Кошмары и озорники, воины и танцоры, боги и карлики, ангелы и демоны — какими были эльфы до Толкина

Невероятные приключения эльфов в Северной Европе.

В детстве мне приходилось регулярно посещать поликлиники, где, разумеется, всегда приходилось ждать приёма в длинных очередях. Чтобы развеять скуку, я читал разные энциклопедии: о современных животных, динозаврах и мифологических созданиях. Последним была посвящена книжка под названием «Волшебные существа».

Её содержание немного безумно. Примерно наполовину это плагиат «Книги вымышленных существ» Хорхе Луиса Борхеса с довольно специфическим содержанием. Там были постмодернистские издевательства над форматом энциклопедии, отчего намеренно искажались факты о мифах и появлялись существа, выдуманные самим писателем. В «Волшебных существах» к бестиарию Борхеса добавили ещё и других персонажей легенд. Источники о них тоже странные. Так, например, в раздел про духов просочилось краткое содержание космологии «Тайной доктрины» Блаватской.

Иллюстрации в книге тоже занятные: их много, они все чёрно-белые и от них веет хтонью. Но сильнее всего моё внимание цепляла предпоследняя картинка — изображение эльфа, который выглядел как карлик с крыльями бабочки и лицом пропитого завхоза. Я, тогда уже знакомый с экранизацией «Властелина колец», очень удивлялся, что у него из общего с киношными эльфами — только острые уши.

Как я потом выяснил, оба способа изображения эльфов могут считаться вполне каноничными. До того, как Толкин занялся фэнтези, эльфов изображали почти как угодно. Хоть в виде дварфов, хоть в форме женоподобных насильников. Эльфы были даже жуткими демоническими отродьями.

Вплоть до взлёта популярности D&D в 1970-х, история эльфов была крепко связана с Северной Европой. А самая старая известная нам страница в их истории — родом из южной Скандинавии и Северной Германии IV века нашей эры. Это такая древность, что о «предках» всех эльфов мы можем судить в основном только по двум реконструированным словам прагерманского языка — ɑlβiz и ɑlβɑz (произносится как «алвиз» и «алваз»).

Предположительно, они означали «белый» и «белые», хотя могли говорить и о том, что какие-то вещи «cверкающие» или «мерцающие». К примеру, скорее всего либо от них, либо от родственного им латинского albus («альбус»), у которого схожее значение, получили свои названия Эльба и Альпы.

А ещё этими двумя словами называли неких сверхъестественных существ. Маловероятно, что ими обозначали кого-то реального. Если посмотреть на другие слова, что произошли от ɑlβiz и ɑlβɑz и которыми кого-то звали, то это сплошь всякие духи.

Нет, ɑlβiz и ɑlβɑz — не их имена. Просто было не принято упоминать каких-то особо могучих созданий по их настоящим названиям — это считалось невежливым. А того, кто проявлял неуважение, ждали суровые последствия.

Очень яркий пример подобного табу — слово «медведь». Раньше, во времена индоевропейцев, его называли rkþos («ркхос») — это слово в итоге трансформировалось в латинское ursus («урсус»). Но праславяне, в отличие от римлян, чаще бывали в лесах, где этих животных реально стоило опасаться. Потому они использовали много иносказаний — вроде слова medvědь, «поедатель мёда».

Кажется, древнегерманских «белых» считали настолько опасными, что им даже не придумали истинных имён, чтобы поменьше злить их. Может люди верили в то, что они могут подслушать любой разговор.

Никто толком не понимает, почему они именно «белые». Пару веков назад выдвигали версию, что эльфов так звали из-за того, что они «добрые». Только этому противоречит то, что древние германцы их очень сильно боялись. Была идея, что эльфов представляли в виде созданий из солнечного света. Правда, родственное слово albus значило матово-белый цвет, а не что-то светящееся. Возможно, обращение «белые» показывало то, насколько прекрасны эти духи. Но истинную причину мы вряд ли узнаем: уж слишком мало информации осталось.

В землях Германии спустя столетия после крушения Рима появились истории о неком альпе (Аlp), которого ещё чаще звали альбом (Аlb) или ночным альбом (Nachtalb). Все три слова произошли от ɑlβiz и ɑlβɑz, так что можно считать этих существ своеобразными наследниками «белых». К тому же Аlp и Аlb — просто варианты слова elf на немецком. Тем более, что множественное число Аlb — Elbe («эльбе») и Elber («эльбер»), что ещё более созвучно со словом «эльф».

В горных регионах современных Швейцарии, Германии и Австрии альпами звали мелких духов. Они были то ли абсолютно добрыми, то ли просто не особо злобными проказниками, путавшими путников. Потому исследователи XIX века вообще сравнивали их с поздними римскими фавнами — божествами природы, что представали перед людьми в виде рогатых полукозлов.

Во многих историях альпы — потрясающе красивые люди с потусторонними способностями. Их применяли в основном для того, чтобы подшучивать над людьми — без особого вреда для них. Хотя если кто-то издевался над альпами, те злобно мстили.

Церковь называла их демонами, хотя многие крестьяне всё равно предпочитали думать, что это души умерших людей. Для Европы — типичная ситуация: похожая история чуть ли не со всей восточноевропейской нечистью вроде леших и домовых.

Но чем дальше к северу от Альп, тем сильнее немецкие эльфы походили на вампиров и демонов вроде друд и мар, что насылали ночные кошмары. После примерно 1000 года нашей эры именно этот образ превратился в классический для альбов. В таком виде они дошли до современности.

Причины появления альбов, живших севернее Альп, стандартны для всякой нежити европейского фольклора. Рассказывали о том, что в них превращались младенцы или те, у кого есть незаконченные дела на Земле. Часто говорили, что это демоны, которыми управляют ведьмы и колдуны — призывателей порой определяли по сросшимся бровям.

Альбы вызывали болезни у людей. Например, богослов Мартин Лютер в XV веке жаловался, что у его матери болело где-то в области диафрагмы, и винил в этом альбов. Он советовал ей относится почтительней к детям ведьмы, живущим по соседству, чтобы не усугубить проблему. А за век до этого в «Мюнхенских заклинаниях против ночных тварей» предлагался такой заговор против эльфов:

Облик классических альбов неопределён. Они оборотни, которые превращались в кошек, псов, птиц, змей, свиней, белых бабочек — и даже в туман, благодаря чему проникали в дома даже через мельчайшие щели в досках и камнях. Альбы любили летать по небу, становясь абсолютно невидимыми. Ходили байки об их неестественно длинных языках.

