Четвёртый император

Фэнтезiйная зарисовка.

Главноуправляющий Третьего отделения Собственной Их Императорских Величеств канцелярии Арсений Петрович Левашов чрезвычайно прытко для своего возраста взбежал по парадной лестнице и быстрым шагом направился в кабинет премьер-министра. Охрана, как обычно, преградила ему путь.

— Ваше благородие, разрешите, — виновато произнёс офицер, отдав Левашову честь, — Для порядка.

Арсений Петрович не стал утруждать себя ответом, нетерпеливо кивнул и протянул руку. Офицер приблизился к нему на пару шагов, взял его за за запястье и впал в транс, привычно закатив глаза.

— Да человек я, человек, — раздражённо воскликнул Арсений Петрович, когда проверка была закончена, — Могли бы с первого раза это уяснить.

— Не обессудьте, Ваше благородие, порядок такой, — развёл руками офицер, освобождая Левашову путь.

Премьер-министр Бунге был у себя в кабинете, но его кресло пустовало — и Левашов сразу понял, почему. Возле окна с меланхоличным выражением лица стоял не кто иной, как государь император Николай Михайлович: видимо, Бунге не хотелось занимать кресло в присутствии монарха.

Император задумчиво смотрел в окно, курил трубку и, казалось, совершенно не интересовался тем, что происходило внутри кабинета. Судя по форме бакенбардов, это был Четвёртый, но Левашову никогда не удавалось определять наверняка. Висевший на стене парадный портрет, на котором все четыре императора были изображены в полный рост, делу не помогал.

— Арсений Петрович, — премьер-министр поприветствовал главноуправляющего своей знаменитой холодной улыбкой, не сделав ни шага в его сторону, — Проходите, присаживайтесь, будьте любезны. Как поживает супруга?

— Супруга в добром здравии, — ответил Арсений Петрович, — опускаясь на предназначенный для посетителей стул. Прежде, чем он успел сказать что-то ещё, Бунге стремительно подскочил к нему и протянул ему «Петербургские ведомости».

— Вы, должно быть, уже осведомлены.

Левашов поспешно начал читать. Речь в газете шла о вчерашнем выступлении депутата Вышнеградского в Государственной думе.

— Осведомлён-с, — коротко ответил главноуправляющий.

Бунге закурил и начал нервно расхаживать по комнате.

— «Мы имеем много, очень много причин быть недовольными правительством», — премьер-министр начал цитировать речь по памяти, — «И все частные причины сводятся к двум возможным источникам: злонамеренность или недееспособность. И ещё неизвестно, что хуже. Если в правительство действительно пробрались слуги Тьмы, как об этом перешёптываются на улицах, это хотя бы объяснит происходящее. Если же нет, то что вы нам прикажете об этом думать? Почему государи доверили Империю настолько бездарным людям, как Бунге, Голицин, Ковалевский и Никифораки?».

Бунге остановился, развернулся на каблуках и мрачно уставился на Левашова.

— Вас в этом выступлении ничего не смущает, Арсений Петрович?

— Буквально всё. Как и вас, полагаю.

— Стало быть, ничего особенно не выделяется? — министр продолжал сверлить Левашова взглядом.

— Неуважение к Государю? — предположил главноуправляющий, покосившись на императора. Тот всё ещё стоял у окна, будто бы не обращая на разговор ни малейшего внимания.

— И это тоже, — с раздражением кивнул Бунге, — Но с этим мы и без вас разберёмся.

— Хотите, чтобы мы занялись этим Вышнеградским?

— Этим Вышнеградским, Арсений Петрович, нужно было заниматься давным-давно. Он не вчера начал произносить антигосударственные речи, знаете ли, — Бунге сделал затяжку, — Интересно другое. О каких таких слугах Тьмы «перешёптываются на улицах»? Мне о чём-то неизвестно?

Левашов сглотнул.

— Народная молва, господин премьер-министр. Тут едва ли возможно что-то предпринять. Мы со всей тщательностью…

— Едва ли возможно что-то предпринять?! — Бунге неожиданно рассвирепел и стукнул кулаком по столу. Император по-прежнему никак не реагировал на происходящее.

— Это прямая обязанность третьего отделения. Бороться с антигосударственными настроениями, находить зачинщиков, работать с ними. Почему я вам должен рассказывать, как делать вашу работу?!

— Никак нет, господин премьер-министр, не должны, — Левашов вскочил с места.

— Почему спустя одиннадцать лет после Великого разлома я читаю в газетах о каких-то «слугах Тьмы»?! Тем более о «слугах Тьмы» в правительстве! Где имена, досье? Чем вы занимаетесь целыми днями? Сажаете людей за то, что они с портретом Их Императорских Величеств неуважительно обходятся, чёрт вас раздери?!

— Господин премьер-министр, мы немедленно…

— Так выполняйте!

Левашов поклонился и уже собирался выбежать из кабинета, как вдруг неожиданно раздался тихий голос императора.

— Арсений Петрович, задержитесь на минутку.

Бунге опустился в кресло и начал что-то яростно писать, а Николай медленно приблизился Левашову и вкрадчиво произнёс:

— Мне хотелось бы узнать, не удалось ли вам найти каких-нибудь сведений. О том, что Они замышляют. Вы, должно быть, помните наш разговор.

Арсений Петрович замялся и кинул полный надежды взгляд на сидевшего за спиной у императора Бунге. Тот, не отрываясь от бумаг, показал Левашову четыре пальца. Значит, его первая догадка оказалась верна — перед ним был Четвёртый.

— Никак нет, государь, — ответил главноуправляющий, запинаясь, — Их Первое и Третье Императорские Величества сейчас проводят всё свободное от государственных дел время с детьми, Их Второе Императорское Величество, как вам известно, прошлым воскресеньем прибыл в Ставку. Если мы заметим что-то подозрительное, незамедлительно Вам доложим.

— Он ничего Вам не доложит, — раздался усталый голос Бунге, — Вы же понимаете, государь. Канцелярия служит всем четверым, люди Арсения Петровича не могут шпионить за Их Императорскими Величествами в Вашу пользу. И потом, почему вы так беспокоитесь о заговоре? Вы же знаете себя.

— Я знаю себя, — задумчиво произнёс император, разглядывая портрет, — Именно поэтому я и опасаюсь их, Лев Константинович. Меня в крайней степени беспокоит то обстоятельство, что Империей управляют четыре правителя. Это неугодно Господу. А, значит, это беспокоит и их — всех троих. И они сейчас вполне могут обдумывать, как избавиться от меня.

— Не додумались за одиннадцать лет, и едва ли додумаются сейчас. Прошу вас, государь, у нас есть куда более важные вопросы.

Николай перевёл взгляд с картины на Левашова — тому показалось, что он увидел в глазах у императора слёзы.

— Как вы думаете, Арсений Петрович, — мягко поинтересовался он, — почему я — Четвёртый? Мы ведь все совершенно одинаковые. Почему именно меня решили сделать последним?

Повисла пауза.

— Не могу знать, Ваше Императорское Величество, — наконец ответил Левашов, собравшись с духом, — Это ведь цифры, для удобства. Они ничего не значат.

Николай Михайлович грустно улыбнулся.

— Вы можете идти.

Арсений Петрович покидал кабинет премьер-министра в прескверном расположении духа. В этот вечер публично рассуждать о «слугах Тьмы» и пересказывать речь Вышнеградского было особенно опасно — но в кабаках Петербурга об этом ещё не знали.