Как менялся образ некроманта в западной культуре — от античности до D&D

Гадатели, мастера приворотов и подниматели мертвецов.

Могущественные злобные колдуны, поднимающие армии нежити, чтобы подчинить своей воли мир живых — примерно такой образ рисуется в воображении при упоминании некромантов. Однако так их видели не всегда: к примеру, житель Италии XIV века при упоминании некромантии скорее подумал бы про магию иллюзий.

Рассказываем, как со временем у людей менялось представление о некромантии и почему образу некроманта, который мы считаем классическим — не исполнилось и сотни лет.

Практики призыва духов мёртвых восходят к глубочайшей древности человечества — и это заметно хотя бы по традициям примитивных племён, которые успели изучить антропологи. В той же «Золотой ветви», написанной в конце XIX века, Джеймс Фрэзер описал огромное число таких ритуалов и обрядов.

К примеру, там рассказывалось про случаи из Западной Африки: если вождь племени не мог вызвать дождь, то его насильно связывали и относили на могилы предков, чтобы он уже у них попытался выпросить живительной влаги.

В Древней Греции обращались к мёртвым прежде всего для того, чтобы узнать будущее. И самый известный пример такого прорицания описал Гомер в «Одиссее». Так что в некоторой степени Одиссея можно считать одним из первых некромантов в художественных произведениях — как и Кирку, что обучила Одиссея всем некромантическим премудростям.

В ходе своих странствий Одиссей попал на остров, где был вход в царство мёртвых. Вблизи этого входа он выкопал своим мечом небольшую яму и выполнил одну из вариаций традиционного для греков ритуала подношения даров умершим. Чтобы привлечь духов мертвецов, в яму выливались мёд, вино и вода, а затем высыпалась мука. А для того, чтобы задобрить богов подземного мира, сжигалось целое стадо баранов. Лучшему барану Одиссей пустил кровь, чтобы привлечь и наполнить силой одного, нужного для себя духа — а всех остальных он отгонял медным мечом.

Из-за того, что одиннадцатая песня «Одиссеи» звалась «Некюйа», «жертвоприношение мёртвым», подобное обращение к мёртвым в греческой литературе потом прозвали некюомантией, добавив слово «мантея» — гадание. Такое название магии, обращённой к мертвецам, встречалось ещё у Геродота, когда он описывал V век до нашей эры.

Но куда большее распространение получил термин «некромантия», образованный от слов «некрос», мёртвый, и «мантея», появившийся в греческой литературе где-то в районе III-IV веков до нашей эры. Авторство порой приписывают Ликофрону, употребившему слово «некромантия» в своей поэме «Александра».

Нужда в обозначении подобной магии появилась из-за распространения профессиональных оракулов, обращавшихся к духам мёртвых в трансе или специальном сне, вызванном после исполнения всех необходимых ритуалов. Считалось, что сон — нечто близкое к смерти и что любые мертвецы знают больше, чем живые. Святилищ с подобными практиками построили великое множество: у мыса Тенар на самом юге Пелопоннеса, около реки Ахерон в Эпире, у малоазийской Гераклеи, на озере Аверно вблизи Кум.

Сама по себе некромантия практически нигде не запрещалась у греков и у римлян (во многом перенявших греческую культуру) до IV века нашей эры. Но всё же к некромантии относились неодобрительно. Её даже называли традиционной магией персов, египтян и ханаанцев — то есть чужаков, к которым все относились с подозрением.

Философы и писатели всячески высмеивали тех, кто обращается к магам — в том числе оракулам-некромантам и чревовещателям, что утверждали, что через их желудок говорят духи мёртвых. К примеру, Марк Анней Лукан в своей «Фарсалии» сатирически изобразил ведьму Эрихто, что жадно набрасывалась на мертвецов, погружала пальцы в глазницы трупов и собирала с них гнойную сукровицу.

Но всё же к некромантии относились настороженно прежде всего из-за того, что в её силу верили — но люди боялись, как бы некроманты не разозлили духов умерших людей и не настроили их против живых. Так что в римской литературе некромантические ритуалы нередко изображались как что-то ужасное и страшное.

Чтобы не допустить такого тщательно выбиралось время и место для некромантических ритуалов: они проводились после полуночи на могилах, местах сражений и в домах умерших. Для отгона ненужных духов теперь уже использовали не медный меч, а молоко, которое разбрызгивали вокруг. А чтобы очистить местность от влияния злых духов часто использовалась сера.

