единственное, о чём прямо говорится в конце первой серии, так это то, что в Бездне обитают первобытные животные. Так что её живую природу скорее уж можно сравнить с Затерянным миром Конан Дойля или Пеллюсидаром Берроуза с их живыми ископаемые. Да и на поверхности земли в этом мире встречаются фантастические животные, напоминающие существ из Бездны.

В ранних работах Миядзаки природа, даже подвергнувшаяся воздействию человека, всё равно изображается в исключительно положительном свете. Наверху Лапуты Пазу и Сита находят прекрасный сад с гигантским деревом в центре, где не чувствуется абсолютно никакой опасности, а из странных животных там замечены были разве что сбежавшие из мира Навсикаи лисобелки.

Вселенная же Навсикаи и вовсе представляет собой постапокалиптический мир, подвергшийся опустошению и загрязнению по вине людей, что, как уже отмечено выше, не мешает религиозному преклонению перед странной, фантастической природой в нём.

Искатели не ставят свой целью нещадно эксплуатировать или тем более уничтожить живой мир Бездны. Их целью является её изучение и, прежде всего, поиск разбросанных по ней реликтов. То есть можно сказать, что забирая на поверхность артефакты, они тем самым подспудно избавляют природу Бездны от искусственно созданных предметов. Позволяет ли она делать им это беспрепятственно, даже если отложить вопрос о действии проклятья Бездны? Никоим образом! И всё потому, что Природа показана здесь под совершенно иным углом. Миядзаковский идеал достижения "гармонии с Природой" здесь уступает место дарвиновскому принципу борьбы за существование в его жесточайших проявлениях. И в этой борьбе хороши все средства, которые позволяют выжить, включая, естественно, применение оружия. Если попытка уничтожить гигантскую стаю омов с помощью лучевого дыхания титана трактуется в "Навсикае" как тяжкое преступление против самой Земли, то Рэг с помощью своего испепелителя регулярно спасает жизнь Рико. В начале "Лапуты" есть сцена, где над головой Ситы, поднявшейся на крышу, пролетают несколько голубей, а затем она оборачивается и видит Пазу, окружённого голубями. Её можно сравнить со сценой, где на втором уровне Бездны один из трупных плакальщиков хватает и уносит Рико, чтобы насытить ею своих птенцов, а другие тем временем окружают Рэга, который в итоге уничтожает их с помощью испепелителя.

Крайне трудно в мире Бездны представить себе и переговоры с гигантскими членистоногими, вроде тех, что настойчиво вела Навсикая. С кем там договариваться, может, с головожалами - гигантскими семихвостыми скорпионами, имеющими пятый из семи уровней опасности, с помощью которых Рико убивала прислужников Бондрюда?

Природа это храм, но чей храм? Миядзаки старательно пытается убедить зрителей, что храм мудрого божества, которое непременно будет благосклонно к людям, если те будут относиться к нему с почтением. Но для характеристики мира Бездны гораздо больше подходят слова, которые произносит главная героиня фильма "Антихрист":

Помимо темы взаимоотношений с природой пародийному переосмыслению в "Бездне" подвергается и тема прощения злодеев, столько характерная для работ Миядзаки. Многие зрители отмечали, что антагонисты в работах Миядзаки, как правило, не являются классическими злодеями. Если в начале они предстают врагами главных героев, то в дальнейшем они обычно так или иначе примиряются с ними. Сам Миядзаки неоднократно говорил в своих интервью о том, что обычный способ изображения противостояния добра и зла представляется ему неправильным. Вот, как он выразился в одном из них:

Тем не менее, несмотря на всё стремление изобразить из себя противника насилия, он трижды показательно убивал главных злодеев: Лепку в "Конане", Муску в "Лапуте" и Гаргойла в "Наде". Все трое представляют собой воплощения одного и того же образа злодея-технократа, стремящегося к мировому господству, а потому являются самыми опасными противниками той философии, которую проповедует Миядзаки, поэтому он и отказывает им в прощении.

