Чарльз Мингус: гений и аутсайдер

Личность и музыка великого джазового композитора.

Любой человек, решивший познакомиться с условно современным джазом, может спросить совета в профильном сообществе — и почти наверняка он получит в качестве первичной рекомендации список людей, в той или иной степени считающихся визионерами жанра. Людей, деливших его историю на «до» и «после». Эллингтон, Паркер, Монк, Майлз, Мингус, Колтрейн…

Мингус. Даже среди чрезвычайных эксцентриков, из которых состоит этот список, Чарльз Мингус Младший стоял особняком, был во всех смыслах аутсайдером: и как личность, и как музыкант. Сотканный из противоречий, этот человек потрясающих талантов и очень сложного характера сочинял и играл музыку, которая влюбляет в себя, как кажется, практически любого, вне зависимости от бэкграунда.

Чарльз Мингус Младший был ребенком смешанных кровей. В нем текла кровь черных рабов, китайцев, индейцев и кого только еще не: по разным утверждениям, его отец был то ли наполовину швед, то ли наполовину немец. Книга «Beneath the Underdog», формально автобиография Мингуса, могла бы пролить свет на этот вопрос, но изрядная ее часть есть мистификация, компиляция неотличимых друг от друга реальных фактов, семейных баек, фантазий и ложных воспоминаний.

Детали здесь не так важны, важно то, что уже по факту своего рождения наш герой был чужим: он рос в обществе, где кровь была все еще очень важна. Для латиносов он был негром, для белых просто цветным, чернокожие ребята из лос-анджелесского Уоттса, куда семья Мингусов переехала вскоре после его рождения, тоже не принимали его. Мать Чарльза умерла еще до переезда, и отец женился еще раз. Родители, в особенности холодный, авторитарный, отчужденный отец пытались воспитывать Чарльза и его сестер как белых. Таким образом, нескладный, странноватый Чарльз испытывал дискомфорт в равной степени дома и в школе.

Конечно же, все дети в Уоттсе занимались музыкой, или, по крайней мере, пытались заниматься. Музыка была престижной, была дорогой в будущее, музыкой надо было заниматься. Чарльз Мингус Старший буквально заставил детей заниматься музыкой, и восьмилетний Мингус Младший начал играть на тромбоне, но вскоре бросил и перешел на виолончель. Поначалу он занимался с посредственными педагогами, но уже тогда всем было ясно, что он от природы наделен весьма чувствительными ушами.

Чарли играл хорошо и делал успехи, играл в местных юниорских оркестрах, и даже беспощадный отец был им горд, но происходящее по-прежнему его фрустрировало. Мир классической музыки был беспощаден к цветным. Так, например, один из школьных учителей Чарльза, некто Липпи, высказался в том ключе, что-де «черные не могут читать музыку» (по этому поводу Мингус разразился в своей книге очень меметичной и неполиткорректной тирадой, которую я переводить не буду, потому что такой стиль нельзя не потерять).

Но кое в чем Липпи был прав: Мингус, с его великолепными ушами и врожденными музыкальными способностями, очень плохо читал ноты с листа, а без этого навыка на дорогу в мир классики не встать.

Все поменялось, когда Мингус встретил Бадди Колетта и Бритта Вудмана, будущих известных саксофониста и тромбониста соответственно. Они стали его первыми лучшими друзьями, в их домах он впервые ощутил семейное тепло. Именно Колетт уговорил его перебраться за контрабас. С ними он вел себя хорошо, но относительно недружелюбного окружающего мира Мингус выработал защитную скорлупу, которая вскоре затвердеет и станет неотделимой от него: уже тогда Чарли слыл человеком предельно импульсивным, иногда даже бешеным, с готовностью лез в любую драку, совершал совершенно безумные выходки (вроде прогулок голышом по центральной улице). Уже тогда Чарли принял решение вопреки всему идентифицировать себя как черного и уже тогда Чарли был одержим женщинами (большая часть его автобиографии состоит из причудливых порнографических фантазий). Эта идентификация и эта одержимость (непрерывно заставлявшая его влюбляться — за 56 лет он был женат четырежды) станут главными движущими силами в его творчестве.

У цветного населения Лос-Анджелеса центром жизни была Центральная Авеню. Именно на ней давал уроки музыки некто Ллойд Риз, одаренный интеллектуал, на редкость успешный, как для афроамериканца в те годы. Он давал слушать ученикам не только Арта Татума и Бенни Гудмана, но еще и Шенберга, Стравинского и Бартока, Дебюсси и Равеля; собирал из них группы — там вместе играли многие будущие звезды джаза. Мингус живо и активно впитывал все это, но не только: еще он восхищался музыкой, которую можно было услышать в местных черных церквях: госпелом с его экстатическим хоровым пением, с людьми, отбивающими ритм хлопками.

