Нобель по-русски, часть 2/5. Лонг о Борисе Пастернаке - лауреате самой престижной литературной премии, которого не читали, но осуждали миллионы соотечественников

Почти каждый отечественный писатель, получивший Нобелевку, отпечатался в коллективном сознании нашего народа некоторыми ключевыми образами, тэгами, если так уместно выразиться. Про большинство из них обыватель легко может построить словестные конструкции типа «Это тот, который …». Вот есть Бунин, который белый эмигрант. Есть Шолохов, он про казачество писал. Солженицын ассоциируется, понятное дело, с ГУЛАГом и (дальше нация разделяется) либо с предательством Родины, либо с гражданским мужеством. Ну а Бродский - это просто самый мемный позднесоветский поэт, призывал не выходить из дома и оказался очень любим ванильными девочками эпохи раннего ВКонтакте. А вот Пастернак… Это вообще кто ? Это вообще о чём ? И почему мы должны про него знать ?..

Между тем, за границей Борис Леонидович - один из самых известных русскоязычных авторов (если не самый). Именно его, а вовсе не Толстого или Достоевского, в первую очередь назовёт рупором «загадочной русской души» типичный американец, итальянец, японец. В любви к творчеству Пастернаку признаются великие музыканты и режиссёры, в честь героя его главного произведения, «Доктора Живаго», называют книжные магазины, рестораны и домашних питомцев, регулярно ставятся спектакли и снимаются экранизации. Разумеется, много поклонников у писателя есть и в России. И всё же складывается ощущение, что уровень народной любви к Пастернаку не пропорционален его величию, а что ещё печальнее - не пропорционален его любви к самой России. «Боготворил без взаимности», как точно сформулировала Лидия Чуковская (дочь знаменитого детского писателя). Попробую разобраться, почему же так получилось.

В меру скромным, вежливым, но при этом вполне волевым и не лишённым моральных принципов; «не от мира сего» и, вместе с тем, шагающим бок о бок с постоянно меняющимся российско-советским обществом. В жизни писателя, как в капле родниковой воды, отразилась вся отечественная интеллигенция за более чем половину века. Родился в творческой еврейской семье, учился в престижных заведениях, изучал философию. В 1905-ом на митинге получал от казаков нагайкой, в 1910-е увлёкся дерзкой поэзией и вступил в кружок футуристов, где подружился с Маяковским. В армию не взяли из-за хромоты. Революцию встретил со смешанными чувствами, в Гражданскую войну уехал вместе с родителями за границу, однако вскоре вернулся. Эмиграция была чужда Пастернаку, он чувствовал себя частью живой русской культурной среды и принял её такой, какой она стала. Более того, писатель поверил в советский проект и даже сравнивал преобразования эпохи раннего Сталина с Петровскими:

Дальше было глубокое разочарование, оторопь, отвращение к фигуре вождя («оспою изрытого Калигулы»), но было и понимание масштаба личности. В годы Большого террора проявил себя достойно, отказался участвовать в компаниях против репрессированных и подписывать гневные коллективные письма (ладно, одно вроде как подписал). Примерно в этот период Пастернак проникся христианским мировоззрением, которое окончательно в нём укрепилось с началом Великой Отечественной. В войну находился на патриотическом подъёме и писал не лишённые изящества стихи про «разрывы мин из шестистволок». После 45-го, будучи женатым, встретил свою музу Ольгу Ивинскую (вскоре отправленную в лагеря). Пастернак затаился на даче в Переделкино и начал писать «Доктор Живаго», главное произведение всей жизни - немыслимое по меркам позднего Сталина, но рано или поздно физиология должна была взять своё… Так и случилось в 53-ом.

Вскоре началась пресловутая Хрущовская Оттепель и появилась новая надежда. Многие безвинно осужденные (в том числе Ивинская) вышли на свободу. Стало казаться, что теперь можно творить такое, о чём раньше и подумать было страшно. Зарабатывавший тогда на жизнь переводам зарубежных книг Пастернак как раз закончил «Доктора» и попытался издать его в СССР, но столкнулся с жесточайшим отпором системы, которая после несанкционированной публикации романа в Европе начала травлю писателя. Тем не менее, он наотрез отказался уезжать из страны (хотя ему предлагали) и продолжал бороться за своё произведение, вскоре принёсшее ему Нобелевскую премию.

