«Бегущий по лезвию»: перевод рассказа Хэмптона Фанчера The Shape of the Final Dog

Один из альтернативных прологов к первому «Бегущему» впоследствии стал основой для художественного рассказа, написанного сценаристом фильма Хэмптоном Фанчером. Сердцевина истории с некоторыми изменениями была использована уже в сиквеле ленты. Для большего погружения прикладываю к тексту оригинальные раскадровки Шермана Любби и некоторые концепты.

Кипящий суп из пролога «Бегущего по лезвию 2049» – это прямая дань уважения наследию Ридли Скотта и Хэмптона Фанчеру, воплощение их давней совместной задумки. «Мы придумали Саппера Мортона и сцену на ферме для первого "Бегущего", – объясняет Ридли Скотт. – К нему прилетает наш герой, чтобы провести тест. Перед нами ветхая ферма по типу "Гроздей гнева" посреди огромной равнины с одиноким мёртвым деревом».

Хэмптон Фанчер вспоминает точную последовательность событий, когда они создавали мир «Бегущего по лезвию» в 1980 году: «Однажды днём Ридли сказал: "Как ты думаешь, чем занимался Декард, прежде чем делать то, что он делает в этом фильме?". Я ответил: "Что ты имеешь в виду? Например, был ли он водопроводчиком или что-то в этом роде?". Ридли сказал: "Нет, нет, он занимался ликвидацией репликантов. Но каких именно? Должно быть, это Nexus версии 6, 5 или 4. Как они выглядели?". "Наверняка у них были стальные головы", – подумал я. И тут же Ридли произнёс: "Я вижу суп, кипящий на плите". Я сказал: "Больше ни слова. До завтра". Я написал сцену и наблюдал, как Ридли её читает. Тогда я понял, что попал в самое яблочко».

Сцена с Саппером Мортоном была вступлением к оригинальному фильму, но Ридли Скотт посчитал, что она не увязывается с остальной сюжетной линией. «Идея возникла случайно», – вспоминает Фанчер, который на основе этого эпизода написал короткий рассказ под названием The Shape of the Final Dog. В 2011 году он получил неожиданный звонок от Ридли Скотта. Режиссёр спросил Фанчера: «Есть ли у тебя идеи для сиквела?». И сценарист ответил: «Как ни странно, есть». «Это была случайность, потому что в тот же час я закончил новый рассказ, – говорит Фанчер. – Я прочёл ему первый абзац, после чего Ридли спросил: "Ты можешь прилететь в Лондон?". С этого момента всё и завертелось».

Автор: Хэмптон Фанчер. Перевод: Илья Светлов. Корректор: Мария Куликова. Спонсор перевода, оформление и доп. редактура: Дмитрий Попов (Elexis)

У Карда был неплохой интеллект для его функциональных обязанностей, но некоторые слова он не мог воспроизвести, хотя отлично слышал их. Вот, например, слово «завтрак» — он не мог связать воедино звук с понятием, да это и не нужно было, поскольку он никогда не ел по утрам. Тихий голос и приятный взгляд — Кард спокойно переносил боль, слыл довольно услужливым, но и у него был свой предел. Его небольшие красивые уши настолько тонко реагировали на громкие звуки, что он мог потерять душевное равновесие и выйти из себя.

Он знал три анекдота, но ему ни разу не выпадало случая рассказать хоть один. Эти анекдоты были заложены у него в руководстве по тактической работе. Первый — о собаке, которая делала что-то смешное с хвостом. Второй был о греке, которому орёл уронил черепаху на голову. Потом ещё что-то про лягушачьи лапки на сковородке. Четвёртая хохма была про карлика. Он держал в своём выдвижном ящике человечков, сделанных из смолы, и целовал их каждую ночь перед сном. Карду этот анекдот нравился, но он ещё не мог повторить его до конца. Зато в технических вещах и генной инженерии он отлично разбирался.

