Плодородные беды. 5 отличных книг 1930-х, которые вам стоит прочитать (Хаксли, Селин и другие). ЛОНГ

Нельзя сказать, что 30-е годы прошлого века стали для Западной цивилизации самыми страшными и жестокими - хотя бы по той причине, что в этом десятилетии не было Мировой войны (ну, почти). Однако едва очухавшиеся от бойни 1914-1918 годов страны столкнулись с новыми социально-политическими бедами, которые свинцовыми тучами давили на миллионы людей по обе стороны Атлантики, вызывая тревогу и неуверенность в завтрашнем дне.

Обрушение котировок на фондовой бирже вкупе с природными катаклизмами погрузили США в тяжелейший экономический кризис, который спровоцировал массовую безработицу, обнищание населения и разгул преступности. Великая депрессия затронула и Европу, где стала одним из факторов укрепления фашистского режима в Италии и прихода к власти нацистов в Германии. Тотальная цензура и репрессии вынуждали творческих людей в этих странах переставать заниматься любимым делом или эмигрировать. Искусство в сталинском СССР, за очень редкими исключениями, выродилось в бесхитростную пропаганду (разумеется, обходившую стороной темы Голода и Террора). А вспыхнувшая в Испании Гражданская война ощущалась многими как пролог к неизбежному и куда более масштабному будущему кровопролитию…

Тревожное мироощущение не могло не сказаться и на литературе. Но писатели, равно как и читатели, по-разному реагировали на невзгоды. Многие видели в книгах возможность ненадолго уйти от мрачной реальности - отсюда и возвышение жанрового творчества: детективов (Агата Кристи, Дафна Дюморье и многие другие), фэнтези (Толкин со своим «Хоббитом»), ужасов (Лавкрафт обрёл широкую популярность именно в 30-е), супергероики и прочих комиксов (появились не только культовые герои DC, но и, к примеру, нуарная Тень или космооперный Флэш Гордон). И конечно, в это десятилетие написаны великие исторические романы: «Земля» Перл Бак, «Унесённые ветром» Маргарет Митчелл, «Я, Клавдий» Роберта Грейвза.

Но были в 30-е и авторы, для которых собственные беды и глобальные проблемы современности оказались плодородной почвой для творчества, эту самую современность активно осмысляющего. Они не стеснялись делиться с читателями тяжёлым жизненным опытом, переживаниями по поводу настоящего и будущего, главными тревогами и противоречиями эпохи (даже если прямым текстом о них не говорили). Не все из этих авторов пользовались популярностью при жизни. Однако именно их книги по прошествию лет кажутся если и не самыми лучшими, то, во всяком случае, наиболее ярко отражающими 30-е годы произведениями.

————————————————————————

Почти всех советских писателей можно условно отнести к одной из двух «фракций»: охранители и фрондёры. Первые, из собственных идейных или конъюнктурных соображений предпочитали не отступать от «линии партии» (зачастую колеблясь вместе с ней), в той или иной степени работая на поддержание текущего общественного-политического порядка. Вторых этот порядок не устраивал, и они с разной степенью осторожности, зачастую используя эзопов язык и сложные метафоры, пытались обличить советскую власть и её идеологию. Андрей Платонов принадлежал к третьей, куда более редкой категории писателей - «обманутые коммунисты».

У Платонова было идеальное пролетарское происхождение: сын машиниста, с юных лет работал литейщиком на трубном заводе, позже стал инженером-изобретателем. Всю свою молодость он посвятил созиданию нового мира, стремился оказать посильный вклад в строительство молодого государства трудящихся. Но к 30-м годам Платонову стало очевидно, что строительство идёт, мягко говоря, не по первоначальному плану: все трудящиеся сами становятся лишь кирпичиками гигантского красного завода. Ощущение безысходности и абсурда жизни потрясающе передаёт это небольшое, но очень важное для русской литературы произведение, которое было опубликовано только в 1969 году (да и то в эмигрантском журнале).

Судя по ранним публицистическим текстам Платонова, у него был особый, почти религиозный взгляд на левую идеологию. Он видел в социалистическом строительстве путь к преображению всего мироздания: коллективный труд должен был вдохнуть в простые инструменты вроде станков и комбайнов высший замысел, практически Душу, а города превратить в единые бурлящие организмы. На деле же получилось наоборот: заводы и колхозы, куда насильно сгоняли людей, высасывали из них все соки. Человек сам уподобился машине и начал становиться неодушевлённым предметом.

