Нарисованная память

Old Man's Death. Ladislav Mednyanszky.
Old Man's Death. Ladislav Mednyanszky.

Я приехал в Париж всего неделю назад. В последнее время в Австро-Венгрии совсем неспокойно, и на всякий случай я решил посетить Францию, опасаясь невозможности её более никогда не увидеть. Каждый вечер я гулял по парку Бельвиль, всматриваясь в пожелтевшую листву, следя за самыми красивыми закатами в мире. Однако сегодня, в последний свой вечер в этом прекрасном городе, я решил заглянуть в пустующее кафе с очень подходящим название - Le Café de nuit. На то была определенная причина.

Сегодня утром мне неожиданно показалось обязательным забрать с собой какое нибудь воспоминание об этом городе. И вот, после нескольких часов поисков, я пришел к аукциону картин малоизвестных художников. Все картины, ушедшие с молотка, были по своему хороши. Но… Одна из них поразила меня до глубины тайности мрака. Она была по настоящему страшной, страшной в своей загадочности, страшной в излишней бездетальности. Но всмотревшись в нее моему подсознанию все стало ясно. Как будто ты смотришь на что то совершенно нормальное, но это нормальное вызывает у тебя дискомфорт, отторжение, неприязнь. Но с этой картиной все было прямо наоборот. Мой разум так этого и не понял, но что - то внутри меня подталкивало делать новые ставки. Никто не знал даже имени художника, объявили лишь название - “Смерть старика”. Оставив картину в своей комнате я вновь вышел на вечернюю прогулку что бы на время забыть ее, отдохнуть от мыслей о ней, но желание разобраться в себе и в чувствах к полотну никак не покидало меня.

Я сел за столик возле окна. Меж облаков пробивался свет только зашедшего за горизонт солнца. На улице было безлюдно и по особенному нетревожно. Кроме тоски во мне ничего не осталось. Страх, и, скорее всего даже паника пропали. Осталась тайна. Картина стояла у меня перед глазами. Я искал отгадку. Мой покой прервал мужчина, почти вломившийся в кафе в грязной, закатанной по локоть, рубашке и некрасивом темно желтом жилете. В его шепоте я услышал фразу “-Она потеряна, потеряна, потеряна навсегда...”. За ним не спеша вошел еще один господин в длинном фраке и чуть менее длинном цилиндре. Они сели за столик в середине зала.

- Друг мой, вы объяснитесь сегодня или нет? Я устал бегать за

вами весь вечер.

  • Но как я вам все расскажу?! - Прокричал неопрятный мужчина стягивая каждый звук. - Если я скажу вам, вы меня не поймете, возненавидите…
  • Но я вас и так не понимаю..! Если картина теперь не у нас, так стоит ли скрывать её какую то...неуловимую ценность... от меня?

Я вдруг вспомнил что уже видел их сегодня. Они боролись со мной за эту картину на аукционе. По всей видимости мужчина в жилете знал о ней много больше чем все остальные в том зале.

  • Как же вы не понимайте! - Начал господин во фраке. - Я не могу покупать картины не зная их реальной ценности. Вы ничего не объясняйте. Мы пришли туда, как мне казалось, за искусством, за тем что кроме нас уже никто не увидит, но оказалось что пришли мы за еще одним перерисовываем смерти, да к тому же в самом скучном наполнении.
  • Не смейте бросать такие слова в то, о чем и понятия не имейте! - Ударив по столу прокричал его собеседник.

Раз этот мужчина осведомлен о реальном содержании этой картины, значит возможно мои мысли найдут покой? Вдруг я действительно прочувствовал что то невидимое среди этих красок?

Я встал и подошел к их столику.

  • Господа, прошу меня простить…
  • Я не верю, это вы! - Восклицательно перебивая меня вскочил господин в грязной одежде.

Он уступил мне свое место, а сам взял стул у соседнего столика. Было видно, как он изо всех сил старается быть сдержанным, но выглядело это скорее страшно.

  • Отлично, быть может вы расскажите мне о этой картине поболее, чем мой друг? - Спросил господин во фраке
  • Боюсь я сам подошел к вам именно за этим.
  • Хорошо, я по всей видимости уже не могу молчать.