Некроманты в эпоху Римской Империи начали всё чаще использовать в своих ритуалах заклинания и магические артефакты. Регулярно использовались чаши и лампы: гадатели смотрели на поверхность жидкости в чаше и пытались трактовать значение искажённых бликов.

В помощь некромантам также шли разные кольца. В одном из таких колец традиционно был вкраплён зелёный халцедон с красной яшмой, на котором высекли специальное изображение Гелиоса. Кроме того, перед этим камнем читали заклинания на протяжении четырнадцати дней — после которых кольцо на целые сутки помещалось в кишки зарезанного петуха, целостность внутренних органов которого нельзя было нарушать.

Порой греки и римляне консультировались с головами усопших. Чаще всего их черепа выполняли роль чаши во время гаданий. Но встречались и более необычные случаи. Царь Спарты Клеомен I как-то поклялся во всём советоваться со своим другом Архонидом. И в итоге Клеомен отрубил его голову, поместил её в кувшин с мёдом и поставил возле трона, чтобы продолжать выслушивать советы Архонида.

Римские традиции некромантии во многом соединились с искусством гаруспиков — жрецов, гадавших по внутренностям животных. Часто по этим знакам пытались понять, что же имели в виду духи мертвецов. Но временами некроманты использовали и человеческие жертвоприношения.

В первых веках нашей эры в Риме пошла мода использовать в ритуалах невинных мальчиков — они держали чаши для гадания. Однако некоторые жрецы пошли дальше и начали убивать служек, тела которых вскрывали для гаданий — и порой даже поедали. В таких зверствах обвиняли немалое число патрициев — и даже императоров. Нерон в своих некромантических ритуалах убил немало людей. Адриан убил своего возлюбленного Антиноя, который добровольно согласился на это, чтобы император узнал своё будущее.

Хотя кровавые жертвоприношения не считались обязательными в ремесле некромантов. Если дух мертвеца уже был расположен к призывателю, то тот мог отделаться фруктами, овощами и травами. Это было особенно важно для приверженцев некоторых философских школ, вроде пифагорейцев, что практиковали вегетарианство.

И всё-таки не вся магия древних некромантов специализировалась на получении предсказаний. Например, в «Метаморфозах» Овидия Медея убила Ясона, вскрыла его грудь, вылила всю кровь — а затем смешала её со своим магическим варевом, влила в него обратно и воскресила, изрядно омолодив.

Обряд воскрешения походил на ритуал для прорицаний — просто требовалось заманить дух умершего в его тело, пока оно не успело сильно испортиться.

Эрихто в «Фарсалии» использовала другой метод для оживления человека. Ей был нужен труп, смерть которого наступила не так давно — и у которого были неповреждённые лёгкие. Затем она вливала в покойника магическую смесь из тёплой менструальной крови, слюны бешеной собаки, кишок рыси, горба гиены, вскормленной трупным мясом, сброшенной змеиной кожи и листьев растений, на которые ведьма предварительно поплевала. После этого она ударядла по трупу змеёй, чтобы при помощи угроз призвать в тело душу мертвеца.

Правда, и время действия ритуала не отличалось особой длительностью. Ведьма хотела лишь ответов на несколько вопросов от духа усопшего. Вскоре солдат, которого она оживила, снова умер.

Сперва далеко не все христианские богословы относились к некромантии с пренебрежением. К примеру, во втором веке Иустин Философ вообще утверждал, что некромантия — прекрасное доказательство бессмертия души. Климент Римский писал, что лично приезжал в Египет, чтобы убедиться в подлинности некромантии — и находил тому доказательства. Христианский святой Макарий Великий сам практиковал некромантию.

Кроме того, сама Библия полнилась некромантическими практиками. В Ветхом Завете аэндорская волшебница по просьбе царя Саула призывала дух мёртвого царя Самуила, чтобы услышать от него пророчество. Пророк Илия воскрешал мальчика в Сарепте. Иисус оживил Лазаря и дочь Иаира — а потом и сам воскрес.

Но всё же многие церковники заявляли о том, что некромантия — порочна, ведь она от демонов. Тертуллиан попытался разграничить некромантические воскрешения от тех чудес, что творили святые и пророки. А в ходе многочисленных теологических споров многие священники утверждали, что вместо духа Самуила аэндорская волшебница вызвала демона, что притворился царём, ведь души мёртвых в полном распоряжении бога — и никакой некромант своим ритуалов не может на это повлиять. К тому же клирикам претила сама идея использования кровавых жертв во многих ритуалах некромантов.