На ощущение мертвичины прекрасно работает язык Платонова. Он намеренно бесчувственный, стилизованный под типичную речь номенклатуры и пропагандистов того времени. Автор будто видит мир впервые и с трудом подбирает слова, чтобы его описать, поэтому впитывает именно тот лексикон, который навязывают «взрослые дяди» в своих декретах, лозунгах, выступлениях по радио. При этом в большинстве фраз возникают поэтические обороты вроде метафор, но все они кажутся какими-то неуместными и избыточными.

Именно язык задает контуры мира «Котлована», где всё стремится к механизации и нет места ничему естественному: люди непонятно зачем усложняют свою речь, непонятно зачем трудятся, непонятно зачем живут. Подобного рода гармония стиля и содержания не была редкостью в модернистской литературе, однако у Платонова она формирует уникальную, завораживающую картину кошмарного сна наяву сродни живописи сюрреалистов.

«Котлован» представляет из себя не столько цельную историю с перипетиями, сколько антиутопичное бытописание. Центральный его персонаж - Вощев, бывший работник завода, уволенный за чрезмерную задумчивость в процессе производства. Под задумчивостью Платонов подразумевает вовсе не опасную медлительность, а свойство осознающего бытиё человека, которое очевидно контрастирует с монолитом пролетарских биороботов. На первый взгляд Вощев, задающийся вопросами о цели своего существования, действительно выпадает из общего народного тела. Но путешествуя по округе в надежде найти цель внутри других людей, он встречает в них такую же пустоту, как и в самом себе.

Повесть условно можно разделить на две части, отражающие важнейшие аспекты жизни СССР начала 30-х и главные (не считая номенклатуру) советские классы - рабочий и крестьянский.

В первой части герои, собственно, копают гигантский котлован, постепенно переставая задаваться философскими вопросами. Платонов показывает жизнь городских обывателей, которые трудятся над амбициозными проектами, но не понимают их конечной цели. Рабочие, к которым присоединился Вощев, живут в бараке, спят на голом полу и день за днём подготавливают землю для огромного дома, который должен вместить в себя весь пролетариат города. Но кому мешали прежние, односемейные дома ? Этой метафорой Платонов описывает тотальную смену уклада жизни в новом государстве, когда для построения светлого будущего нередко уничтожались даже самые фундаментальные ценности и материи.

Деревенская часть «Котлована», которая будто бы сгущает краски в кафкианском духе, судя по всему воспроизводит события коллективизации довольно достоверно. Крестьяне, у которых забирали скотину в колхоз, на самом деле забивали коров и пытались наесться мясом впрок, а самых зажиточных с семьями действительно отправляли в никуда. Имели место и бунты, и раболепный активизм «снизу», и уничтожение уже самих активистов, обвинённых во «вредительстве» и «перегибах». Единственный откровенно фантастический элемент повести - медведь-молотобоец, нутром чующий «классово чуждый элемент». В унисон с человеческой массой поёт не просто животный мир, а сама русская Душа, которая тоже низводиться у Платонова до статуса усердного и ответственного работника.

Но «Котлован» всё-таки не является документальной хроникой, созданной исключительно чтобы «открыть людям глаза». Это серьёзное философское произведение, где действие происходит в каком-то иррациональном мире, герои находятся в пространстве между жизнью и смертью, где одинаково страшна и ссылка кулаков, и праздничная пляска остающихся крестьян, а сам автор - разочарованный в советском строе, но не в пути коммунизма - одновременно ужасается происходящему и находит в нём глубоко скрытую надежду, которая особенно видна в сцене братания будущих колхозников:

Платонов собирался отдать рукопись «Котлована» в издательство сразу после написания, но в последний момент передумал. Судя по всему, это было самое верное решение в его жизни: всего через пару лет писатель подвергся жесточайшей обструкции за куда более безобидную повесть «Впрок». Платонов - это пример по-настоящему свободного духом творца, который не вписался ни в систему, ни в противоборствующую ей среду. И тем не менее, историю русской и мировой литературы он своё имя, безусловно, записал.

Что ещё стоит прочитать у автора: «Чевенгур» - другая страшная (анти)утопия о строительстве светлого будущего, в которой жители фантастического города перебили всех богатых, запретили труд (так как он ведет к накопительству), а божеством выбрали солнце.

В наше время антиупопии, по ряду причин, переживают небывалый всплеск интереса по всему миру. Появление у жанра симулякра с прилагательным «подростковый» более красноречиво, чем любая статистика и цифры продаж. Молодые бунтари ещё до Последнего звонка проглатывают всю тематическую литературу - от Замятина до Сорокина, при этом в глубине души часто отдавая предпочтение «Голодным играм». Не удивительно, что именно «Дивный новый мир» является самым известным романом из этого материала. Но поп-культурная тень не должна вводить в заблуждение: его автор - настоящий интеллектуал и философ.