А вот когда в 1945 Мингус впервые услышал бибоп вживую, он не был особо впечатлен.

Здесь стоит сделать небольшую ремарку, поскольку статья ориентирована скорее на новичков: для своего времени бибоп с очень длинными, пренебрегающими многими устоявшимися правилами импровизациями был жанром радикальным; отношение к нему в среде профессиональных джазменов было сравнимо, скажем, с отношением к шенберговской додекафонии в Вене начала столетия; это был жанр от и для интеллектуалов и богемы, узкой прослойки искушенных ценителей, которые носили самые хиповые наряды и старательно не подпускали к своей музыке профанов.

Тогда же Мингус свел знакомство с Майлзом Девисом, который примчался в ЛА на гребне бибопа и быстро сошелся с нашим героем на почве общих интересов к аранжировкам, расширенным ансамблям и необычным тембрам. Чуть позже он просечет и фишку бибопа — а в особенности его будет притягивать великий Чарли Паркер, которого Мингус будет сначала обожествлять за его эрудицию, таланты и ауру авторитетного учителя, а позже возненавидит за невероятной силы склонность к саморазрушению.

Вот еще забавная деталь, хорошо иллюстрирующая Мингуса как личность: в 1947 году 25-летний Мингус уже расстался со своей первой женой, которая родила ему двоих детей. Нельзя сказать, что он ее не любил, но Чарльз Мингус был человеком непрерывных жгучих страстей, жить с ним было невозможно. Когда Мингус наконец добрался до Нью-Йорка, джазовой Мекки тех лет, он уже расстался со второй женой.

К 1956 году Мингусу неоднократно довелось записаться в качестве лидера, но я сознательно проигнорирую в тексте эти пластинки, так как они, вероятно, представляют лишь исторический интерес и практически не отличаются от тех записей, где он присутствовал в качестве сайдмена. А вот в 1956 году на Atlantic выходит Pithecanthropus Erectus, первая действительно важная его сессия.

Заглавная композиция представляет собой то, что называется tone poem, симфоническая поэма, — одним словом, сюжетное произведение. Концепция заключается в том, чтоб иллюстрировать путь человека от Homo erectus через возвышение и обратно к ничтожному состоянию. Чарли Мингуса всегда будут называть самым легитимным наследником Эллингтона, и уже здесь это проявляется в полной мере: пышный, тембрально разнообразный дюковский романтизм. Но настоящей инновацией стало включение сюда управляемой «свободной» импровизации: музыканты могли свободно играть, исходя из некоторой стартовой схемы, набора фраз. Этот управляемый хаос, как я еще не раз покажу, станет фирменной чертой Мингуса. Не менее примечательна и A Foggy Day, в которой музыканты создают эффект настоящей городской musique concrète. Состав тут, кстати говоря, весьма и весьма: молодые Джеки Маклин и Мэл Уолдрон, например.

Немало концептуальности присутствует и в следующей студийной записи Мингуса, The Clown.

На заглавном треке американский ведущий Джин Шеперд рассказывает частично сымпровизированную историю про некоего клоуна и его злоключения. Спустя 64 года этот эксперимент звучит, конечно, очень наивно и не очень убедительно. Гораздо интереснее на этом альбоме композиция Haitian Fight Song. Это главный «бэнгер» Мингуса за всю его карьеру. Слушатель может обратить внимание на то, насколько вокалоподобно звучат инструменты, начиная от самого Мингуса, который выдает лаконичные, четко артикулированные соло, и заканчивая духовой секцией тромбониста Джимми Неппера и саксофониста Шафи Хади — это еще одна характерная черта музыки, которую играли ансамбли Мингуса. Своим существованием эта черта обязана все тому же госпелу.

Кстати, именно с Неппером связана одна из классических историй, которой обычно поясняют, почему Мингуса зовут Angry Man of Jazz. Как-то раз Мингус в приступе гнева выбил ему зуб. Джимми навсегда потерял возможность играть верхнюю октаву своего инструмента, но к Мингусу все равно через определенное время вернулся. В этом был весь Чарльз Мингус — его личность и его характер могли вызывать и ненависть, и преданное обожание.

Наверное, второй наиболее известный альбом Мингуса этого периода это Mingus Ah Um.