В итоге в 357 году Константин Великий запретил некромантию законом «De maleficis et mathematicis et ceteris similibus», по которому все формы прорицаний, ночных жертвоприношений и вызова демонов становились наказуемыми. В христианском каноне некромантию окончательно причислили к демонической магии.

Само понятие «некромантия» с тех пор ассоциировалось с чем-то противоестественным. В трудах Роджера Бэкона некромантия была синонимом «негромантии» или «нигромантии» — «чёрного прорицания». Альберт Великий разделял математику и магию, к которой причислял и некромантию: математика, по его мнению, отличалась от магии тем, что работала по естественным законам. А многие авторы вообще превратили некромантию в синоним вообще любой магии.

Но всё же на протяжении всего Средневековья некромантические ритуалы продолжали практиковаться — только этим в основном занимались сами церковники. Всё дело в том, что они знали латынь и легко могли получить доступ к некромантическим трудам, многие из которых скорее походили на богословские книги. Ещё в монастырях помнили римскую традицию использования невинных мальчиков в некромантии.

Хоть образованным людям, не относящимся к церковнослужителям, было сложнее добыть некромантические книги, но всё же это не было невозможно. Благодаря переводам с арабского в Европу хлынул поток утраченных греческих и римских трудов. Толедо, отвоёванный у мавров, превратился в неофициальную столицу некромантии.

Вызов духа мёртвого человека считался сродни экзорцизму — только дух не изгонялся, а призывался при помощи демонов. Хоть некромантия и продолжала считаться демонической магией — но клирики, практикующие её, думали, что творят её во имя Господа, из-за чего эта практика автоматически превращалась в нечто богоугодное.

Причины использования некромантии были различны. Порой это делалось из любопытства или ради шутки. Но всё же куда чаще её использовали для гаданий, приворотов, наведения проклятий, получения тайных знаний и поиска кладов.

Некоторые способы применения некромантии можно встретить в «Декамероне», собрании новелл Джованни Боккаччо. Служанка думала, что студент, притворившись некромантом, может устроить приворот. Могущественный некромант выращивал в мгновение ока зимой шикарный сад. Некромант по приказу Саладина перенёс человека на его кровати через всё Средиземное море в Павию. В общем, некромантия тогда казалась скорее магией иллюзий и метаморфоз, а не магией смерти.

Но для поднятия мертвецов средневековая некромантия почти никогда не применялась. В популярном «Мюнхенском руководстве по некромантии» XV века можно отыскать один такой ритуал — но в тело просто вселялся демон, который исполнял приказы мага.

В основе средневековой ритуальной магии — и некромантии в том числе — были три элемента: магический круг (circula), заклинание (coniuratio) и жертвоприношение (sacrificatio).

Для проведения некромантического ритуала маг должен был соблюсти нужные условия. Например, если он хотел воспользоваться заклинанием для обретения летающего трона из «Мюнхенского руководства по некромантии», некромант отправлялся в определённое и в нужное время — сказывалось влияние арабской астрологии.

Прежде всего некромант там должен был озаботиться защитой. Для этого он рисовал магический круг, в центре которого вставал. Круг мог дополняться нарисованными магическими знаками, заклинаниями, именами ангелов и святых, молитвами. Одним из видов защитных рисунков была пентаграмма. Для дополнительной защиты маг надевал на себя амулеты и доставал магический жезл.

После этого готовилось жертвоприношение для демонов — практически любые средневековые магические ритуалы сводились к манипуляциям с демонами или природными духами. В случае создания летающего трона в качестве жертвоприношения ставили в нужных сторонах света в сосудах пепел и муку, огонь с солью, воду и известь. Хотя временами жертвовать приходилось куда более странные ингредиенты: кровь чибиса и летучей мыши, например. Многие маги считали, что чем более вычурный получается обряд, тем он более эффективный.

Затем некромант читал заклинание для призыва демонов. Благодаря помощи бога и ангелов, они должны были подчиниться. В случае, если демоны противились воле заклинателя, читались дополнительные заклятья.

Долгое время церковники закрывали глаза на многие некромантические практики — карались лишь слишком уж вопиющие случаи, которые посягали на церковные каноны и признавались еретическими. Но с XV века церковь начала вести активную борьбу вообще со всеми некромантами.