С детства испытывавший большие проблемы со зрением (и едва его не потерявший), Хаксли в своём творчестве изучал чувственный опыт познания мира, представления о фальшивом и настоящем, навязанном и скрываемом от человека. Его волновали и откровенно тоталитарные тенденции в Европе, и становящиеся всё более примитивными запросы людей в, на первый взгляд, свободном рыночном обществе.

Стремясь нащупать Истину, англичанин даже увлёкся различными мистическими практиками и галлюциногенами - именно он популяризировал термин «психоделика», а его эссе «Двери восприятия» вдохновило Джима Моррисона назвать свою группу «The Doors». Конечно, наркотики это плохо (помним о ст. 230.3 УК) и Хаксли на самом деле только дурманил своё сознание. Но именно осмысление роли в дурмана (как физического, так и социального) в жизни людей и стало основой для главного художественного произведения автора.

Экономический кризис и рост тоталитаризма в Европе были не единственными тревожными явлениями, на фоне которых писалась эта книга. Беспокойство у Хаксли вызывали и значительные перемены, происходившие в те годы с культурой: становясь всё более массовой, она (как казалось автору) теряла свои гуманистические свойства и превращалась в бесконечный информационный шум.

Звуковые и цветные фильмы, повсеместное радио, из которого играет лёгкая эстрада или очередная примитивная пьеса, комиксы и бульварное чтиво вместо серьёзной литературы, и это уж не говоря о вездесущей рекламе и консьюмеризме - казалось, будто людей специально подсаживают на эмоциональную иглу, чтобы они не задумывались о реальном положении дел в стране и мире. В «Новом мире» концепция принудительного счастья реализована в режиме «педаль в пол».

Литературный язык Хаксли нельзя назвать уникальным или поэтичным, однако подобного рода литературе это и ни к чему. Главное, что удаётся автору - в слегка ироничной манере смоделировать общественное устройство будущего и раскрыть через него актуальную проблематику. Хаксли подходит к делу скрупулезно, но без фанатизма: его мир детализирован ровно настолько, чтобы быть практически лишённым внутренних противоречий, не перегружая при этом лишней информацией.

Экспозиция в «Новом мире» практически эталонная. Вместо душной лороведческой простыни Хаксли организовывает студентам-медикам (а с ними и читателю) экскурсию по одному из главных зданий местной социально-политической системы - Инкубаторию. Именно там дети выращиваются в пробирках и там же приобретают черты своей будущей касты и профессии. К примеру, самые «низшие» из них рождаются маленькими, тупенькими и годными исключительно на физический труд, которым и занимаются в течении всей жизни. Впрочем, даже жизнь этих, с позволения сказать, людей гораздо приятнее и безопаснее, чем жизнь большинства людей на нашей планете прямо сейчас.

Линайну, работницу Инкубатория, забавляет тот факт, что её потенциальный половой партнёр Бернард смущается прилюдно обсуждать их отношения - ведь в условиях тотальной полигамии это является чем-то вроде бесед о погоде. Бернард в принципе не похож на рядового обитателя Нового мира - он депрессивен и скептически относится к общественным порядкам. Но Хаксли не наделяет его свойствами «избранного» и героической силой воли. Наоборот, «прозрение» Бернарда тоже является результатом деятельности Системы, пускай и неумышленной: в Инкубатории при его создании что-то напутали, из пробирки появился представитель «высшей касты» с физическими свойствами «низших». У мужчины есть престижная работа и статус, но он не чувствует себя счастливым, потому что банально находится не на своём месте. И вся его судьба тоже в каком-то смысле оказалось предопределена с рождения.

Удивительно, что многое читатели не замечают в романе серую мораль или, во всяком случае, некоторую неоднозначность. Тот же дикарь Джон - хранитель «правильных» традиций, борец против наркотиков и внушаемых ценностей, придя буквально в чужой монастырь со своим уставом начинает навязывать гражданам свои представления о прекрасном. Он любит Линайну, но отказывается признавать её взгляды на отношения. Он считает себя свободным, но подобно рождённым в пробирке людям является продуктом своего общества (хоть и нерукотворным). Он презирает пропагандистские лозунги, но сам с религиозным трепетом бросает в окружающих цитаты из любимого Шекспира. Собственно, «О дивный новый мир» - строчка именно из пьесы англичанина. Кстати, ещё Шекспир писал, что «у бурных чувств неистовый конец»…

Даже местный Управляющий Мустафа на поверку оказывается не таким уж одиозным. Он вежливый и бескорыстный, однако всеми силами защищает сложившийся в государстве порядок. Мустафа не дурак и прекрасно понимает, что в новом обществе нет места индивидуальности, науке, искусству и свободе, но считает всё это оправданной жертвой ради всеобщего счастья. А кастовая система и контроль поведения, по его мнению, просто необходимы для достижения социальной стабильности - иначе цивилизацию рано или поздно поглотит хаос.