Самая частая деталь гардероба ночных альбов — магические шляпы Тарнкаппе. Обычно они белые. С их помощью происходили все волшебные превращения немецких эльфов.

Женщин-альпов порой называли марами — но после XVI века их всё чаще звали альбами. Правда в Германии всё-таки чаще рассказывали об эльфах мужского пола.

Альбы любили нападать на женщин, пока те спали, что роднит их с инкубами. Они присасывались к их грудям, а затем пили оттуда кровь и молоко, что навевало то кошмары, то эротические сновидения. По другой версии, немецкие эльфы обращались туманом, чтобы проникнуть в тело спящего человека через ноздри и рот. Внутри жертвы эльфы вызывали жуткие видения.

Альпы поедали то ли сны, то ли жизненные силы — но всё равно после их вторжения люди просыпались сильно уставшими и в скверном самочувствии. Всё в тех же «Мюнхенских заклинаниях против ночных тварей» был заговор против эльфов, где те снова вредили людям своим дыханием:

Во многих рассказах всё куда проще: альбы просто садились на грудную клетку человека и сдавливали её. А потом несчастный в ужасе просыпался и видел на себе монстра. Это очень походит на описания сонного паралича, который испытывало на себе почти восемь процентов всех людей на Земле.

Сонный паралич обычно наступает, когда человек внезапно приходит в сознание во время стадии быстрого сна. Его мышечная активность при этом всё ещё парализована, так что реагировать на события из сновидений он не может. То есть, всё вокруг себя видишь и слышишь, но никак не можешь пошевелиться. Такое состояние длится от пары секунд до нескольких минут — но оно всё равно пугает до чёртиков. Впечатления от происходящего часто усиливают видения, которые появляются из-за того, что мозг ещё не окончательно проснулся.

Галлюцинациями, испытанными во время сонного паралича, объясняют существование чуть ли не половины народного фольклора, от призраков до инопланетян. Просто во многих видениях люди видят кого-то пугающего. Описания монстров очень неясные, но зато во всех подробностях рассказывают про то, как они прикасаются к людям и давят на грудь — сказываются страх и невозможность как-либо пошевелиться. Хотя сонный паралич в целом безобиден, стресс, испытанный во время такой «встречи с потусторонним», может помешать затем нормально заснуть и нормально выспаться.

Человек при сонном параличе порой испытывает сексуальное возбуждение. Оно остаётся после стадии быстрого сна и никуда не уходит даже из-за испуга. Потому на фоне испытанных галлюцинаций, возможно, появились те самые истории о странных существах, что по ночам приходят к людям, чтобы заняться с ними сексом.

Одна из интерпретаций сонного паралича как раз могла привести к рассказам о кошмарных эльфах. В немецком языке до сих пор названия «кошмара» — Albtraum и Alpdruck: «сон альба» и «нажим альпа», если переводить дословно.

Порой альбы просто мелко пакостили. Заставляли молоко быстрее киснуть. Незаметно для родителей подкладывали своё дермо под младенцев. Особо доставалось лошадям, которым эти духи скручивали хвосты, а по ночам их объезжали так сильно, что доводили до изнеможения.

Народные средства борьбы с альбами очень типичны: от молитв до пентаграмм. Если получалось украсть шляпу эльфа, тот терял свои силы, а человек получал способность становиться невидимым.

Если обратиться к высокой немецкой средневековой литературе, то ситуация с эльфами запутывается ещё сильнее.

В эпической героической «Песни о Нибелунгах», впервые записанной то ли в XII, то ли в XIII веке, один из центральных персонажей — карлик Альберих. Он жил под землёй, обладал силой «двенадцати человек» и носил с собой плащ Тарнкаппе, который делал его невидимым.

В другой немецкой поэме того времени, «Ортните», Альберих также был с Тарнкаппе. Король ломбардов Ортните сумел его увидеть и победить благодаря волшебному кольцу. После схватки выяснилось, что Альберих настоящий отец героя, ведь он когда-то изнасиловал его мать. Поэтому хитрый карлик начал всячески помогать Ортниту.

То, что карлик носил с собой эльфийский Тарнкаппе — не случайность. Просто имя Alberich буквально переводится как «сильный эльф» либо как «король эльфов». Поэтому, кажется, один из самых известных мифологических карликов был эльфом. Впрочем, возможно, изначально вообще всех эльфов считали карликами — тут уже сложно сказать.

Особенно интересно в этом плане выглядит скандинавская ветвь развития образа «белых». Их там знали под именем álfr и álfar — «альвы» в русских переводах. Правда, с ними история ещё более мутная, чем с альбами. Во всех доступных источниках о них упоминали лишь вскользь.

Прежде всего заглянем в знаменитую «Младшую Эдду», записанную Снорри Стурлусоном — это самый масштабный сборник сведений о скандинавской мифологии. Там говорилось о ljósálfar, светлых альвах, что светлее солнца, и døkkálfar, тёмных альвах, что чернее смолы. Больше практически никаких других прямых описаний их внешности нет, а их способности такие же, что у цвергов (которых иначе можно назвать карликами или дварфами). В других эпических скандинавских поэмах альвы часто добры, веселы, оптимистичны и нежны.

Светлые эльфы жили в Альвхейме (Álfheimr), «высочайшем из трёх небес», который сейчас принято интерпретировать как один из девяти миров скандинавской мифологии. Тёмные эльфы поселились под землёй.

Ещё упоминаются некие svartálfar, чёрные альвы, которых редко выделяют в отдельную разновидность эльфов. Обычно их приравнивают к døkkálfar. Тем более, что по такой же схеме hvítálfar, белые альвы — это всегда ljósálfar.