Творческий путь Пастернака был, без всяких оговорок, уникальным. Однако его изменчивые взгляды на жизнь и судьбу Родину, его страхи, надежды и разочарования были совершенно типичными для думающего человека того поколения. Миллионы таких же пастернаков были разбросаны по необъятной России - просто почти никому из них не удалось написать (поставить/снять/нарисовать/изобрести) свой «Доктор Живаго».

Замысловатым по форме и легковесным по своей сути.

В первую очередь Борис Леонидович был поэтом, а его проза либо глубоко вторична, либо (как в случае с гибридным «Доктором Живаго») на уровне идеи неразрывно связана со стихотворными строчками. Большинство его важнейших произведений выполнены в жанре книги стихов - собрания пёстрых, стилистические разнородных глав под сводом общей концепции.

С одной стороны, поэзия Пастернака уходит корнями в главные течения начала ХХ века - символизм и футуризм: сложный язык, многозначность, контрасты стиля и парадоксальность мировосприятия. Особенно метафоричным его язык был на ранних этапах творчества, позднее он стал более приземлённым. С другой стороны, в творчестве писателя не найти и тени декадентства, снобизма, «оттопыренного пальчика». В стихах Пастернака есть какая-то особая одухотворённость, они богаты христианскими мотивами, переполнены восхищением жизнью и её красотой. Любовь к женщине у него чаще всего взаимная, расставание не связано с трагическим надрывом, это скорее естественный ход бытия. А творчество для поэта - неотъемлемая часть бесконечной Природы, существующая с ней в гармонии и вместе с тем способная её изменить. Общественно-политические строки «на злобу дня», хоть и не занимали в поэзии Пастернака центральное места, но были невероятно смелыми по меркам своего времени.

В 1958 году, спустя год после публикации «Доктора Живаго» в Европе. Официально:

С похожей формулировкой про «традиции» за четверть века до этого премию вручили Ивану Бунину. Однако в случае с новым лауреатом имело место определённое лукавство. Традиционными русскими романистами в те годы считали в первую очень Толстого, Достоевского, Тургенева и тому подобных авторов. Пастернак же был бесконечно далёк от реализма царских времён, его «Доктор», несмотря на выраженный христианскую этику - это вполне модернистское произведение, роман-дрёма, роман-видение, и к «Петербургу» Андрея Белого он куда ближе, чем к «Войне и миру». Из литературы Серебрянного века вышел и другой нашумевший в 50-е русский автор - Набоков, которого номинировали на Нобелевку аж 9 раз (но как-то с ней не срослось).

Конечно, в награждении Пастернака присутствовали и политические мотивы, но, по моему мнению, отнюдь не такие прямолинейные, как многим сейчас кажется. «Доктор Живаго» - это вовсе не обличительная литература. И хотя красные в романе показаны с весьма неприятной для главного героя стороны, а к его изданию на русском языке приложили руку сотрудники ЦРУ (реальная история !), сомнительно, что шведский комитет пытался раскручивать его именно как средство пропаганды, ведь наверняка можно было отыскать что-то более оголтелое.

Гораздо важнее тот факт, что автор книги осмелился проигнорировать Железный занавес, разделявший европейскую культуру и, плюнув на мнение советской номенклатуры, издал «Доктора» за рубежом, подав тем самым пример сотням своих талантливых, но тихих коллег. По этому поводу отлично высказался литературовед Иван Толстой, внук Алексея Толстого и (прости Господи) дядя Артемия Лебедева:

До Революции писатель выпустил всего пару сборников и был известен разве что московской тусовке футуристов. В эмигрантский период Пастернак активно писал, но почти не издавался и потому также не давал серьёзных поводов о себе заговорить. Слава пришла к нему уже после возвращения на Родину, когда вышли первые романы в стихах. На конец 20-х - начало 30-х годов приходится короткий период официального советского признания творчества Пастернака. Он принимает активное участие в деятельности Союза Писателей и в 1934 году выступает с речью на его первом съезде, в ходе которого видный партийный деятель Бухарин призвал утвердить Пастернака лучшим поэтом СССР.