Но даже в таких условиях некромантическую магию использовали всё чаще. Этому поспособствовало распространение книгопечатания и переводов с латинского на местные языки, благодаря чему получили широкую известность многие античные некромантические практики. Теперь некромантию перестали считать магией иллюзий, вспомнив про её изначальный смысл.

Кроме того натурофилософия отделила часть некромантической магии от демонологии. Например, Агриппа Неттесгеймский в третьем томе «Оккультной философии» рассказывал про то, что многие смерти на самом деле происходят из-за недостатка живительного духа, который можно вернуть благодаря некромантическим ритуалам — и тем самым оживить человека.

Хоть распространение некромантических знаний в XVI веке и вызвало всплеск интереса к некромантии, продолжалось всё это недолго. Теперь некромантия казалась уже не столь запретным искусством, как раньше. Куда большим спросом пользовались более научные герметические общества: сперва алхимия с розенкрейцерством — а затем и масонство. Всё чаще некромантами называли себя всяческие мошенники, а не те, кто действительно верил в эту дисциплину.

Но в XIX веке интерес к этой дисциплине начал возрождаться — во многом благодаря французскому оккультисту Элифасу Леви. В своём труде «Учение и ритуал высокой магии» он писал о том, как некромантия манипулирует астральным светом — силой, наполняющей вселенную. По его мнению, она не призывала души людей, а лишь приманивала их астральные проекции.

Элифас Леви подразделял некромантию на некромантию света и некромантию тьмы: в первом случае астральная проекция вызывалась при помощи «молитв, пентаклей и ароматов», во втором — «кровью, заклинаниями и святотатством».

Но даже «светлая некромантия» ему казалась чем-то опасным. Он, к примеру, описывал, как самостоятельно проводил некромантический ритуал для призыва Аполлония Тианского. В ходе ритуала он упал в обморок — а потом ещё несколько дней подряд плохо себя чувствовал и испытывал странное влечение к смерти.

Во многом идеями Леви вдохновлялась и Елена Блаватская, основавшая движение теософии. Она осуждала некромантию за нарушение покоя усопших.

Ещё больше популяризировали некромантию спиритуалисты. Хотя они прямо не называли себя некромантами, но в их практиках хорошо прослеживалось влияние некромантии. Жан-Батист Питуа называл спиритизм переосмыслением некромантии в условиях светской, испытывающей сильное христианское влияние и бурно технологические развивающейся Европы. Священник А. Моррисон в книге «Спиритуализм и некромантия» повесил на спиритизм ярлык одной из форм нечестивой некромантии. Ф. В. Эванс ругал некромантию за то, что это отрицательные последствия существования спиритизма.

Хоть основы спиритизма сформировались ещё в 1760 году в книге Джорджа Литтлтона «Контакты с другой стороной», по-настоящему это движение популяризировалось в 1848 году. Тогда сестры Фокс из штата Нью-Йорк вступили в контакт с сущностью, издававшей непонятные стуки в их доме. Как потом они выяснили, это была душа убитого путешествующего торговца, которая могла общаться, выстукивая при помощи двух ударов «да» — и «нет» при помощи одного.

В 1949 году семейство Фоксов показало публике то, как дух верно отвечал стуком на их вопросы, ответы на которые никто из собравшихся не знал. Это быстро превратилось в сенсацию.

Вдруг выяснилось, что подобное — не такая уж и редкость. Кроме стука с духами умерших общались при помощи автописьма, когда души якобы контролировали руку пишущего, пока тот находился в состоянии транса, водили стрелку по доске Уиджа с буквами, перемещали блюдце по спиритическому кругу. Ритуал проводился ночью или в очень тёмном помещении, чаще всего дух вызывался при помощи особого заклинания. Но нашлась масса других способов призыва, а порой душу просто настойчиво просили прийти на спиритический сеанс.

Появилось громадное число спиритических кружков — которые погрязли в бесконечных спорах. Так Аллан Кардек, самый влиятельный спиритуалист Франции, верил в реинкарнацию душ. На что английские и американские спиритуалисты ему отвечали, что они спрашивали об этом духов — и они говорят, что её нет. Примерно в таком стиле проходило большинство дебатов среди спиритуалистов. Часть из них свято верила в спиритизм, часть — превратила его в один из способов обмана людей.

Во второй половине XIX и в начале XX века спиритизм пользовался безумной популярностью. Спиритические сеансы в светском обществе превратились чуть ли не в альтернативу балам, а к доске Уиджа прикладывались и бедняки, и императоры.