Стурлусон писал о Свартальфахейме (Svartalfheim), который прямо переводится как «мир чёрных альвов». Правда, там жили цверги. Потому обычно считают, что тёмные альвы — это и есть цверги. Более того, очень вероятно, что вообще все эльфы — это просто другое название для дварфов. Тем более, что в частях «Младшей Эдды», где говорится об одних, другие постоянно выпадают из повествования. Так, например, когда Локи послали к светлым альвам за золотыми волосами, он почему-то пришёл к цвергу.

Впрочем, в других скандинавских источниках той эпохи, где пару раз упоминали светлых альвов, тех считали прежде всего небесным эфирным народом. Это не очень похоже на карликов, живущих в подземельях. В поэме «Речь Фафнира» умирающий дракон рассказывал, что норны, волшебницы, которые определяют судьбы людей и богов, происходят от асов (основная группа скандинавских богов), цвергов и альвов. То есть он различал карликов и эльфов. А в «Речи Альвиса» у дварфов и эльфов отличаются языки — причём у последних слова более лёгкие и нежные.

Снорри Стурлусон любил всё систематизировать и, возможно, разделение на тёмных и светлых эльфов ему понадобилось для того, чтобы исправить противоречие: почему-то в одних историях альвы относились благожелательно к людям и им всячески помогали, а в других они были опасными и мстительными. Стурлусон мог просто не понимать двойственности альвов.

Есть интересная версия, что álfar в «Младшей Эдде» — это просто ещё одно название для некоторых богов. Тех условно делили на асов (æsir или áss) и ванов (vanir). Слово vanir настолько редко употребляли в германских языках, что учёные предполагают, будто ваны и альвы — это, по сути, одно и то же. Фраза «асы и альвы», наоборот, встречается довольно часто в поэзии о богах и героях. Фрейю, которую называли одной из ванов, считали богиней альвов. Её обвиняли в сексе с каждым встречным эльфом — вероятно, такое считалось бы кровосмесительной связью, а потому это очень жёсткое оскорбление.

Всё может быть ещё проще: «эльфы» могли быть просто синонимом «потусторонних существ». Так, слова áss и álfar — одни из названий сверхъестественных существ, которых при этом не считали монстрами — в отличие от тех же йотунов. Правда в такой версии альвы противопоставляются и цвергам. Йотуны и цверги не противники богов, но они скорее символизировали «иностранцев». В общем с ними могли и дружить, и воевать — но их всё равно считали «другими».

Всё только запутывается, учитывая, что Исландию обратили в христианство примерно в 1000 году нашей эры. А Снорри Стурлусон создал «Младшую Эдду» уже в XIII веке. Причём он писал её по разрозненным устным рассказам, так что легко мог что-нибудь добавить от себя — для связности истории. Просто в те времена не особо задумывались о том, чтобы пересказывать фольклор как можно ближе к первоисточникам. Потому, вероятно, Стурлусон наполнил христианскими образами не только вступление к поэме, где пересказал библейскую историю сотворения мира.

Возможно, светлые и тёмные альвы — это проявление христианского дуализма и попытках засунуть концепции ангелов с падшими ангелами в скандинавские мифы. По такой версии, Снорри Стурлусон просто взял слово álfar как близкое к engill, «ангел», из-за ассоциаций со светом и белым цветом. Тем более, что он в других своих трудах упоминал: ангелы в семь раз прекрасней солнца — это напоминает его рассуждения об эльфах.

В историях о героях и богах альвы — это всегда мужчины. В других самых старых источниках — тоже. Вне «Младшей Эдды» álfr прежде всего упоминали в кеннингах — поэтических метафорах из пары существительных. Пример такого выражения: «Беовульф», «пчелиный волк». Сравнения с эльфами использовали в кеннингах о мужчинах-воинах. Героев и легендарных королей звали «альвами нападения», «альвами кораблей», «бронированными альвами».

В «Саге о Кормаке» ведьма предлагала отведать мяса альвов, что, кажется, жили на холмах. В сказочной саге «История о Норна-Гесте» альвы упоминались как злые духи, живущие в другом мире. В похожей по стилю «Саге о Боси» ведьма говорила проклятье, где альвы были среди злых духов. В героической «Саге о Тидреке Бернском» альва описывали как инкуба, занимавшегося сексом с женщиной, но ещё он умел предсказывать будущее. В «Саге о короле Рольфе Краки» король переспал с эльфийкой, отчего у неё родился полуэльф. В христианских скандинавских романах альвы — один из символов зла.

Единственный хоть сколько-то значимый персонаж скандинавской мифологии, которого напрямую зовут альвом — Вёлунд. В анонимной «Песне о Вёлунде» его зовут «мудрейшим из альвов», «принцем альвов», «земляком альвов» — но его происхождение крайне туманно. И эта история придумана под большим влиянием староанглийской культуры, потому это героическая поэзия, где богов почти нет.

Вёлунд женился на лебеде, охотился на медведей, занимался кузнечным ремеслом в своё удовольствие и в целом вёл себя довольно приветливо. Но потом из чувства мести он изнасиловал принцессу, с лёгкостью перебил всех своих врагов (возможно из лука), а затем сделал драгоценные украшения из их зубов и глаз. В общем творил всё то, что мог бы сделать и дварф, не добрый и не злой, скорее просто суровый и мстительный. Впрочем то, каким атлетом его показывают, и то, что он легко соблазнял женщин, намекает на его человеческую внешность.

В описаниях внешности Вёлунда проскальзывали черты вроде «белой шеи» и «ярких глаз». Просто такие выражения описывали именно женскую красоту. И это делало Вёлунда несколько женственным.

Менее известного персонажа-альв звали Даином. Это было традиционным именем для цвергов, что снова путает все карты. Но тогда подобная неразбериха никого не волновала: все просто использовали те названия, которые казались удобнее. Зовём же мы «машинами» и автомобиль, и электрический пресс, которые внешне не очень похожи? Вот и древние скандинавы не придумывали новых слов под каждую новую вещь.

В куда более приземлённых историях скандинавы говорили про эльфов намного реже. Кажется, эти персонажи вообще были привязаны к жанру мифологической поэзии. И её авторы скорее всего не очень-то в них верили.

Упоминания альвов — некая поэтическая традиция, замешанная на реальных верованиях и старых байках. Почти как Санта Клаус в западной культуре последней пары веков.