Кард сидел в приёмной инспектора Куинна. Где-то послышался шум, но что это было — Кард не понял. Он знал, как пройти через запертые двери кабинета, и для него не составило труда это сделать. В пустой комнате стояло кресло, а перед ним висел восемнадцатидюймовый динамик. Сверху на него смотрела утка с фотографии, и каждые десять секунд раздавалось кряканье. Некоторое время он слушал, а потом повернулся, чтобы посмотреть, кто стоит позади него.

– Это запретная зона, — произнёс Куинн, — но я горжусь, что ты смог сюда пробраться.

Куинн сказал Карду, что тот может послушать утку ещё двадцать минут, а затем должен спуститься в его кабинет, чтобы получить инструкции, да и побеседовать, если будет время. Вообще Куинн слыл неприятным человеком, но Кард был его слабостью — как-никак любимый следопыт.

Кард считался компетентным, но ещё не очень целеустремлённым. Впрочем, это придёт со временем. Кроме того, у него была кривая улыбка, что предполагало некоторую сердечность, хотя причина этой кривизны — обычный тик.

Активаторы зигот и клетки были явно не в ладах, отчего Карду время от времени требовалось наблюдение. Он был совершенно пуст, и всё, что значило для него, — это была работа, да и то он не был уверен, что она у него есть. «Неуверенность, — говорил Куинн, — основа твоих бед. Жизнь есть безжалостная гонка любви с завистью». Кард не понимал, что значат эти слова. Чувство недоумения отсутствовало у него напрочь. Как и друзья. Впрочем, у Куинна их тоже не было. Однако иногда Кард проявлял дружелюбие, за что Куинн в благодарность пожимал ему руку.

«Если дело, которому ты служишь, не будет стоить тебя, значит, ты занимаешься не той работой», — говорил Куинн. Эти слова имели смысл. И ещё: «Выживание сильнейших означает гибель неудачников». «Смерть “дуба” спасёт тебя от той же участи».

«Помни это», — говорил Куинн.

И Кард помнил эти слова.

Он был почти уверен, что нет никакой разницы в том, где заканчивается один человек и начинается другой. Разум его был что две металлические рейки вдоль тюремной кровати.

«Сдавайтесь, стальноголовые!» — этот призыв не работал. Они были упрямы и скорее спрятались бы или умерли, чем позволили себя разобрать. В данном случае «дубом» (служебный арготизм, обозначавший дубликанта, «стальноголового») был рядовой первого класса Саппер Мортон, дезертир. Его обнаружили, когда он работал на картофельном поле к юго-западу от Виннипега.

Инспектор Куинн сел за стол и принялся поглощать свой обед, состоявший из риса и искусственных улиток. Орудуя китайскими палочками, он заметил:

– Приходится есть эту дрянь, пока новый желудок не наладится.

Затем он стал разъяснять детали задания: ему надо было убедиться, что Кард усвоил всё до последнего. Сержант Королевской конной полиции Падающий Конь должен будет встретить Карда на границе и доставить на место.

Кард собрался было домой, чтобы приготовиться к заданию, но Куинн задержал его ненадолго — для беседы. Этого прямо требовало «Руководство». Смысл таких разговоров заключался в анализе уже совершенных ошибок: нужно научиться избегать их в будущем. Например, как в случае со стариком и змеёй.

– Помнишь деревянный дом, засыпанный песком по самые окна?

Кард вспомнил.

– А старика, который там жил?

Кард вспомнил и старика. Тот давно жил один.

– У него на стене была фотография собаки. Что было под ней?

Кард вспомнил семифутовую гремучую змею в садке и поломанное пианино рядом. Он не знал, умел ли старик играть.

Стальноголовые иногда предлагали ему поесть. Кард жевал для виду, если только его не потчевали супом — тогда выходило совсем не то. Но на этот раз старик ничего ему не предложил.

И ни один из «дубов» не держал у себя дома змей.

– Что? Вот, смотри! — крикнул ему старик и сунул руку в клеть к змее. Та извивалась, шипела, трясла своей погремушкой, а потом цапнула деда. Старик отдёрнул руку, застонал и замертво повалился на пол.