В конечном итоге «Дивный новый мир», одна из первых литературных антиутопий, как будто бы почти не даёт поводов относить себя именно к этому жанру. Даже пресловутая кастовая система в романе не мешает каждому члену общества получать передовое здравоохранение, гарантированную работу, приемлемые условия труда, иметь регулярный секс и уйму времени для досуга, а в конечном счёте - не мешает людям быть счастливым.

Единственная проблема заключается в том, что счастье это навязанное, синтетическое, несвободное. И отношение к происходящему в романе целиком и полностью зависит от того, верит ли читатель в концепцию свободы как таковую. Вот и получается, что величие этого произведения не столько в том, что оно говорит о будущем или даже настоящем, а в том, в что оно говорит буквально о нас самих.

Что ещё стоит прочитать у автора: «Обезьяна и сущность» - любопытное философское эссе, стилизованное под киносценарий. Своего рода вывернутый наизнанку «Дивный новый мир», абсурдистская антиутопия про контроль сексуальности, который не добавляет народу духовности, а наоборот - приводит к деградации и скотству. Кроме того, в этой книге Хаксли по сути обвиняет в появлении фашизма… Платона и его последователей. Что ? Да !

В истории мировой литературы полным-полно писателей, чьи поступки и взгляды на жизнь были, мягко говоря, неоднозначными. Они беспробудно пили и сидели на игле, били своих жён и трахали детей, продвигали расизм и презирали своих соотечественников. Однако Луи-Фердинанд Селин - дело особенное: он был однозначно нехорошим человеком, без всяких оговорок. И что характерно, совершенно не скрывал этого и не стеснялся, до последних дней отстаивая право быть в глазах общества моральным уродом. Как же так получилось ?

Будучи выходцем из небогатой провинциальной семьи, этот француз был в значительной степени воспитан подворотней и её брутальными порядками. Такой бэкграунд разительно отличал Селина от большинства тогдашних авторов, потомственных аристократов и интеллигентов. В отличии от них, он был способен написать о жизни низших слоёв общества не с позиции «сверху вниз», а буквально «изнутри», честно и достоверно.

Пришедшего в литературу уже в зрелом возрасте Селина считают одним из последних представителей «потерянного поколения» писателей, которое заявило о себе ещё в 20-е годы (подробнее о них - в материале про это десятилетие). Фицджеральд, Ремарк, Хемингуэй и другие талантливые парни, травмированные Первой мировой, осознавали полученный опыт прежде всего в гуманистическом ключе, пытаясь нащупать в мире действительно важные ценности. Увы, бывает и по-другому: Селина война сделала законченным циником и мизантропом, презирающим буквально всё, что дорого обычным людям. Не удивительно, что к нацизму, самой бесчеловечной идеологии, писатель относился как минимум с пониманием…

Нам же, читателям, понимать и одобрять этого месье вовсе не обязательно. Но нельзя не отметить тот факт, что Селину удалось создать один из самых впечатляющих гидов по распаду личности, позволяющий взглянуть на мир глазами несчастного и потерянного для общества индивида.

Если бы у меня стояла цель описать «Путешествие» ровно одним словом, то этим словом непременно была бы «грязь». В значительной мере автобиографичный роман во всей «красе» описывает физические и моральные нечистоты, в которых барахтаются персонажи, в том числе главный герой (от лица которого ведётся повествование). А образы и события тут гармонично дополняются литературным стилем.

В отличии от большинства своих утончённых коллег по цеху, Селин стремился писать максимально приземлённо, отражая речь и внутренний мир простых людей. Он одним из первых начал использовать в тексте матерные, а что ещё важнее - сленговые, непонятные для светской публики выражения. Маргинальные элементы в литературе наконец заговорили своим голосами, а не голосами светских ресторанов.