Приведу в пример книгу «Верили ли греки в свои мифы?» Пола Вейна. Её автор показывает, что большинство древнегреческих, а потом и древнеримских авторов на самом деле не верило в кентавров с фавнами. Они считали, что в историях про них есть доля истины, которая в итоге обросла многими слоями самой причудливой выдумки.

Мифы о героях воспринимали как то, что было — но давным-давно и в другом, более возвышенном мире. Публика воспринимала новые истории с мифологическими героями менее критично — но не принимала на веру всё, что им расскажут. Кажется, примерно по какому-то схожему принципу могла работать скандинавская мифологическая поэзия.

Но люди всё равно рассказывали, что альвы — легендарные предки целого ряда знатных скандинавских семей. Ходило много фамильных историй о том, что какой-то далёкий предок женился на эльфийке — а потому его потомки красивее остальных людей. В одной из шведских сказок о короле Олафе тот сам превратился в эльфа-полубога после смерти.

А в реалистичных сагах — всего пара прямых упоминаний эльфов. Самое яркое — в «Саге о людях с Песчаного Берега» XIII века в фразе at ganga álfrek — «пойти изгнать альвов». Означала она «пойти облегчиться». Причём специалисты считают, что так говорили из-за веры в то, что нельзя ходить в туалет в священных местах, иначе это осквернит землю и разозлит эльфов.

В позднем шведском язычестве, когда в христианство обратили уже почти всех, проводили обряды alfa blót — «жертвоприношения альву». Не совсем понятно, насколько они древние, но примерно в этот момент закончилась история эльфов как воителей и кого-то, кто ровня Одину или Тору. Но в таких альвов верили больше, чем в какой-нибудь Альвхейм. Правда, кажется, всё равно не слишком рьяно: как, например, юкагиры-охотники, которые во время самого настоящего жертвоприношения лесному духу могли, чуть ли не катаясь по земле со смеху, приговаривать: «Дай добычу, сука!»

В новом христианском скандинавском мире эльфы были лишь природными духами. Так что в исландской народной поэзии XVI века эльфы уже стояли в одном ряду не с богами, а с ходячими мертвецами, феями и троллями.

В народных сказаниях последних нескольких веков альвы чаще представали в виде прекрасных женщин в белых платьях и со светлыми волосами. Порой рассказывали, что у них коровьи хвосты и странные спины, напоминающие выдолбленное дерево.

Они жили в холмах и каменных курганах, откуда выходили по ночам и в туманные утренние часы, чтобы танцевать по кругу, который то ли вытоптан, то ли обозначен грибами. Увидишь тот танец — присоединишься к альвам и можешь так незаметно для себя протанцевать многие десятилетия. Помочишься вблизи эльфийского круга — автоматически заработаешь венерическое заболевание.

Таких эльфов называли хульдрами («скрытыми»). Они представали как те, кто мог похитить младенца и заменить его подменышем — нечистью, что прикидывалась ребёнком, только очень неловкой, уродливой и тупой его версией. Хульдры слали на людей кожные высыпания в виде кругов. Из-за этого норвежцы даже прозвали сенную лихорадку, вызванную пыльцой, в честь эльфов — elveblest. Эльфийки порой охотились на мужчин, чтобы увлечь за собой, соблазнить и заняться с ними сексом.

Поговаривают, что в Скандинавии эльфов почти не звали эльфами, потому что это потихоньку превращалось в табу. Отсюда такие частые названия-описания вроде «скрытых». Слово álfar приобрело чуть ли не матерное значение.

Сейчас во всём мире сильнее всего вера в эльфов в Исландии. По результатам опросов, их считало реальными 62% исландцев. Там зовут эльфов хульдуфоулком, «скрытым народцем» — но больше 20% людей считает, что эльфы и скрытый народец — две разных категории существ. И нынешние исландские представления об эльфах — примерно те же, что и пару столетий назад.

Хульдуфоулки живут на холмах, курганах и в скалах. В одних историях они выглядят как трёхметровые великаны. В других рассказах — как самые обычные люди, но красивые и могучие, а ещё в одеждах двухсотлетней давности. Правда эльфы чаще появляются в виде карликов, ростом от пары сантиметров до размеров семилетнего ребёнка.

Изредка скрытый народец крадёт детей и проказничает, но в основном он тихо-мирно и беззаботно рыбачит, пасёт скот и выращивает пшеницу. Но если кидать в них камни или рушить их дома, то они мстят: насылают болезни на животных, подстраивают несчастные случаи, ломают машины. Потому родители запрещают детям далеко уходить во время прогулок, а местные власти постоянно проверяют, как бы не проложить дорогу на территориях хульдуфоулков.

Отвлечёмся от древних германцев и их потомков и перенесёмся в кельтскую Ирландию. Там никто не использовал ни одной формы слова «эльф». Но местные сверхъестественные существа всё равно оказали большое влияние на историю эльфов. Речь о Туата Де Дананн, «народе богини Дану».

О них говорили довольно много и подробно, в отличие от тех же скандинавских альвов. Проблема в том, что изначально это — устные рассказы. А в средневековой Ирландии не нашлось своего Снорри Стурлусона, что собрал бы все эти истории, оставшиеся с языческих времён, а потом выстроил из этого хоть сколько-то складную схему. Да, Стурлусон мог при этом добавить много отсебятины и христианских образов — но по «Младшей Эдде» хотя бы примерно представляется общая картина скандинавской мифологии.

Потому ирландский фольклор — полный хаос из разрозненных поэм, собранных и написанных католическими монахами, отчего там появилось ещё больше искажений изначальных легенд, несостыковок историй и цитирований Библии. Толкин называл ирландскую мифологию совсем уж иррациональной и сравнивал её с ярким разбитым витражом, который потом заново собрали как попало.

В пересказах старых песен бардов народ Дану считался чуть ли не сборищем старых богов. Когда Туата Де Дананн упоминали в «Книге Армы» IX веке, они там представали как «силы земли», что повелевали водой и плодородием, а также жили на холмах и в водоёмах.

Больше об этом народе рассказывали в «Книге захватов», первую редакцию которой написали в XI веке. Там рассказывали историю Ирландии от сотворения мира до Средневековья. Только почти без реальной хроники — она утонула в пересказах библейских событий, ирландских мифов и сильно искажённых исторических фактов. Тот рассказ дополняли разные поэтические циклы.