Впрочем, Кард редко допускал ошибки. Их количество входило в пределы допустимой погрешности. К тому же он был прилежным слушателем и на лету схватывал идеи Куинна. Как-то на общем сборе отряда Куинн приобнял его за плечи и сказал: «Мой мальчик!» Этот эпизод навеки отпечатался у Карда в памяти.

– Ты какое-то время смотрел на змею, а потом ушёл, — сказал Куинн.

– Я был уверен, что змея не может убить стальноголового.

– Так, значит, этот дед оказался обычным стариком, и ты не рассказал мне об этом? О чём ещё ты мне не сообщил?

Куинн ждал, но Кард ничего не говорил.

– Ну а как насчёт юной слепой леди, которой ты пытался продать хомяка? Она сказала, что боится прикасаться к нему, и попросила описать его. Ты сказал, что хомяка зовут Чанкс и у него короткий хвост. И он не кусается. «Давай, ты ему нравишься», —предложил ты.

Действительно?

Ты думал, что заставил её поверить тебе. «Он чистый, — сказал ты. — Спит себе весь день и ночью ведёт себя тихо. Любит прятаться. Коробка идёт вместе с хомяком. Прикоснись к нему, не бойся».

«Мягкое животное трудно найти», — сказала она. А затем тонким пальцем коснулась его. Проскочила искра. Незрячая девушка вздрогнула, ты схватился за оружие... «Фермиум-6», я полагаю, но даже будучи слепой, она едва не опередила тебя.

Примерно так Кард и указал в отчёте. Хороший получился отчёт. Он ничего не скрыл.

Кард никогда не рассказывал Куинну о Ши. В этом не было смысла, так как Куинн и так всё знал, но Карду нужно было уступить и дать возможность иметь один секрет. И Куинн не настаивал.

Они вернулись к теме.

Информация о Саппере Мортоне поступила на Юг от человека по имени Хиндж. Карду надлежит завтра отправиться на Север, чтобы выполнить миссию. В этом, собственно, и состояла беседа.

Собственно говоря, следующим шагом должны были стать гибридные модели стальноголовых. Но, прежде чем составные части новой модели смогут достичь полного взаимодействия, старые модели должны быть уничтожены.

Это не было такой уж большой проблемой. Проблемой были те, кто не желал уничтожаться и пытался скрыться. Если мертвец оставался «красавчиком», значит, вы убили кого надо. «Красавчик» — ещё одно сленговое словечко Отдела, обозначавшее неразлагающийся труп. Кард никогда не спрашивал, почему именно «красавчик».

Дома Карду приснилось, что он нашёл в земле серебряный собачий свисток. Земля была твёрдой и белой, как снег. Он изо всех сил дунул в свисток, но звука не последовало.

Когда Кард не мог уснуть, он рассматривал себя в зеркало. Или выходил гулять. Однажды за ним увязался какой-то человек, он лапал его и что-то орал. Кард сильно, почти до смерти, избил мужчину, но облегчения не получил. Облегчение ему приносило общение с Куинном. И с Ши.

Ши была самой красивой из всех, кого он когда-либо видел. Однако Кард не был уверен, что она действительно существовала. Он мог чувствовать её присутствие, мог слышать. Он мог сказать ей, что ему особо не о чем разговаривать, и от этого ему становилось хорошо. Ши была тайной, секретом его комфорта. Но в последнее время так происходило всё реже. Что-то менялось.

«Пока не узнаешь, не найдёшь», — как-то сказала Ши. Иногда она говорила ему, что будет дальше. И подчас так и случалось. Как пролёт кирпича сквозь оконное стекло самого себя... Что-то менялось.

К нему приходили мысли, которые он не мог осознать. Даже те, что приходили раньше. Например, про одежду. Не то чтобы она не нравилась, ему просто было всё равно. Время от времени ему предлагали подумать о своей внешности, купить новый костюм или почистить старый. Но зачем? Его потребности были очень скромны. Ши старалась помочь, и какая-то часть его испытывала искушение сказать ей, что она — либо продукт материнства, либо просто «продукт». Но вместо этого он назвал её женщиной. Как он мог знать наверняка?