Селин постоянно перескакивает с мысли на мысль, с одного временного отрезка на другой, неряшливо, как бы лениво, без каких-либо пояснений. Его стиль сбивчивый, прерывистый, с бесконечными троеточиями и восклицательными знаками. Вне диалогов текст построен так, будто автора вообще не волнует понимании со стороны других людей - прямо как нас не заботит, поймёт ли кто-то наш внутренний голос. Игры с хронологией и поток сознания были вполне актуальными трендами литературы тех лет. Но в отличии романов Пруста или Фолкнера, в «Путешествии» это ощущается не продуманной литературной техникой, а чуть ли не жизненным кредо писателя.

Нельзя сказать, что Фердинан Бардамю (читай, сам автор) уходил на фронт радушным и сострадательным парнем. Тем не менее, у него были определённые принципы: он верил в государство как общность готовых стоять плечом к плечу граждан. Война показала, чего на самом деле стоит эта общность. Бардамю увидел трусость, безразличие и лицемерие вроде бы уважаемых людей, которые за маской сочувствия к солдатам скрывают желание поскорее от них избавиться. Всё происходящее вокруг убеждало его в том, что человек - человеку волк, и относиться к людям нужно не иначе как к животным. И вот уже сам Бардамю цинично насмехается над тяжело раненым командиром. Из кокона войны вылезла уродливая бабочка мизантропа, не способная на высокие устремления.

Тема осознания собственного животного начала является в романе одной из центральных. Именно через путешествия на «край ночи», в самое жерло первобытной дикости и обратно к «цивилизации» Бардамю окончательно смиряется с истинной природой человека, с его (своей) врождённой жестокостью. Герой симулирует болезни, спит с женщинами своих друзей и нанимателей, незаметно грабит последних, меняет страны и места работы - он встраивается в общество и мимикрирует под «нормального» его члена ради личной выгоды, но на самом деле не считает себя его частью. Весь мир для него населён грязными и глупыми существами, не заслуживающими ни сострадания, ни уважения. Разве что к детям Бардамю относится иначе. Рудимент морали из довоенной жизни ? В отношениях со взрослыми герой если и задаётся этическими вопросами, то довольно быстро находит подходящие ему ответы.

Леон Робинзон - единственная родственная душа Бардамю. Этот персонаж играет в романе колоссальную роль и во многом именно через него раскрывается заложенная Селином идея. Но любой предметный разговор про Робинзона - территория спойлера, мне не хочется таким образом портить впечатление от «Путешествия». Упомяну, пожалуй, лишь тот факт, что автор одной очень известной книги, получившей ещё более известную экранизацию, несомненно вдохновлялся именно аркой Робинзона.

«Путешествие на край ночи» - это, в сущности, история трагическая. Трагедия же Селина заключалась в том, что в мире, пережившем две Мировые война, не осталось тех ценностей и свобод (в частности, свободы ненавидеть), с которыми писатель неразрывно себя отождествлял. Его обвиняли в антисемитизме - будто бы евреи были единственными, кого он не любил ! На самом деле Селин, конечно, не любил никого, в том числе самого себя.

Пресловутая культура отмены и толерантность - явления вовсе не новые. Ещё в середине прошлого века Селина поражало, насколько быстро общество «переобулось» и перестало терпеть людей с его взглядами на жизнь. Желчность и цинизм, прежде считавшиеся пусть и не хорошими, но допустимыми качествами, вдруг стали абсолютно неприличными, а никаким другим писатель быть не умел. Селин доживал свои дни во французской глубинке, отвергнутый почти всеми людьми из мира литературы. Однако были и те, кто нашёл в его книгах нечто большее, чем ненависть. В том числе на творчестве Селина выросло новое, «разбитое» поколение западной творческой интеллигенции. Впрочем, это уже тема для другого материала.

Что ещё прочитать у автора: если «Путешествие» показалось вам недостаточно аморальным, рекомендую попробовать «Смерть в кредит» - в процессе чтения этой книги у вас непременно возникнет желание помыться (с мыслями вроде «нет, ну это уже чересчур»).

Несмотря на то, что этот человек соседствует в моём материале с предыдущим исключительно волей случая, соседство это довольство любопытно. Сартра легко воспринимать как своеобразного антипода Селина со стороны условного «света». Он был интеллигентным гуманистом-леваком, любил моду и внимание (хоть сам это и отрицал жестами вроде отказа от Нобелевки), пользовался огромным авторитетом как среди бунтующей молодёжи, так и в литературном сообществе. Но было у Сартра и кое-что общее со своим соотечественником: стремление к истинной индивидуальной свободе. Просто понимал он её совершенно иначе.