Better Git Hit in Your Soul — еще одна экстатическая, пропитанная госпелом композиция в размере 6/8. Вслушайтесь в нестройный унисон духовой секции; обратите внимание, как солист выходит в центр и все, кроме хлопков, стихает. Остальные вещи здесь тоже блестящие, это классика: Goodbye Pork Pie Hat, самая известная композиция Мингуса, посмертный трибьют Лестеру Янгу, ставший стандартом, изящная и тембрально насыщенная; стремительно ухающая Boogie Stop Shuffle; по-новоорлеански игривая Jelly Roll; протестная Fables of Faubus, обличающая тогдашнего губернатора Арканзаса, ответственного за историю с «Девяткой из Литл-Рока» (еще у нее есть текст, но его в этот релиз не допустил лейбл).

Следующая запись, Blues & Roots, по праву считается не только одной из главных жемчужин в сокровищнице Мингуса, но и вершиной его «корневого» стиля, строящегося на обращении к этим самым корням афроамериканской музыки: к духовному пению, к блюзу, к ритм-н-блюзу.

Главное, что Мингус перенимает из своего знакомства с церковью: музыка есть коллективное действие. Он пишет музыку многоголосную, подобно своему предшественнику Эллингтону максимально, насколько это возможно, поощряет своих музыкантов выражать их индивидуальность, и при этом музыка не сливается в хаотичную какофонию, где каждый пытается перекричать каждого. Некоторые ошибочно записывают Мингуса в прото-фри-джаз, но это ошибка: его музыка, хоть и звучащая весьма авангардно для своего времени, в сущности своей весьма традиционалистская (но не консервативная!), она передает те же ощущения, которые Мингус мог получить, например, в Епископальной церкви, которую он посещал, будучи подростком. Еще на этом альбоме есть совершенно потрясающая версия Moanin': формат «call-response» идеально подходит бэнду Мингуса. Просто послушайте, как остальные отзываются на рык баритона!

Первая половина шестидесятых — лучший творческий период Мингуса, он выдает один шедевр за другим.

На Mingus Dynasty Чарльз продолжает исследовать истоки своего творчества. Здесь есть и композиции Эллингтона, и замечательный трибьют Паркеру: Gunslinging Bird, подзаголовок которой ("If Charlie Parker Was a Gunslinger, There’d Be a Whole Lot of Dead Copycats") наглядно демонстрирует отношение Мингуса к подражателям Паркера (носившего прозвище «Птица»).

К слову, я думаю, что вы уже могли обратить внимание на вычурные, длинные, местами странноватые названия, которые Мингус дает своим композициям. В этом был весь он: избыточный, большой и громкий во всех смыслах, с огромным эго, — и при этом бесконечно остроумный, умудрявшийся сочетать в своей музыки грузность и избыточность с вечным грациозным движением своего пытливого ума.

А вот Charles Mingus Presents Charles Mingus — студийная запись достаточно необычная, как для самого Мингуса, так и для своего времени: квартет без пианино (зато с великим Эриком Дольфи!). И снова о названиях: последняя композиция — тотальное издевательство над All The Things You Are, ага.

Следующая запись, Pre-Bird, стала первой замашкой Мингуса на действительно большую музыку: в ней участвует самый настоящий биг-бенд из 25 человек под управлением Гюнтера Шуллера.

Историческая справка: Гюнтер Шуллер был первопроходцем т.н. «третьего течения», направления, стремившегося объединить мир современной академической музыки и джаза.

По названию альбома можно понять, что он вроде бы про «мир до Птицы», «мир до Чарли Паркера». А на самом деле нет, здесь и не пахло классическим свингом и вокальным джазом: это странная, квази-академическая его деформация, пропитанная в равной степени Гершвином и Равелем.

А вот следующую его известную запись, Oh Yeah, я опишу, нагло позаимствовав у одного своего товарища (надеюсь, он не в обиде):

Тут разве что можно добавить, что на записи играет легендарный Роланд Кирк. Ну и снова замечу: даже сыгранная небольшим ансамблем, музыка у Мингуса все равно большая, это прямо физически ощутимо.

Запись Tijuana Moods стоит некоторым особняком в дискографии Мингуса: это жанровый эксперимент, первый публичный контакт музыканта с Латинской Америкой (а точнее, с Мексикой).

Вы все поймете, если услышите потрясающую Ysabel’s Table Dance с галопирующими кастаньетами! Но в отличие от схожих экспериментов, например, на Olé Coltrane Колтрейна и Sketches of Spain Дэвиса, музыка на записи куда менее очевидным образом впитывает в себя эти влияния.

Следующая запись, Money Jungle, сыгранная трио Мингус-Эллингтон-Роуч, — самая что ни на есть историческая.

Знаменитые своей пышной, яркой оркестровой музыкой Мингус и Эллингтон играют на ней яростный, энергичный, местами совсем уж угловатый боп, звучащий предельно современно.

Так незаметно мы подобрались к пику творчества Мингуса, его абсолютной творческой вершине.