«Ты сделана из одного. Я cотворён из многих вещей».

Он мог бы сказать ей, что знает, как она выглядит.

Он мог бы показать ей, как она выглядит в его воображении.

Ши могла бы рассказывать ему истории о нём и вдохновлять на мысли о том, как всё могло бы быть. Для этого следовало представить её по-настоящему, но это стало причинять боль, и он больше не хотел таким заниматься. Кард менялся.

Куинн знал о его метаниях, и до сих пор всё было хорошо. Карда много проверяли, и каждый раз он успешно проходил тесты. Но впереди маячил следующий тест, и Кард терял уверенность в себе.

«Если мертвец выглядит "красавчиком", значит, вы убили кого надо».

На нижней стороне его бицепса был вытатуирован номер. Кард нашёл его, но цифры так много могли означать, что он попросту терялся в догадках. Тогда Кард отправился с этим вопросом к Куинну, и тот велел ему снять рубашку. «Это год смерти Александра Македонского, — сказал Куинн, — но смысл тут в другом». Он объяснил, что цифры 323 означают ген семейства Homo Sapiens. Белковый код с двумя доменами связывания фосфотирозина, которые функционируют в соответствии с сигнальной трансдукцией. Затем он рассмеялся и велел Карду снова надеть рубашку.

Кард упаковал свой «Оценщик» и короткоствольный «Фермиум». Оценщик весил чуть больше фунта, имел шесть циферблатов, экран и контактор. Прибор помещался в портфель, словно улитка в раковину. Кроме него, оружия и инструкции у Карда больше ничего не было. Сначала оценка, потом следует ликвидация.

Он двинулся на арендованном автомобиле по шоссе 52 до Дагуэя, Северная Дакота, что недалеко от канадской границы. Карду и раньше приходилось выслеживать стальноголовых во всякой глуши, но так далеко на Север его ещё не заносило. И это было новым ощущением для него.

С заходом солнца всё перекрывалось, поэтому Кард провёл ночь в машине. Простые предметы расплывались и таяли, и сидеть на одном месте было легко. Как только рассвело, поехал дальше.

Он нашел Хинджа в санатории «Эгнью». Санаторий оказался не самым подходящим местом для переговоров — там было грязно и холодно, поэтому Кард взял дневной пропуск и пригласил Хинджа пообедать.

Хиндж был голландцем по происхождению, в столовой он изобразил на салфетке вид с воздуха на длинное изрытое поле, трактор и убогую лачугу. Он неплохо рисовал. Кард положил рисунок в карман. Тут пришла дочь Хинджа Дорис, толстая и голодная.

Она рассказала Карду историю с мангалом. На её шестнадцатилетие Хиндж устроил пикник и, жаря рыбу, поджёг сам себя. Всё это напоминало старый, давно отрепетированный номер отца и дочери: они оба, ухмыляясь, ждали, когда Кард задаст следующий вопрос.

– Ну, и кто же его потушил? — спросил Кард. — Кто тебя потушил?

– Да никто! — воскликнул Хиндж. — Дорис и её мать никак не могли отсмеяться!

Тут Хиндж расхохотался громче своей дочери и задрал рубашку, чтобы показать оставшиеся шрамы.

Когда они покончили с обедом, Дорис отправилась куда-то за покупками, а Кард проводил Хинджа обратно в «Эгнью».

Кард пересёк канадскую границу, чтобы найти в Северо-Западном отделе конной полиции сержанта Падающего Коня. Ему показали какие-то бумаги: не имело смысла их подписывать, поскольку все формальности были уже улажены. Кард отдал сержанту салфетку с рисунком Хинджа, затем они сели в машину и отправились на задание.