По преданиям, Ирландию несколько раз захватывали разные народы. В предпоследний раз — Туата Де Дананн. Нет единой версии, откуда они прибыли: может, откуда-то с севера, может, с запада или из Дании. Возможно, они были потомками народа Немеда, что тоже когда-то приплыл в Ирландию, но потерпел неудачу и ушёл оттуда в Грецию.

Обычно народ Дану описывали как полубожественных созданий, среди которых порой рождались настоящие боги. Барды сходились во мнении, что все в народе Дану выглядели как высокие прекрасные люди со светлыми или рыжими волосами, а также голубыми или зелёными глазами. Красота символизировала их сверхъестественные способности — главной среди них было бессмертие. Они не старели, никогда не болели и могли умереть только в бою. Ещё Туата Де Дананн отлично владели разными искусствами: музыкой, поэзией, архитектурой.

Когда они отбыли со своих родных берегов, то сперва со своим королём Нуаду отправились на некие северные острова. Там благодаря своей мудрости они научились друидизму, магии и созданию пророчеств. Примерно тогда же они создали четыре артефакта: меч Нуаду, который разил всех без промаха; копьё Луга, что гарантировало победу своему обладателю; котёл Дагды, которым можно накормить любое число голодных; камень Фаль, с помощью которого выявляли, кто будет королём Ирландии.

Есть две истории о том, как народ богини Дану прибыл в Ирландию. В одной он прилетел в виде тумана или тёмной дымки, а потом свалился с небес в своём истинном обличье. В другой Туата Де Даннан просто приплыли на кораблях, которые сожгли сразу же после высадки. Возможно, история с туманом появилась из-за рассказов о дыме тех костров. В некоторых поэмах говорилось, что Туата Де Дананн появились в Ирландии, потому что считали, что она принадлежит им по праву наследства.

И так началась их долгая эпопея с войнами за остров. Сперва они сразились с народом Фир Болг, который владел Ирландией до их прибытия. Тот проиграл в битве при Маг Туиреде, и, вероятно, согласился поделить остров надвое. Так или иначе Фир Болг вскоре растерял своё могущество.

Следом народ Дану начал конфликтовать с фоморами, уродливыми монстрами, которые были их союзниками до прибытия в Ирландию. Фоморов тоже победили под Маг Туиреде, так что островом начал править новый король Туата Де Дананн — бог Луг, который установил мир в том краю.

Через пятьдесят лет в Ирландии вновь объявились милезианцы — обычные люди, предки современных ирландцев. Когда Туата Де Дананн захватили остров, то заключили странную сделку с ними: люди должны убраться оттуда — но зато, когда они вернутся, им уступят всю Ирландию. Несмотря на то, что маги устроили шторм, чтобы потопить флотилию, а потом скрыли весь остров от глаз смертных, милезианцы всё-таки приплыли обратно и попросили обещанное.

Началась война. В битве при Таильтиу народ Дану проиграл. А может народ богини Дану просто согласился уйти сам — есть и такой вариант в поэмах. В любом случае милезианцы захватили остров.

Туата Де Дананн превратились в сидов (áes side). Это если судить по самой распространённой трактовке туманных описаний из ирландских мифов. При этом не меньше историй о том, что сиды — это души умерших предков. А по церковной версии это и вовсе падшие ангелы.

Жили сиды в потустороннем мире, который одновременно располагался где-то далеко, за морем, но в то же время сиды проникали оттуда в Ирландию прямо через некие скрытые от людей места. Обычно это старинные могильные курганы и холмы — само слово side прежде всего означает «насыпь» или «холм». Тот другой мир — прекрасная страна вечной молодости, где нет смерти, зимы, печали и скорби, где время течёт гораздо медленней, чем у нас.

Описывать отдельные виды сидов нет смысла — это практически все мифологические создания Ирландии, от банши до лепреконов. Обычно сиды выглядели как люди, просто разных размеров: хотя среди них встречались и русалки, и пуки — оборотни, то даже в своей человеческой форме сохраняли какие-то животные черты.

Сиды — просто соседи людей, с существованием которых можно только смириться. Сиды могут навредить, если ходить там, где не надо, и не выполнять небольшие ритуалы. А могут помочь, если относиться к ним уважительно и временами их чем-то задабривать.

Так почему я так подробно рассказываю о сидах в тексте про эльфов? Просто кельтская культура Британских островов оказала колоссальное влияние на то, как там представляли себе эльфов. Сперва оно было косвенным — а потом, со времён Шекспира, сиды по сути вытеснили собой многие представления об английских эльфах.

Кельтское влияние на английский фольклор так велико, что когда-то английские интеллектуалы даже били тревогу, мол, у англо-саксов практически нет своих мифов, почти всё стёрло вторжение нормандцев-французов. Как говорил Толкин: «Меня с самых юных лет огорчала нищета моей любимой родины: у неё нет собственных преданий».

И это на фоне того, что ирландские и валлийские мифы давно использовали в политике. Например, англичане, когда захватывали Ирландию, начали возводить генеалогию прибывших туда аристократов к Туата Де Дананн. Новая знать на примере «Книг завоеваний» пыталась доказать, что приход англичан — это логичное развитие истории Ирландии.

Борцы с захватчиками рассказывали истории о том, что тех, кто боролся за независимость Ирландии, приютили сиды. А ещё истории о сидах сохранились у завоёванных валлийцев, ирландцев и прочих лучше, чем народные предания англичан. Просто кельты были вынуждены сильнее цепляться за свои традиции.

Итак, в Англию слово «эльф» попало из древнескандинавского и сперва приобрело форму ælf или ælfe (звучит просто как «эльф»). Правда, понять, что же оно всё-таки значило — это та ещё хардкорная детективная задача для лингвистов и фольклористов.

С древних англо-саксонских времён источников осталось мало. Одна из причин этому: во время Реформации в XVI веке большинство монастырей упразднили, а их имущество оказалось никому не нужно. Целые библиотеки с древними книгами на непонятных языках никак не берегли и даже отправляли на растопку. Так, в знаменитом Вустерском соборе из шестисот книг осталось только шесть. Но всё равно исследователи нашли, с чем можно хоть как-то работать.