Не знаю, заметили вы это или нет, но эта совсем не простая картина. Её художник - мой друг, Ладислав Меднянский. Он живет сейчас в своем поместье в Бецкове, на севера-западе Словакии. Я познакомлен с ним достаточно давно, со времен обучения в Мюнхенской академии. Вам наверное сложно в этом поверить, но в первую очередь Ладислав пейзажист. Он положил большую часть своей жизни на увековечивания гор и равнин центральной и западной Европы.

Но мироощущение Меднянского меняется, после того как умирает его отец - Эдуард Меднянский. Он надолго уходит в себя и пейзажи исчезают с его холста. Через две недели после смерти отца он впервые пытается нарисовать его смерть. Через некоторое колличество попыток он рисует эту картину. Увидев её впервые, я очень долго не мог понять почему я не чувствую той невероятной боли, которую испытывает мой друг. Но в тоже время я чувствовал самую невероятную тоску. Я действительно очень давно знал Ладислава. И мне казалось, что я его хорошо понимал. Но всматриваясь в бездонные глаза смерти я все больше убеждался что никогда я его, в общем-то, и не понимал. Я сразу сказал Ладиславу что увидел еще одну картину под этой. Но я никак не мог увидеть что же на ней нарисовано. Видя, как я болею этим полотном, Ладислав сказал мне лишь одно - “ Возможно, краски, линии, ткань, даже мольберт и оставались грустными, картина же вовсе таковой не являлась“. И тогда я взглянул на неё вновь... В этой картине не два персонажа, как может показаться на первый взгляд. Он один. Это старик, готовящийся к встрече с забвением. Его руки и голова существуют отдельно друг от друга. Тело боиться этой встречи, но сознание уже готово к ней. А смерть это и вовсе не персонаж. Это субстанция, приходящая к этому человеку. И является она именно такой, какой и должна быть. Чуть ли не бесформенная, выглядывающая как-бы из пустоты, вцепляется своими пустыми глазницами в лицо этому старику. Но она не страшна ему. Он чувствует её, он её видит. И хоть руки крепко сложены в молитве, он уже знает, что ждет его что то большее, нежели пустота. Потому что видит это своими глазами. Именно смерть вскрывает занавес темноты, в которую погружен этот бедный старик. Он смотрит в этот свет, окутывающий его страдающее тело. Свет ничего не говорит, но он есть, а значит есть некое… продолжение.

Я думаю не нужно говорить что этот умирающих старик - Эдуард Меднянского. Художник действительно очень любил своего отца. Ведь именно отец был причиной всех его художественных начинаний. Он всегда поддерживал его, и с пониманием относился к выбору своего сына. Я своими глазами видел их общение. Они были больше похожи на братьев, нежели на отца и сына. Между ними никогда не было конфликтов. Это были шутливые, разумные разговоры. А теперь он остался совсем один. И в своей беспроглядной тоске и в полном одиночестве, рисуя эту картину он на мгновение стал радостным. Он вновь смог встретиться со своим отцом.

  • Именно поэтому я и ищу эту картину. И остается мне вымаливать у вас только одно, мой дорогой друг…
  • Я прошу вас, не продолжайте, мсье. Завтра утром я еду

домой, в Вену. Как можно скорее передайте Ладиславу чтобы он приехал ко мне. Господа, я бесконечно вам благодарен за эту случайную встречу. Прощайте.

Оставив свой адрес господину в жилете я ушел.

Я чувствовал эмоциональную усталость. Она была огромным грузом на моей душе. Но в то же время я был по настоящему рад. Даже не знаю почему...Я искренне переживал за то что картина не найдет своего художника, но испытывал ранее неизвестное мне чувство. Я никак не мог его описать. Теплая, уютная тоска, почти как радость, но без очевидной причины.Через неделю ко мне приехал Меднянский. Увидев картину он чуть ли не потерял сознание. Я поведал ему всю историю, что произошла в Париже. Он еще долго смеялся, и так мы и проговорили до ночи.

Ближе к концу своей жизни Ладислав Меднянский все чаще приезжал ко мне. И хоть и все сказанное тем человеком в желтом жилете оказалось правдой, в одном он ошибся. Картина нужна была вовсе не за тем чтобы не чувствовать себя одиноким. Этой картиной, Ладислав наконец смог сделать то что не успел при жизни Эдуарда Меднянского. Попрощаться с ним.

2727
3 комментария