Сартр являлся представителем и одним из главных популяризатором такого философского направления, как экзистенциализм. Никакие моральные категории и нормы поведения, существующие в обществе, не имеют для экзистенциалистов определяющего значения, поскольку все они искусственны. Сартр считал, что человек самостоятельно наделяет жизнь смыслом в изначально бессмысленном мире и ни на кого не должен перекладывать ответственность за самого себя. А в условиях растущего влияния на людей со стороны общества (буржуазного, фашистского, коммунистического) оставаться верным своим идеалам становилось всё сложнее.

Будучи атеистом, Сартр не верил в божественное вмешательство, равно как не верил и в существование Рая или Ада - после смерти он ожидал столкнуться с Ничем. Ощущению тленности бытия и экзистенциального трепета перед Ничем, а также попыткам найти смысл самого существования посвящён первый и, пожалуй, важнейший роман писателя.

Сложно сказать, кем Сартр был в большей степени - писателем или философом. Его карьера всегда находилась на стыке этих видов человеческой деятельности, а художественные произведения были целиком подчинены задаче выразить прежде всего интеллектуальное содержание. Вот и в «Тошноте» главными героями являются не столько персонажи, сколько идеи и состояния, а сюжет на протяжении без малого трёхсот страниц почти не развивается, служа платформой для большого авторского высказывания. Тем не менее, внутренний мир Антуана Рокантена (и, соответственно, самого Сартра) достаточно интересен, чтобы удерживать внимание часами напролёт. И что ещё важней, детали этого мира наверняка окажутся близкими большинству читателей, несмотря на разницу в социальном положении с автором и персонажем.

Рокантен живёт один, получает приличную ренту за сдаваемую недвижимость, не имеет потребности в работе и потому практически избавлен от необходимости контактировать с людьми. Когда-то он встречался с актрисой по имени Анни, стремящейся жить сегодняшним днём, «в моменте» - а в месте с ней к тому же стремился и герой. Сейчас же Рокантен, выключенный из социума, воспринимает время как ёмкую субстанцию, в которой вязнет окружающая реальность. Глядя на события, происходящие в настоящем, герой понимает, что ничего, кроме текущего времени нет и быть не может: прошлое давно исчезло, а будущее - бессмысленно, потому что в нём не произойдёт ничего важного. Поэтому он и погружался в исторические хроники, примеряя на себя образ маркиза: мужчине хотелось чувствовать себя важным, принадлежать чему-то большему, чем он сам.

Но любовь, творчество, всё то, что переполняло Рокантена в прошлые годы, теперь оказывается для него пустым. Бессмысленность жизни заставляет его фактически отождествлять себя с неодушевлёнными предметами. С каждой новой записью герой всё глубже проникает в суть вещей и понимает, что они по сути ничем не отличаются друг от друга: красная скамейка трамвая вполне может быть издохшим ослом, а его рука - шевелящим лапками крабом. Моменты такого осознания Рокантен и называет Тошнотой.

В глубине души Рокантен сохраняет стремление к социальной жизни. Когда герою предоставляется возможность спустя много лет встретиться с Анни, его Тошнота на время отступает. Но прекрасный и трогательный образ из прошлого уничтожается реальным миром: девушка сильно располнела, в её глазах потухла былая искра, она воспринимает себя ходячим трупом и давно пришла к выводу, что в жизни нет достойных внимания мгновений. Анни выглядит родственной душой Рокантена. Но тот факт, что девушку тоже не обошли стороной губительные свойства существования, заставляет его почувствовать Тошноту с новой силой.

Не получается у героя сблизиться и с Самоучкой - канцелярским служащим из библиотеки, который годами напролёт штудирует книги и стремится обогатиться всеми доступными знаниями. Парень восхищается образованностью Рокантена, но, будучи убеждённым леваком, пытается привлечь его на гуманистическую сторону. Историку же любые мысли о служении обществу кажутся нелепыми и лицемерными. В какой-то момент он, в порыве раздражения, даже решает заколоть Самоучку и передумывает вовсе не из соображений закона или морали, а в результате осознания бессмысленности этого и любого другого действия. По этой же причине Рокантена не накладывает руки на самого себя.

Впрочем, в мире всё-таки остаётся нечто, способное заставить Рокантена почувствовать себя живым. Это музыка, а точнее конкретная композиция, которую он часто слышит в кафе. Песня кажется ему совершенством, он испытывает нежность к её автору и исполнительнице. Рокантен понимает: чтобы наполнить свою жизнь смыслом, он тоже должен создать нечто прекрасное и вдохновляющее, приблизить самого себя к гармонии, которой ему так не хватает. Но способен ли на это душный исторический трактат ? «Глаголом жечь сердца людей» эффективнее в художественной литературе, и именно она может стать оправданием жизни Антуана Рокантена.