Ælf встречается, например, в англо-саксонской поэме «Беовульф», созданной то ли в конце VII, то ли в начале VIII века. Там эльфов упоминали, когда говорили о происхождении чудовищного Гренделя. Они там были одним из нечестивых народов, что боролись с богом и вели свой род с момента убийства Авеля Каином. Церковники вообще демонизировали эльфов в Британии куда более настойчиво, чем на континенте. В старых молитвенниках экзорцистов дьявола даже называли «эльфийским».

Впрочем, у части лингвистов есть мнение, что даже демонизация эльфов не мешала ссылаться на них как к кому-то могущественному и сверхъестественному — причём без негатива в их адрес. По такой версии имена Ælfrēd (Альфред) и Ælfrīc (Элфрик) означали «советчик эльфов» и «правитель эльфов». Использовали ли их незнатные люди — загадка.

Вероятно, древние англичане всё-таки представляли эльфов прекрасными. Так, к примеру, в примечаниях на полях некоторых книг IX-X веков нимф называли эльфийками (ælfenne), дриад — древесными эльфийками, наяд — морскими эльфийками, и так далее. Видимо, эльфов тоже считали прекрасными юными человекоподобными сверхъестественными созданиями.

А ещё тогда монахи сами выдумали эльфиек. Кажется, ælf, как и древнескандинавское álfar, означало сугубо существ мужского пола — а в англосаксонском фольклоре попросту не существовало достаточно известных природных духов-женщин. Другая возможная причина появления эльфиек ещё занятней: эльфы-мужчины казались англо-саксам настолько женственными, что их легко представляли как женщин. Уже потом, в XI веке, значение слова ælf расширилось и на эльфиек.

Истории об эльфийках неплохо прижились в Англии. Уже с XIV века в английских книгах часто мелькали сравнения с эльфами, чтобы подчеркнуть чью-то женскую красоту. Даже появилось специальное слово ælfscyne, «красивый, как эльф» — правда оно дошло до наших дней только в творчестве пары независимых друг от друга поэтов.

А ещё эльфы считались не только красивыми, но и очень опасными. В древнеанглийском поэтическом пересказе Библии словом ælfscyne описывали Сарру, жену Авраама, чтобы подчеркнуть угрозу, исходящую от её красоты. Тем же словом автор описывал Юдифь — девушку, знаменитую тем, что она соблазнила, а потом обезглавила ассирийского военачальника Олоферна.

Один из главных источников сведений об эльфах древней Англии — медицинские тексты. Там в описаниях болезней встречалось слово ælfsīden, что примерно означало «эльфийскую магию». Может, представления о болезнетворности эльфов пришли оттуда же, откуда истории о немецких альбах, посланных ведьмами.

В «Книге пиявок Лысого» X века предлагалось начертать молитву богу на рукоятке кинжала, чтобы вылечить лошадь, которая Wið ylfa gescot или Wiþ ylfa gescotum — была «поражена эльфом» (ylfa тоже переводят как «эльф»). Кажется, это означало болезненно раздутый живот — но тут важнее, что в этой фразе подразумевается острая, проникающая боль, как будто от выстрела.

Хотя трактовки того отрывка с конями — источник крайне запутанной лингвистической дискуссии. И в ней часто ссылаются на англосаксонский медицинский текст конца X века — Wið færstice, посвящённый лечению «внезапной колющей боли». Недуг, по версии автора, вызван магическим снарядом, который, по одной из самых популярных теорий, послала могучая женщина-эльф. Описания в тексте настолько метафоричны, что можно их трактовать даже как рассказ о душевных терзаниях.

Эти образы эльфов-стрелков настолько утвердились в культуре Британских островов, что потом в Шотландии XVII века женщин в судах порой обвиняли в том, что они получали от дьявола волшебные эльфийские стрелы с кремневыми наконечниками.

В «Книге пиявок III» вообще есть целый раздел дьявольских недугов, в названиях которых есть ælf. Предлагалось приготовить отвар из растений, над которыми пели, чтобы получилось средство в помощь тем, кого поразил ælfcynn («эльфийский народ») и с кем занимался сексом дьявол. Описывались средства против болезней ælfādl и ælfsogoða — возможно это просто икота. Упоминался и другой недуг — wæterælfādl («жидкая болезнь эльфа»), под которым, вероятно, подразумевалась ветряная оспа или корь.

В других текстах о болезнях ælfsīden уже связана скорее с бредом и прочими изменёнными состояниями сознания. «Молитвы против всех демонов и против [...] озноба, лихорадки, эльфов и прочего зла.» «…против власти, преследований и иллюзий демонов и эльфов».

Что особенно интересно, есть слово ylfig («пострадавший от эльфов»), что означало «сумасшествие» и «безумие». Им описывали больных эпилепсией и тех, кто мучился от душевных недугов. Порой ylfig встречалось в описаниях одержимых дьяволом. Есть варианты, при которых его можно трактовать и как «обручённый с эльфами», что походит на ирландские и исландские истории о женщинах-духах, которые насылали безумие на мужчин, чтобы заняться с ними сексом.

Но в то же время ylfig не считалось особо негативным словом, отчего его могли использовать и для состояний, когда человек рассказывал пророчества. Потому эльфийскую магию сравнивают со скандинавским сейдом — магией для предсказания и формирования будущего. Возможно, эльфы по своей сверхъестественной природе были источником волшебства, что одинаково часто вредило и приносило какую-то пользу.

Потому они были не демонами и не монстрами, а просто магическим отражением людей. Тем более, что, например, в английских текстах ходили истории об эльфийских королевах, как например, у Джефри Чосера в одном из его «Кентерберийских рассказов». Подразумевалось, что есть и короли-эльфы — но они никогда не участвовали в повествовании. Это могло говорить о том, что англичане представляли, будто у эльфов «зеркально отражены» привычные для людей гендерные роли, а потому их королевы главнее королей.

