«The Leftovers» или что, если бы Сизиф остановился, вздохнул и осмотрел камень

«Человек обречён быть свободным», — сказал Сартр, имея в виду онтологический парадокс, с которым человечество сталкивается на протяжении всей своей истории. В водовороте этой борьбы был создан фильм об остатках — оставшихся или оставленных, — «Оставленные», под призмой которого коллективная свобода оказывается одновременно освобождающей и тяжёлой, наряду с индивидуальным выбором.

Дюркгейм обнаружил (и его выводы крайне близки к истине), что общество — это не просто союз отдельных людей, но сложная паутина отношений, глубоко затрагивающая каждого. Исследуя борьбу коллективной психики с утратой, адаптацию к необъяснимой трагедии, приливы и отливы веры и неверия, «Оставленные» делают теорию Дюркгейма зримой и убедительной. Точно так же, как исторические нарративы возлагают на нас тяжкую ответственность за нашу свободу, этот визуальный нарратив заставляет нас осознавать тревожную свободу интерпретации и веры в мире, безвозвратно отмеченном отсутствием и двусмысленностью.

Связанные онтологическими нитями, пронизывающими этот метафизический вакуум потерь, заброшенности и поиска смысла, «Оставленные» представляют собой загадку, зал зеркал, через которые мы блуждаем, улавливая проблески наших социальных и индивидуальных отражений.

2% населения мира исчезает в одно мгновение необъяснимым образом.

Теперь традиционные социологи займутся подсчётом, проведут опросы, классифицируют последствия и ответы. Но это не перепись. Это человеческая мозаика того, что осталось, того, что выжило после статистической аномалии.

Размышления о «коммунитас» и лиминальности возникают постоянно. Персонажи, будь то странное шаманское путешествие Кевина в подземный мир или отчаянное использование Норой псевдонауки для связи с потерянной семьёй, оказываются застрявшими в этом промежуточном пространстве. Это не просто сюжетные элементы, а антропологические надписи на стенах пещер современного кино.

Мировые трагедии образуют невидимый эфир, объединяющий человечество — иногда вокруг горя, иногда вокруг вины. Реакция на эпидемию или войну лишь усиливает уже существующие полярности: одни цепляются за прошлое и отказываются двигаться вперёд, другие же подавляют боль, живя дальше, как будто жизнь должна продолжаться, несмотря на нанесённые ею раны. На первый взгляд, последнее кажется более здоровой перспективой.

Экзистенциалисты, вероятно, согласились бы: столкнитесь с абсурдом, примите свою свободу и прокладывайте собственный путь. Это похоже на гедонистическую теорию настоящего времени, которую выдвинул один из моих друзей: живите здесь и сейчас, потому что прошлого уже нет, а будущее неопределённо. Однако после войны и пандемии многие из нас приближаются к первому лагерю. Те, кто привязан к «негативному прошлому», не просто застряли в нём; они борются с тяжестью существования и инерцией коллективного страдания. Как можно просто расслабиться и листать мемы, когда реальность рушится за их спинами, как мокрая одежда в бурю — тяжёлая и неизбежная? Это признание того, что не все раны заживают, не все шрамы исчезают. Некоторые становятся частью самого ядра общества и личности, требуя признания, напоминая, что даже если мы решаем не умирать, мы не можем просто забыть и продолжить жить, как ни в чём не бывало.

Они погружаются в коллективную память человечества, наполненную архетипами и экзистенциальным отчаянием. Они пробираются через тёмные туннели своего подсознания в поисках смысла среди бессмысленного. Они — Сизиф, катящий свой камень, но «Оставленные» задаются вопросом: что, если Сизиф остановится, глубоко вздохнёт и внимательно рассмотрит свой камень?

От загадочного «Греховного остатка» до эклектичных ритуалов Джардена — фильм показывает, что мифы не просто уловки, а социальные потребности, структуры, придающие форму и контур хаосу. В каком-то смысле эти мифы — коллективный механизм преодоления, щит от случайности и жестокости существования.

Друг мой, тяжёлая утрата заставляет нас задумываться не только о том, кто мы, но и о том, кем мы можем стать, когда лишаемся убеждений, определявших нас. И в этих вопросах, в этом интеллектуальном и эмоциональном поиске мы находим не только своё отражение, но и самих себя, свои страхи, свои надежды и бесконечный поиск смысла в мире, который часто кажется его лишённым.

Дополнительные слои реальной трагедии, представленные в «Оставленных», служат метафорой наших разрозненных времён. Эта история подобна стеклянным сосудам, из которых льются сложные и мощные отражения. Жидкость клубится, захватывая свет, отражая наше человеческое состояние сквозь призму множества коллективных трагедий — будь то необъяснимые исчезновения, эпидемии или разрушительные войны. Люди вынуждены выбирать сторону, понимаете?

Те, кто несёт бремя прошлого, словно уставшие солдаты, с недоверием смотрят на танцующих на другом конце комнаты, погружённых в беззаботное забвение: «Как?» — спрашивают они. «Как можно просто жить?»

Но что происходит, когда сизифова задача отдельного человека или целого сообщества не признаётся всеми? Возникают различные механизмы преодоления, создающие трещины в социальной ткани. В этой антиутопии «текучей современности» «Виновный Остаток» и его оппоненты — не просто люди с разными подходами к трагедии; в условиях коллективной травмы этот раскол становится полем битвы. Представление о необходимости «двигаться дальше» превращается не только в личную точку зрения, но и в социальную валюту, используемую для маргинализации тех, кто не способен или не желает соответствовать этой модели. Осуждение за застревание в прошлом становится дополнительным слоем страдания, продолжая традицию культуры обвинения, которую описал Жирар в своей теории козла отпущения.

Общество, стремясь к солидарности во время кризиса, зачастую лишь усугубляет разделение. Желание осудить других за «неверные» способы выживания отражает глубинное чувство незащищённости.

На этом фоне фильм не даёт окончательных ответов, а предлагает пространство для размышлений. Это не просто инсценировка невообразимого события, а богатое хранилище человеческих реакций на необъяснимое. Он исследует сложность выживания в мире, постоянно балансирующем на грани неопределённости, мире, который никогда не позволяет нам забыть о бремени нашего существования. Как нам жить осмысленно, когда почва под ногами непрестанно ускользает?