«Ад - это другие» - написал Сартр в своей трагифарсовой пьесе «За закрытыми дверьми», вышедшей спустя 6 лет после «Тошноты». На самом деле, эта фраза совсем не соответствует мировоззрению автора. Настоящая преисподняя, согласно его философии, это буквально мы сами: наши страхи, наш мысли, наше одиночество. И каким бы эгоистичным ни был человек, каким бы сильным ни был его характер, без возможности взаимодействовать с обществом он неполноценен. И этим стремлением людей к вниманию, любви и «братскому плечу» регулярно пользовались различные политические силы…

Сартра вряд ли можно назвать выдающимся писателем - к примеру, его соотечественник Камю выражал экзистенциализм в прозе куда как интереснее. Но этот человек обладал какой-то удивительной, трогательной откровенностью мысли, будучи очевидно неглупым взрослым мужчиной умудрялся сочетать свою эрудицию с почти подростковыми внутренним бунтом против неправильного мира. Неудивительно, что в 1968 году пожилой к тому моменту Сартр стал одним из символов крупнейших студенческих протестов в истории Франции, а его творчество и биография вдохновляет миллионы юных социалистов и по сей день.

Что ещё прочитать у автора: «Слова» - позднее произведение Сартра, посвященное его детству, мечтам о писательской карьере, а также особенностям жизни во Франции начала ХХ века. Неожиданно мало философии, неожиданно много (само)иронии и атмосферы.

В первой половине XX века западная литература была охвачена левыми настроениями. Каждый второй именитый писатель был если не коммунистом, то во всяком случае социалистом, всячески поддерживая профсоюзы, движения за равноправие и борьбу против экономического расслоения. Вот и США, казалось бы оплот старого-доброго капитализма, не обошла эта тенденция: Лондон, Драйзер, Хемингуэй - все они были в той или иной степени «красными». Особняком среди них стоял Джон Стейнбек, который, по мнению многих, являлся в то время главным рупором левой повестки в литературном мире и автором чуть ли не боевых пропагандистских агиток. На самом же деле этот писатель был сделан из совершенно другого теста.

Главным врагом Стейнбека и его героев была вовсе не капиталистическая система, а такие вечные пороки общества, как безразличие и эгоизм. В тяжёлые времена для американской экономики, когда всё больше людей предпочитало жить по принципу «человек человеку волк», писатель последовательно отстаивал идеи солидарности и взаимовыручки - не столько в политическом, сколько в бытовом смысле. Стейнбек свято верил в то, что порядочные люди, объединяясь, способны делать свою жизнь лучше и преодолевать все свалившиеся на них невзгоды, верил в свободу воли и решимость людей, да и в целом верил в Человека.

Такие ценности вполне соответствуют и традиционной протестантской морали, и заветам отцов-основателей, и даже пресловутой «американской мечте» - той самой нематериальной почве, на которой к ХХ веку и выросло величие США. Поэтому главный роман Стейнбека, несмотря на тяготы жизни его персонажей, является вовсе не марксистским или просоветским, а очень даже патриотичным текстом (понятным, тем не менее, читателям по всему земному шару).

Действие романа происходит в начале 30-х, в самый разгар «Великой депрессии». Экономисты до сих пор не пришли к единому мнению на счёт того, что же послужило первопричиной крупнейшего в мировой истории биржевого, а затем и банковского кризиса. Многие заставшие Депрессию американцы воспринимали её как наказание за безрассудную и алчную жизнь в ревущие 20-е, за бесконечную погоню за быстрой выгодой (в том числе на бирже).

Почти библейской интерпретации способствовал и тот факт, что беда не пришла одна: по центральным штатам прошла серия катастрофических пыльных бурь, которые уничтожали посевы и портили здоровье фермерам («Пыльный котёл»).

Масло в огонь подливала и типичная для тех лет форма аренды земли - издольщина, при которой арендатор расплачивается с собственником частью собранного урожая. А так как расплачиваться фермерам было нечем, земледельцы (тоже, надо сказать, не жировавшие) выгоняли их на улицу.

Без куска хлеба и крыши над головой, люди со своими семьями были вынуждены уезжать в гувервилли - небольшие поселения, состоявшие из палаток и лачуг, которые правительство строило для нищих американцев. Поиски Джоудами места с человеческими условиями и составляют основу сюжета книги. Во многом именно их вынужденное путешествие по шоссе 66 из Оклахомы в Калифорнию заложило канон роуд-трипа в литературе и кино.