Во всевозможных джазовых топах The Black Saint And The Sinner Lady неизбежно находится в первой тройке (в худшем случае — в первой пятерке). Если не находится, то этот топ вам не нужен. Амбициозные попытки совместить джаз с квази-классической эстетикой предпринимались неоднократно — и чаще всего этот натужный карго-культ не вызывает ничего, кроме смеха. Но этот альбом, изначально планировавшийся как музыка к балету, совсем не таков. Это самый настоящий «черный романтизм»: слушателя сбивает с ног пышный, обильный звук; грандиозный плавильный котел, в котором вместе варятся любовь Мингуса к европейским романтистам, к взрыкивающему блюзу, к госпелу, к фламенко (да, оно тут тоже есть), к Эллингтону, к свингу, к один Б-г знает чему еще. Калейдоскоп темпов и настроений, богатая колористика, безупречная драматургия — эта запись была обречена стать классикой джаза; это энциклопедия всего лучшего, что в нем есть.

Все бы шло как нельзя лучше, но в 1964 году в Берлине умер друг Мингуса Эрик Дольф. Умер нелепо и отвратительно: врачи приняли диабетика Дольфи за наркомана, руководствуясь стереотипами о джазменах, — и не оказали правильной помощи. Мингус, и без того склонный к перепадам настроения (вполне возможно, что у него было БАР), впал в депрессию, мешавшую активно заниматься творчеством вплоть до семидесятых. Конечно, не бывает худа без добра: еще в том же печальном 1964 Мингус встретил свою последнюю жену Сьюзи (их свадьбу устроил великий битник Аллен Гинзберг).

Наступает новое десятилетие, всюду гремят рок, фанк и электрический джаз, но Мингус мало заинтересован в них. Он заходит еще дальше на территорию «третьего течения».

К Мингусу вернулись его причудливый юмор (поглядите на названия), его по-прежнему большое чувство стиля. Let My Children Hear Music блестяще оркестрована, Мингус тут куда ближе даже не к Эллингтону, а к другому великому джазовому аранжировщику — Гилу Эвансу: музыка пышна, но не буйна; иногда даже кажется, что Чарли научился говорить своим страстям «нет». Сам Мингус до конца жизни был убежден, что это его лучший альбом.

Конечно, после этого было еще много всего. Вот Changes One, на котором есть замечательная Sue’s Changes про настроения жены Мингуса и убойный вокальный номер Devil’s Blues:

А вот популярный (и весьма прямолинейный) Three or Four Shades of Blues (а еще он на Спотифае неправильно подписан, ага):

Последний же крупный эксперимент Мингуса вышел незадолго до его смерти, в 1978 году (он все-таки зашел на территорию фьюжна, но со своей стороны).

В 1979 году Чарльз Мингус умер от болезни Лу Герига в возрасте 56 лет. Его жена Сью слетала в Индию, где он никогда не был, и развеяла его прах над рекой Ганг.

Нет никакого смысла еще раз обобщать личность и музыку Мингуса. Они были такими, какими были: грандиозными, противоречивыми центрами гравитации для всего окружающего мира. Для истории современной американской и мировой музыки он остается предельно важным человеком, современным ее классиком, равно как и Чарли Паркер, Майлз Девис, Джон Колтрейн и многие другие.

Когда у меня спрашивают, с чего начать слушать джаз, я всегда отправляю к Мингусу. В его музыке есть все, чего можно пожелать от жанра: пассионарность и рассудок, юмор и серьезность. Она конвенционально красива и при этом не вызывает пренебрежения и у куда более искушенных ценителей различного авангарда. Если вы не были знакомы с его творчеством и/или задавались вышеописанным вопросом, надеюсь, что этот текст будет подходящей отправной точкой. Если же вы уже знакомы с Чарли, то вполне вероятно, что прямо сейчас у вас есть повод переслушать любимое или закопаться в те уголки его дискографии, где вы еще не были.

Примечание 1: вообще говоря, Центральная Авеню, взрастившая половину американского джаза тех лет, — это тема для отдельной статьи, ее тусовке посвящены, например, первые главы «The Dark Tree: Jazz and the Community Arts in Los Angeles» Стива Исоарди, не поленитесь и почитайте, если интересно такое.

Примечание 2: внимательный и знакомый с темой читатель мог заметить, что я обогнул в тексте, скажем, сайдменские или живые его записи (равно как и многие студийные). Это сделано полностью сознательно, чтоб выстроить определенную историю скорее Мингуса-композитора, чем Мингуса-джазмена в целом. Конечно же, там тоже изобилие потрясающих записей, и они ждут своего слушателя : )

#DTFxSpotify