Падающий Конь был облачён в синий мундир, но шляпу надевать не стал. Волосы его были черны как смоль. Сержант был довольно крупным мужчиной, однако его сапоги выглядели совсем детскими. Кард заметил, что из-под водительского сиденья выглядывала бутылка малиновой водки.

Кард думал, что индейцы по своей натуре молчуны, но Падающий Конь говорил без остановки. Его внимания не избежали даже деревья, что росли по пути их следования.

– Каждое из этих деревьев, — выкрикивал сержант, — стоит двести долларов! Когда вы видите много деревьев, то значит, в этом месте должно быть много воды. Некоторые говорят, что это чушь собачья, никакой, мол, воды тут нет и в помине на многие мили вокруг! Но они ни черта не правы! О, видишь вон тех сучек на дороге?

Кард никого не видел.

– Да там их целая свора! Бегут вместе.

– Вы имеете в виду девушек?

– Да нет же! Собак. Самых настоящих собак.

Кард не поверил ему. Слова Падающего Коня не имели никакого смысла, он говорил просто ради того, чтобы говорить.

– Я восемнадцать месяцев был за границей. Но я толкую об этом только с теми людьми, кто сам там был. Вы были?

– Нет.

– Вот и они думают, что я лгу.

– А почему они решили, что вы лжёте?

– Да потому что это было ещё во время войны. Когда сюда из Торонто пришёл блюз, и я мог играть с лучшими из них даже на одной струне. Да, вот тут мне нужно тормознуть у магазина.

Они остановились. Кард остался в машине.

Через час они были уже в воздухе.

Ветер усилился, но Падающего Коня это вовсе не волновало; он знал своё дело, хотя никак не мог заставить работать обогреватель. Он спросил Карда, сможет ли тот принять управление — если что-нибудь произойдёт.

Падающий Конь, видимо, был шутником.

– А вдруг у меня случится сердечный приступ?

Кард умел управлять спиннером, но промолчал.

По мере того как они поднимались, голос турбины становился всё тоньше, и её пение сделалось похожим на звук мотоцикла. Стало холоднее. Время от времени Падающий Конь поглядывал на импровизированную карту, чтобы убедиться в верности их маршрута. Менее чем за час они достигли цели. Холодная, угрюмая, распаханная на многие мили вокруг и засаженная картофелем равнина.

Трактор внизу нырял среди грядок. Когда спиннер был в двенадцати футах от земли, откуда ни возьмись появилась небольшая чёрная собака, которая сразу же бросилась в погоню.

Спиннер завис и в следующий момент мягко опустился на землю, окунувшись в клубы пыли. Передняя нога у собаки не сгибалась и была прямой, как палка. Пёс тявкал и щёлкал зубами, но держался на расстоянии, носясь вокруг спиннера.

Открылся люк, и Кард выбрался наружу.

– Десять лет тому назад вся эта местность была лесом. Но люди не могли есть деревья, и теперь здесь растёт только картошка, — объяснил ему Падающий Конь.

Кард велел ему оставаться в спиннере и следить за вещами, а сам ушёл. Индеец допил остатки водки и немедленно заснул.

По пути в хижину Кард замедлил шаг, чтобы рассмотреть собаку. Пёс был остроухим и бдительным. Несколько секунд он смотрел в ответ, а затем отвернулся, уселся на пыльную землю и вперился взглядом в расстилавшиеся поля. Кард ждал, когда пёс обернётся на него, но тот сидел неподвижно.

Они находились в шестидесяти семи километрах от Акутана на южных склонах Лаврентийского щита. Инспектор Куинн очень хотел знать, как Саппер Мортон умудрился попасть сюда.

«В пределах единственной картофелины есть реки и горы».

Те из стальноголовых, которых можно было привести в чувство, совершенно безобидны, но всё же для общественного блага их нельзя было предоставлять самим себе. По отдельности они не поддерживали связь друг с другом и разбредались кто куда, прятались.