Том Джоуд - хороший парень, возможно даже слишком: иногда обострённое чувство справедливости и желание поступать, как подсказывает сердце, играет с ним злую шутку. В книге не упоминается, как и за что он убил человека в пьяной драке. Но нетрудно догадаться, что Том стал свидетелем подлости, от которой не смог стоять в стороне. За годы заключения он искупил свои грехи, а теперь мечтает о покое и мимолётном глотке свободы. Но парень вновь вынужден столкнуться с несправедливостью, а значит и с новыми вызовами своему человеческому достоинству. Таким образом Стейнбек напоминает, что физическая свобода не более ценна, чем внутренняя. А порой первой даже приходится жертвовать ради второй.

Но главной движущей силой романа является не Том, а вся его родня, насчитывающая в начале пути ровно дюжину человек (прям как апостолов). По мере продвижения на Запад, напоминающего мучительную дорогу в Преисподнюю, измотанное с самого начала семейство постепенно, но неумолимо редеет. Кто-то умирает, кто-то ступает на свой собственный путь, исключающий каких бы то ни было попутчиков.

Единственный компаньон Джоудов - бывший проповедник Кейси, потерявший веру. На фоне других персонажей он выделяется размышлениями о добре и зле, предназначении человека и причине его страданий. Кейси сомневается и своем праве поучать людей, и в справедливости самой религии, но, сам того не подозревая, начинает влиять на жизненные ориентиры Джоудов, учит их гуманизму и необходимости держаться вместе. Стейнбек констатирует, что разница между христианскими и светскими, общечеловеческими ценностями не такая уж и большая.

Конечно, при разговоре об этом романе нельзя не упомянуть его остросоциальный пафос. Стейнбек обличает беспринципность людей - прежде всего, разумеется, власть имущих и контролирующих ресурсы. Он видел Америку местом, где правит не какой-то злой диктатор или партия, а бездушный эгоизм, позволяющий не замечать того, что за прибылью скрываются умирающие от голода дети, задыхающиеся от тоски по дому старики и спящие на холодной земле женщины, в чреве которых ютится якобы святая жизнь. Говорят, что деньги не пахнут, но деньги, заработанные подобным образом, по Стейнбеку пахнут гниющей плотью.

Вместе с тем, «Гроздья гнева» отнюдь не исчерпывается дихотомией «хорошие работяги - плохие капиталисты». Простой калифорнийский люд, которому повезло чуточку больше переселенцев, тоже относится к ним пренебрежительно. Коренные жители видят в таких, как Джоуды захватчиков, претендующих на их рабочие места и не горят желанием помогать попавшим в беду соотечественникам. Более того, многие недовольны ими до такой степени, что поджигают гувервилли и избивают их измученных постояльцев.

Разумеется, такое скотское отношение не может не породить сопротивление среди достойных и смелых людей. Это сопротивление не против политической системы, а против человеческих пороков, которые её питают. И пусть в борьбе этой будет много павших, и пусть победа добра кажется почти недостижимой, хорошие люди должны держать вместе и помогать друг другу, стоять грудью за ближнего (вы надолго запомните образ в концовке книги). И когда-нибудь получится построить такое общество, где, следуя заветам проповедника, все люди будут составлять одну великую душу. Главное, чтобы не получилось как у Платонова…

«Гроздья гнева» обернулись для автора колоссальным финансовым успехом и главной литературной премией США. Разумеется, было много и недовольных: представители крупного капитала называли её ложью и «коммунистической пропагандой», Ассоциации калифорнийских фермеров не понравилось изображение местных жителей жестокими мигрантофобами, книгу запрещали к использованию во многих публичных библиотеках (якобы из-за вульгарных слов), а сам Стейнбек после её публикации стал находиться под надзором ФБР.

Писатель, конечно, был готов к подобной обструкции. Он осознавал, что горькая правда может оказаться по вкусу далеко не всем. Но понимал Стейнбек и то, что общество, зарывающее голову в песок от своих проблем, обречено на деградацию, а настоящий патриот всегда будет желать своей Родине перемен к лучшему. Справедливости ради, патриотов в истории искусства всегда было немало.

Что ещё стоит прочитать у автора: «О мышах и людях» - душераздирающая и метафоричная повесть о терпящих унижения наивных людях, которые не осознают собственную силу. Одно из любимых произведений Алексея Балабанова.

————————————————————————

#30е_табакерка

#книжная_табакерка

P.S.: Если появится желание поощрить мой контент материально, можете воспользоваться Бусти. Благодарю всех за поддержку !