И на этом по большей части всё, что можно даже с такой неуверенностью сказать о традиционных английских представлениях об эльфах. Истории о них были по большей части достоянием простого народа, но почти все его устные сказания просто сгинула под толщей веков. Церковники, что написали большинство книг, считали эльфов прежде всего нечестивыми демонами, а потому писали о них с неохотой. Со времён Вильгельма Завоевателя теми управляла знать, которой была привычней другая культура — французская. Потому, например, они охотней читали произведения из той же артурианы, проникнутой французскими литературными традициями и валлийскими мифами.

XIV век. Французский язык в тот момент потихоньку сдавал свои позиции в Англии — но ещё до конца века знать общалась друг с другом исключительно на нём. Потому там любили бретонский лэ — прежде всего французский жанр куртуазной рифмованной сказочной литературы о любви и рыцарстве, в которой полно отсылок к кельтской мифологии.

Одним из лэ, появившихся в те времена, был «Сэр Орфей». Анонимный автор написал его на среднеанглийском — а потому ему пришлось адаптировать много чисто французских терминов. Одним из них было слово faerie, что обозначало потусторонний мир или даже скорее магическую силу из него. Оно трансформировалось в английское fairy (фейри).

В лэ «Сэр Орфей», например, «принадлежащими к фейри» называли прекрасных короля и королеву потусторонней волшебной страны, попасть в которую можно через скалу (да, вспоминаем сидов). Их в целом показывали положительно, хоть они и похитили главного героя — правда для того, чтобы спасти от неминуемой гибели. А ещё по ходу истории король с королевой, кажется, разорвали на части уйму людей в своём дворце — но на этом история не делает акцента.

Термин «фейри» прижился в Англии. Уже к концу XIV века Джефри Чосер, один из главных классиков английской литературы, писал, что Англия при короле Артуре кишела существами фейри, а потом намекал, что и эльфы относятся к ним. Примерно тогда же оформилась позиция церкви насчёт этих созданий: она поместила большую часть волшебного народца где-то между людьми и ангелами.

А затем, после Джефри Чосера, вдруг почти совсем закончились английские тексты, в которых хотя бы вскользь упоминали эльфы. Их было так мало даже на фоне скудных источников из прошлых веков, что говорить тут не о чем.

И вот спустя пару столетий об эльфах вновь заговорили. Эдмунд Спенсер в своей аллегорической рыцарской поэме «Королева фейри» рассказывал об эльфийских рыцарях вроде сэра Гюйона. Они воплощали собой «двенадцать благодетелей» и выступали в качестве идеала для всей знати. Эти рыцари хоть и жили в фейри, но не были волшебными созданиями. Эльфы в поэме считались таким же обыкновенным народом, что и англичане с французами. Да и сказочная страна Спенсера — это что-то, существующее в нашей реальности.

В «Королеве фейри», можно сказать, впервые появился именно литературно-художественный образ эльфов. Например, по ходу истории сэр Гюйон нашёл абсолютно выдуманную автором генеалогическую книгу «Древность Лонда фейри». Там рассказывалось, что Прометей создал двух первых людей: женщину звали Фэй (Fay), а мужчину — Эльф (Elfe). А ещё в той генеалогии упоминался Оберон.

Прежде, чем появиться в «Сне в летнюю ночь», написанном в конце XVI века, Оберон проделал огромный путь. На самом деле изначально его звали Альберих — и это тот самый карлик из «Песни о Нибелунгах». На французском его имя звучало как Альберон. В XIII веке он превратился в Уберона — персонажа поэтического цикла о французском рыцаре Гуоне Бордоском.

Уберон — сын Морганы, сестры короля Артура, и Юлия Цезаря (такие внезапные появления в средневековой литературе — обычное дело для Цезаря). Он был бессмертным и вечно юным эльфом, которого прокляла фея (fee) — в старых французских романах так называли женщин, искусных в магии, а в более поздних историях они превратились в то же самое, что и фейри. Из-за заклинания Уберон в детстве превратился в карлика — но зато та же фея наградила его внешностью внеземной красоты. Ещё у него как-то появилась кельтская волшебная чаша, которая вечно полна вина для добродетельных людей.

Гуон Бордоский встретил эльфа в лесу и был настолько учтив с ним, что подружился — в благодарность тот потом следовал за ним в его приключениях. Так, Уберон помог рыцарю пробраться во двор вавилонского эмира и совершить там множество подвигов. Также он подарил Гуону рог, по зову которого всегда приходит помощь.

В 1540 году Джон Буршье перевёл истории о приключениях Гуона на английский язык. Потом их даже превратили в театральную постановку — как минимум, её один раз отыгрывали в 1593-м. Именно благодаря тому переводу об Убероне узнал Шекспир, что потом превратил его в Оберона из «Сна в летнюю ночь».

Титанию, жену Оберона, писатель позаимствовал из перевода «Метаморфоз» Овидия, в котором её называли фейри, а не нимфой, как в оригинале. В ту эпоху «фейри» переставали воспринимать как другой мир или его магию. Этим словом начали называть волшебных существ, причём практически всех. Хотя новое значение за «фейри» окончательно закрепилось только к концу XVIII века.

Пак, слуга Оберона и Титании, пришёл из английского фольклора, где его знали скорее как Робина Гудфеллоу или хобгоблина, где «хоб» — вероятно, сокращение от «Робин». Гудфеллоу обычно жил в домах простых крестьян, где постоянно менял свой облик и занимался мелкими пакостями — которые, правда, церковники считали тем, что постепенно рушит души людей. А его новое имя Пак то ли позаимствовано у британских кельтов, то ли взято из какого-то скандинавского языка.

В «Сне в летнюю ночь» Оберон и Титания — король и королева всех фейри и эльфов. (К тому моменту в английском, по сути, уже избавились от æ, а потому «эльф» — это уж точно elf). Но нет никакой разницы между фейри и эльфами. Потому и Оберона, и Титанию с Паком можно одинаково называть как фейри, так и эльфами (и феями — именно так обычно на русский переводят слово fairy). Тем более, что всё происходящее в пьесе нереально, это всего лишь сон — а ему свойственны неопределённости.

Такая синонимичность «фейри» и «эльфов» в итоге сохранилась очень надолго. Даже фольклористы последующих веков использовали слово «эльф» как просто ещё одно название сверхъестественных персонажей из каких-нибудь легенд. Французская фея, гоблин, сид, нимфа, фавн — каждого могли называть эльфом.