Всё, что было нужно Карду, — это челюсть Саппера. В этом и заключалась его работа. Ещё он мог взять с собой собаку, если бы захотел. В спиннере для неё найдётся место. Уже темнело, но и в слабом свете Кард отлично видел, как трактор поднимается и опускается среди борозд, как одна из его фар пронзает пыль, мельтешащую в воздухе. Водитель был в очках и пылезащитной маске, но Кард знал, кто это.

В дом вело крыльцо с заднего двора. Он открыл дверь, вошёл. Комната, окно, обитые старыми газетами стены. Стол, кровать, стул.

Рядом с кучкой картофельных очистков на плите булькала кастрюля. Кард достал из портфеля «Оценщик» с шестью циферблатами, экраном и контакторами.

Пианино. Всегда пианино. Поцарапанные, сколотые пожелтевшие клавиши. Стальноголовый способен поднять такое одним махом. И пианино было здесь только потому, что лишь Саппер мог один дотащить его. А вот умел ли он играть? Но Кард ни разу не задавался этим вопросом.

Кроме того, на стене висела фотография. Кард уже видел такую. Эти фото — единственное, чем им оставалось гордиться. Они все служили в армии. Никто не мог только понять зачем. А те, кто остался в живых и стал хоть кем-то, всегда имели пианино. Однако Саппер был первым, у кого имелась собака. И у обоих были карие глаза.

Кард не мог оторвать взгляда от фортепьянных клавиш. Он сам никогда не играл, он даже не мог воспроизвести ни единой ноты. Раздались тяжёлые шаги. Кард увидел, как тракторист проследовал мимо окна. Когда тот вошёл, половицы со скрипом прогнулись под его весом.

Саппер был высок и крепок, кожа его имела нездоровый оттенок, и вся была покрыта прыщами. Над выступавшими скулами — запавшие глаза. Он прикрыл за собой дверь и повернулся в сторону Карда, но не прямо, а как-то боком.

Голос Карда звучал мягко и без удивления:

– Где ваша собака, мистер Мортон?

Саппер выглядел недоверчиво. Потребовалось несколько секунд, чтобы он вымолвил:

– На улице. Вы кто?

– Я из Канадской Картофельной Ассоциации, мистер Мортон.

Выпрямившись по стойке «смирно», Саппер провозгласил девиз ККА: «В пределах единственной картофелины есть реки и горы!»

Кард был впечатлён. Саппер либо хитрее, либо более развит, чем кажется.

Что ж, неплохо.

– У вашей собаки есть кличка?

– Нет.

– Вам объяснить, для чего я приехал?

– Да.

– Мне поручено провести опрос фермеров-арендаторов, чтобы выяснить, соответствуют ли выделенные площади участков темпам роста урожая.

Саппер отрешённо кивнул, а потом посмотрел на мигающий и бормочущий «Оценщик». Потом перевёл взгляд на кипящий в кастрюле суп.

– Что вы готовите? Пахнет вполне аппетитно.

Саппер нагнулся к горелке, поправил кастрюлю, а потом снова посмотрел на Карда глазами собачьими и грустными, и кажется, полными надежды.

– Хотите?

– Было бы неплохо. Спасибо.

Сапперу пришлось повозиться, чтобы найти миску. Кард следил, как тот наливает в неё похлёбку. Очень осторожно Саппер поставил миску на стол и положил ложку. В хижине был только один стул, и Саппер, став сбоку, ждал, когда Кард сядет.

– Прежде чем начну есть, Саппер, — сказал Кард, — я бы хотел, чтобы присели вы. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Вы присядете?

– Я уже пообедал.

– Но, прежде чем я поем, мне нужно, чтобы вы сели.

Саппер хотел что-то сказать, но осёкся. Его беспокоил «Оценщик».

– А я обязан это делать?

– Нет, не обязаны, но это займёт совсем немного времени. Вам всего-то нужно сесть и не двигаться. Вы можете это сделать?

Медленно, словно боясь, что под ним сломается стул, Саппер сел. Дубликанты изначально были в невыгодном положении, но никогда об этом не знали. Зато Карду было очень хорошо известно, и знание это буквально разрывало его на части, утомляло дух, однако каждый раз он заставлял себя концентрироваться на работе.