Хотя находилось немало скептиков вроде Гарри Гудини, подвергавших сомнению саму возможность общения с духами, всё же большинство продолжало верить в это верить.

К 1930 году популярность спиритуалистов резко снизилась, но подобные идеи продолжают существовать до сих пор.

В литературе со времён позднего Средневековья было принято изображать некромантов как тех, кто играется с противоестественными силами. В той же «Трагической истории доктора Фауста», написанной в конце XVI века, Фауста, который, ко всему прочему, был ещё и некромантом, ждала Преисподняя за его жажду запретных знаний.

Под влиянием подобных историй был написан «Франкенштейн, или Современный Прометей» Мэри Шелли. Хоть главный герой романа был не некромантом, а учёным, что вдохновлялся устаревшими знаниями, именно его трагедия с оживлением мертвеца сильнее всего повлияла на подобные сюжеты в западной литературе. Окончательно утвердилась мысль о том, что подобные игры в бога — зло.

В рассказе Говарда Лавкрафта «Герберт Уэст — реаниматор» 1922 года история, рассказанная в «Франкенштейне», приобрела ещё более знакомый для современной поп-культуры вид. Вместо истеричного и слабовольного Виктора Франкенштейна оживлением людей занялся хладнокровный и фанатично целеустремлённый Герберт Уэст, который не ограничился одним единственным опытом. Так появился один из ранних образцов классических сумасшедших учёных.

Но затем Лавкрафт обратился к более классическим некромантам. В романе «Случай Чарльза Декстера Варда» 1927 года сюжет уже был посвящён некромантам, использующим для воскрешения трупов заклинания и различные эликсиры. Они продлевали свою жизнь как минимум на несколько сотен лет, оживляли других людей, допрашивали мёртвых мудрецов прошлого и создавали из частей разных людей чудовищ для охраны своих секретов. Также некроманты сами могли восставать из мёртвых — правда после этого требовалось регулярно пить человеческую кровь.

В том же году начали издавать роман «Лунное дитя» Алистера Кроули, написанный в 1917 году. Книга была пронизана оккультизмом XIX века. В ней даже ритуал некромантической связи с духом умершего исполнен в традициях учения Элифаса Леви — причём именно в форме тёмной некромантии.

У Роберта Ирвина Говарда в рассказах о Конане-варваре 1934 года встречалось двое некромантов. В «Людях чёрного круга» некромант убил короля. В «Железном демоне» Хосатрал Хель при помощи некромантии возродил целый город, жители которого почти что обезумели от странности своего существования.

В «Хоббите» Толкин напрямую называет Саурона некромантом из-за его способности вызвать тени мертвецов.

Но всё же наибольшее влияние на современный образ некроманта оказал писатель Кларк Эштон Смит.

Он, по примеру своего хорошего знакомого Говарда, начал писать фэнтезийные произведения. Под влиянием Лавкрафта, другого своего друга по переписке, Кларк активно использовал элементы оккультизма в своих рассказах.

Так и появились рассказы дешёвого журнала Weird Tales о некромантах, живущих на континенте Зотик. Именно Кларк Эштон Смит впервые описывал некромантов как могущественных злобных колдунов, поднимающих армии скелетов, зомби и мумий.

Из произведений о Зотике классический образ некромантов перекочевал в цикл об «Умирающей Земле» Джека Вэнс. А эти книги обожал Гэри Гигакс — автор настольной ролевой системы Dungeons & Dragons. Именно поэтому в D&D некромантов было особенно много.

Вскоре игрокам даже предоставили специальный класс «некромант», за который мог сыграть каждый. Некроманты обладали магией страха и манипулировали при помощи своих заклинаний мертвецами и душами разных существ.

А практически всё, что попадало в D&D, из-за громадной популярности этой ролёвки быстро превращалось в классику фэнтези. И в итоге мы можем наблюдать в книгах, фильмах, сериалах и играх именно то виденье некромантов, которое создал Кларк Эштон Смит.

Такова история некромантов в западной культуре. Несмотря на то, что они, по поверьям, могли воскрешать людей, сперва они были прежде всего прорицателями. Затем в христианской Европе их воспринимали как демонологов и иллюзионистов. Ну а после все снова вспомнили про возможности некромантии для общения с умершими.

Получается, что только благодаря бульварному чтиву и настольной ролёвке некромантов сейчас воспринимают прежде всего как тех, кто оживляет мертвецов. Не исключено, что в будущем их образ вновь изменится.

#магия #истории #лонг #золотойфонд