Зато в "Бездне" миядзаковская идея прощения злодеев доходит до своего логического завершения и показывается, что главные герои при необходимости могут примириться даже с полным чудовищем. Хозяин базы Идо Фронт в пятом слое Бездны белый свисток Бондрюд частично основан на Гаргойле, являющемся, наверное, самым беспринципным из злодеев Миядзаки. Гаргойл в буквальном смысле считает себя сверхчеловеком, стоящим вне рамок привычной морали. Он и все его прислужники носят маски, что символически лишает их индивидуальности и человечности, представляя своего рода обезличенным злом. Маска Гаргойла уникальна тем, что имеет вертикальную линию в верхней части, благодаря чему его всегда можно опознать среди остальных. Бондрюд и его подчинённые, называемые "молящиеся руки", так же носят маски, на которых изображены различные светящиеся фигуры, но только маска Бондрюда имеет единственную вертикальную линию, разделяющую её по центру сверху донизу. При этом, конечно, Бондрюд не скопирован с Гаргойла в чистом виде. Он так же является активным сторонником применения технологий но не с целью захвата власти, а для исследования секретов Бездны. Причина изменения целей Бондрюда, помимо различий в самом сеттинге, обусловлена тем, что Гаргойл не был единственным его прототипом. Вторым является Шо Такер из "Стального алхимика", превративший свою дочь в химеру. Образ Нины из "Алхимика" распадается в "Бездне" надвое: на Митти и Прушку соответственно, а убийство Митти Рэгом отсылает к убийству Нины Шрамом.

Но по гротескности Бондрюд превосходит и Гаргойла и Такера. Если Гаргойл может быть по-злодейски вежливым, то Бондрюд просто вымораживающе мил. Не имеет смысла даже пытаться оценивать его действия с позиции обычной человеческой морали, поскольку он существует в совершенной иной системе координат, основанной на полностью утилитарном подходе к чувствам других.

При этом судьба Гаргойла и Бондрюда оказывается показательно различна. Во время финальной битвы Электра выстрелом повреждает маску Гаргойла, так что становится видно его лицо. Символически это означает то, что Гаргойл всё же является человеком, хотя до последнего момента сам не знает об этом. Во время финальной битвы с Бондрюдом и его превращения в благословенного, его маска так же трескается, обнажая часть лица.

Но если Гаргойл погибает, пытаясь овладеть силой голубой воды, которая недоступна людям, то Рико оставляет оставляет Бондрюда в живых, выполняя последнюю волю его приёмной дочери, которая превратилась в белый свисток. Таким образом, миядзаковская тема прощения и примирения со злодеями была доведена в "Бездне" до той высоты, до которой не доходил сам Миядзаки, и было показано, что даже абсолютное чудовище с полностью разрушенной системой морали, готовое в буквальном смысле принести в жертву кого-угодно ради достижения своих целей, а также прибегающее ради этого к использованию высокоразвитых технологий, может стать союзником главных героев, при этом даже не изменяясь по сути.

Дополнение: те, кто достаточно хорошо знаком с миром аниме и манги, знают, насколько широко в нём распространено заимствование в различных вариантах. Отдельные детали, образы, сюжетные ходы и целые темы могут многократно кочевать из одних произведений в другие, приобретая самые разные формы и складываясь в самые различные сочетания. Но от того, каждый раз автор создаёт новое, оригинальное произведение, его зависимость от более ранних работ от этого никуда не исчезнет, и если даже во всей работе будет одна единственная отсылка на другое произведение, она от этого не перестанет быть реальной. Что касается конкретно конкретно Цукуси, то стоит вспомнить, что он начинал в качестве автора работ для детей и подростков, а его "Made in Abyss" изначально была попыткой сломать шаблоны: создать произведение детское по форме, но не детское по содержанию, иначе говоря, сделать пародийное уже по своей задумке. Поэтому априорное отрицание возможности наличия в ней элементов пародии на творчество Миядзаки никак нельзя признать рационально обоснованным.