– Теперь, будьте любезны, руку на стол.

Саппер приподнял руку. Ногти на его коротких, сильных пальцах напоминали жжёную резину. Рука подрагивала над столешницей.

– Давайте, Саппер, всё хорошо, положите её на стол...

Но Саппер то ли не мог, то ли не хотел этого делать. Он поднял глаза на Карда, причём один глаз его задёргался, а в хриплом голосе зазвучала мольба:

– Полагаю, я уже проходил этот тест.

Кард предпочитал задавать вопросы по порядку: «Как вы сюда попали?», «Помогал ли вам кто-нибудь?», «Играете ли вы на пианино?».

Но тут было уже слишком поздно. «Оценщик» завибрировал, и Кард, зная, что сейчас произойдёт, отступил на шаг, чтобы поберечь уши.

– Меня никто не видел!

– Неправда, Саппер. Если бы это было так, меня бы здесь не было.

Саппер повысил голос:

– Я работаю с объектами, а не с людьми! Я вожу трактор!

В спиннере не было места для Саппера, однако Кард всё равно сказал ему (так требовала инструкция):

– А почему бы нам просто не уйти отсюда? Я отвезу вас в город.

Саппер насупился, его лицо исказилось гневом. Он неловко поднялся со стула и, будто молотом, треснул кулаком по столу. Кард едва успел подхватить «Оценщик» и положить рядом. Затем снял предохранитель на «Фермиуме» и трижды выстрелил в Саппера — два раза в грудь, а третий — в пах. Саппер грохнулся об пол так, что под ним треснули доски. Он поджал под себя могучие ноги... Крови не было, но он определённо выглядел мёртвым.

У Карда в запасе было четыре минуты: потом помещение будет полностью заражено. Он нагнулся, ущипнул Саппера за щёку. Кожа смялась под пальцами, словно пластилин. Кард открыл мертвецу рот, вставил туда два пальца, оттянул челюсть и вынул, прищурясь, удостоверение личности. Согласно закону, нелюди, животные и растения не имели никаких прав и считались собственностью. Саппер был продуктом компании «Калверт Индастриз».

Кард подошёл к раковине, вымыл руки и выключил плиту. Период полураспада обеднённой фермиевой пули не превышал двадцати четырех часов, так что завтра это место уже будет чистым.

Солнце скрылось за горизонтом, и на землю спустилась тьма, хотя кое-что ещё можно было различить. Собака снова шевельнулась: теперь она стояла у самого трактора. Но когда Кард подошёл, пёс исчез во мраке. На сиденье трактора остались брошенные Саппером очки и маска; радио передавало сводку погоды из фермерского бюро. Кард выключил приёмник и пошёл обратно к спиннеру. Когда он приблизился, пёс залаял и попятился, то ли боясь оставаться на месте, то ли желая убежать прочь.

– Давай-давай, Джиб!

Сам не зная почему, он назвал его Джибом. Кард подошёл ещё ближе, зовя вполголоса:

– Ты же останешься совсем один... Давай-давай... Я отвезу тебя домой.

Если посадить его на колени, то для пса хватит места в кабине. Кард уже хотел схватить Джиба, как вдруг собака замерла и повалилась на землю. Лапы её одеревенели, челюсти схлопнулись, однако лай всё ещё был слышен. Несколько секунд Кард различал постепенно затихающий звук. Ему следовало догадаться раньше...

Падающий Конь проснулся и наблюдал за происходящим. Ему явно хотелось что-нибудь изречь, но сказать тут было нечего. Кард залез в кабину. Люк закрылся, турбина заработала, и, окутанный вихрем пыли, спиннер взмыл в затянутое облаками небо.

Конец

Переведено специально для https://vk.com/replicants, продублировано админом на DTF. Подсайт для лонгов и переводных материалов по «Бегущему».

#лонг #рассказы #бегущийполезвию #бегущийполезвию2049 #раскадровка