Невозможно понять, как на самом деле Шекспир изображал фейри. Непонятен даже их размер: то ли они у него все обычного человеческого роста, то ли кто-то мог быть не больше пальца. Но из-за неопределённости образа фейри постепенно добавлялись всё новые и новые черты, которые потихоньку превращались в каноны для художников и писателей.

Пака из-за его фольклорного происхождения часто сравнивали с Сатаной. Потому ему придавали черты фавнов, что навевали похожие ассоциации. Из-за этого Паку легко могли пририсовать ослиные уши и козлиные копыта. А потом, в конце XVIII века, под влиянием традиции изображения амуров, его и других волшебных существ рисовали в виде детей. Так, в 1789 году появилась картина «Пак» Джошуа Рейнольдса, где Пак был ребёнком, у которого от фавнов остались только острые ушки.

В XIX веке идея изображать фейри с острыми ушами распространилась среди разных художников и скульпторов. Просто оказалось, что такая небольшая «звериная» черта — очень элегантный и простой способ показать, что перед нами не обычный человек, а волшебное существо.

На уменьшение размеров фейри сильно повлияли фольклористы. Анна Элиза Брей в 1838 году написала книгу «Традиции, легенды, суеверия и зарисовки Девоншира на границах Тамар и Тави», а в 1854-м — «Легенды запада». В них писательница впервые попыталась систематизировать знания о фольклоре юго-запада Англии. Потому она писала в основном о пикси — озорных существах, что не больше ребёнка, и с многими чертами ирландских сидов. Томас Крокер рассказывал в своих пересказах ирландских сказок, издававшихся в первой половине XIX века, что фейри ростом в несколько дюймов, а когда они танцуют на капельке росы, та даже не дрожит.

Вместе с тем у фейри начали появляться крылья бабочек и стрекоз. Причины изображать их именно так — туманны. Некоторые высматривают в этом отражение традиции выступлений, на которых дети выходили на сцену с миниатюрными крылышками за спиной. Другие считают, будто это всё пошло от путти — маленьких голых детей, часто с небольшими крылышками, что с эпохи Возрождения долгое время появлялись в западном искусстве просто всюду.

Но в любом случае, к XX веку фейри уже привыкли видеть с крыльями бабочек. Когда в 1917 году появились фотографии девочек рядом с мелкими крылатыми феями, в их реальность многие легко поверили — даже сам Артур Конан Дойл. Мало кто задумывался, что образ фейри с фото — целиком продукт произведений искусства прошлого века.

Ещё раз напоминаю: всё то, что творилось с фейри, перекидывалось и на эльфов. Мелких крылатых волшебных существ часто называли и эльфами. А ещё под влиянием всех трендов на фейри появились рождественские эльфы.

Половину XIX века в США витала идея совместить эльфов и Рождество. В стихотворении 1823 года «Визит святого Николая» самого святого Николая называли «весёлым старым эльфом». В 1850-м Луиза Мэй Олкотт написала, но так и не опубликовала роман под названием «Рождественские эльфы». В 1857 году журнал Harper’s Weekly опубликовал стих «Чудеса Санта-Клауса», где у Санты много помощников-эльфов, чтобы делать миллионы подарков.

И в итоге, в 1873 году, в американском женском журнале Godey's Lady's Book появилась картинка с изображением крохотных рождественских эльфов. Это ключевое событие их в истории — просто за двадцать лет до этого именно журнал Godey's Lady's Book популяризировал среди простых американцев традицию каждое Рождество наряжать у себя дома ёлку. Потому маленькие помощники Санты превратился в один из главных рождественских образов. Позже у тех эльфов прорезались и острые уши — всё-таки они продолжали считаться фейри.

В начале XX века сложившийся образ эльфов-фейри очень полюбился авторам детских произведений. Тем более, что эти маленькие создания уже растеряли всю свою серьёзность: в разных книгах и картинах они то помогали Санте с подарками, то просто веселились и проказничали.

Потому в более серьёзных произведениях эльфы почти не появлялись. За первые пятьдесят с лишним лет XX века кроме «Хоббита» с «Властелином колец», которые действительно обрели популярность только в 1960-х, вышло всего два фэнтезийных произведения, где эльфы играли бы заметную роль. Что интересно, все они отходят от викторианских традиций.

В 1924 году лорд Дансени, один из изобретателей современного жанра фэнтези, написал роман «Дочь короля Эльфландии». По сюжету книги парень по имени Алверик отправлялся по указу своего отца-лорда в Эльфландию, чтобы жениться на прекрасной эльфийской принцессе.

Но оказалось, что в стране эльфов время течёт медленней, чем в мире людей, отчего, когда Алверик вернулся со своей невестой, его отец уже умер. Принцесса же не понимала жизнь в человеческом обществе, а потому всех удивляла тем, что разговаривала с козлами и поклонялась звёздам. В какой-то момент эльфийка сбежала к отцу, а когда Алверик не смог попасть в волшебную страну, король эльфов решил просто присоединить все земли лорда к Эльфландии — кроме местной церкви.

В 1954-м, за пару месяцев до первой публикации «Двух башен» в Англии, в США вышел роман «Сломанный меч» Пола Андерсона. В отличие от книги Дансени, пропитанной кельтской мифологией, Андерсон использовал скандинавские мифы.

Эльфы в «Сломанном мече» — прекрасные, утончённые, проворные, быстрые, практические бессмертные, хитрые и умелые воины, которые почти невидимы для обычных людей. Но в то же время это тщеславные, надменные и жестокие аморальные ублюдки, неспособные притрагиваться к железу и бессильные против мощи христианского бога. Вся история начиналась с того, что они украли ребёнка из человеческой семьи и воспитали у себя. А одна из главных сюжетных линий — жестокая война эльфов с троллями, что почти столь же ужасны.

История эльфов очень странна. Эльфы оказывались то почти что предками Фредди Крюгера, то невинными пупсами с урезанными ослиными ушами. А чтобы побыстрее переломить стихийное развитие их истории, потом понадобился человек, что на досуге придумывал языки, а также терпеть не мог Шекспира и кельтский фольклор. Им был знаменитый профессор Толкин, о котором я расскажу подробнее как-нибудь в следующий раз.

#истории #лонг