Первые проблемы у Бориса Леонидовича начались после того, как в 1935 году он заступился за мужа и сына Анны Ахматовой, по сути взятых режимом в заложники. Усилия писателя увенчались успехом, родных поэтессы выпустили из заключения. В благодарность Пастернак послал Сталину книгу переводов грузинской лирики и написал про него пару восторженных стихотворений. Не помогло: писатель, хоть и не был репрессирован, но очевидно попал в немилость. Пресса (читай, Сталин) начали упрекать его не только в «отрешённости от жизни», но и в «мировоззрении, не соответствующем эпохе». Это привело к первой длительной полосе отчуждения Пастернака от официальной литературы и фактически сделало из него отшельника. Вплоть до 50-х годов его основным источником дохода были переводы, прежде всего пьес Шекспира. Массовый читатель стал о Борисе Леонидовиче забывать, а коллеги-литераторы, признавая талант, в целом считали его выпавшим из советской культурной жизни.

Всё изменилось в 1957 году, когда на Пастернака нежданно-негаданно свалилась международная слава (впрочем, вряд ли именно о такой славе он мечтал). Журнал «Новый мир», которому была предложена рукопись «Доктора Живаго», ответил писателю резким отказом. Тогда Пастернак передал роман итальянскому издателю Джанджакомо Фельтринелли. Он был коммунистом, считался другом Советского Союза, и это вроде как должно было стать смягчающим фактором. «Доктора» опубликовали на итальянском, а вскоре на русском и на других европейских языках. Поначалу реакция органов советской власти была весьма сдержанной (высшее руководство, скорее всего, первое время вообще ничего не знало про книгу), но после вручения Пастернаку Нобелевской премии начался сущий кошмар…

От писателя требуют отказаться от премии, но идти на подобное унижение он не желает. Более того, Пастернак не является на заседание, исключающее его из Союза писателей, посылая письмо: «Ничто не может заставить меня считать эту почесть позором». На немолодого уже мужчину обрушивается вся мощь государственной машины: Президиум ЦК КПСС принимает постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака». Начинается массовая кампания травли, аналогов которой в Союзе не было с середины 40-х (когда отменяли Зощенко и Ахматову). Газеты и держащие нос по ветру коллеги чётко соблюдают партийную линию, клеймят писателя «литературным Власовым» и «литературный сорняком», а с высоких трибун его называют «паршивой овцой, которая хуже свиньи», поскольку «та никогда не гадит там, где кушает». Для советских писателей даже простое неучастие в травле оказывается смелым гражданским поступком. С рабочими и колхозникам проводят «пятиминутки ненависти»: книгу, которую люди в глаза не видели, неистово проклинают и требуют проклинать, её автора призывают судить и выгнать из страны. Так появляется один из главных мемов в истории СССР: «я Пастернака не читал, но осуждаю».

Герой скандального романа, врач и поэт Юрий Живаго, мучим своей несовместимостью с революцией, гражданской войной и советской властью. В его образе действительно можно усмотреть «пропаганду западных ценностей» (не спроста изданию книги способствовало ЦРУ). И всё же Живаго был отнюдь не единственным «чужеродным элементом» в тогдашней советской литературе. К примеру, Мелехов из «Тихого Дона» - куда более идейный враг большевиков, однако его автор, Михаил Шолохов, прекрасно себя чувствовал в депутатском кресле и звании академика. Истинная причина травли Пастернака заключалась в его пренебрежении правилами системы, которая запрещала публикацию книг за границей без согласования. Инициируя кампанию травли, власть как бы отзеркаливала Нобелевский комитет: премию дали за самовольный «поход на Запад», за него же писателя и отменили.

В конечном итоге Пастернака всё-таки вынудили отказаться от премии, надавив на его возлюбленную (Ивинскую исключили из Гослитиздата, фактически запретив работать в литературной отрасли). Но травля не прекратилась, даже несмотря на заступничество со стороны видных мировых политиков и писателей уровня Камю. А после того, как Пастернак прислал в британскую Daily mail своё новое стихотворение с рефлексией на тему последних событий, писателю прямо начали угрожать статьёй «измена Родине», лишили гонораров и возможности публиковаться. До тюрьмы Борис Леонидович не дожил - его убила онкология. «Я очень любил жизнь и тебя», — говорил некогда жизнерадостный поэт своей жене Зинаиде в день смерти, — «но расстаюсь без всякой жалости: кругом слишком много пошлости, не только у нас, но и во всем мире».

За свою литературную карьеру Борис Леонидович написал около 500 стихотворений, опубликовал десятки сборников, рассказов, повестей и эссе.

Из раннего творчества автора в первую очередь заслуживает внимания книга стихов «Сестра моя - жизнь», которая и принесла ему первую славу. Сквозная линия этого писавшегося в годы Гражданской войны произведения - отношения со сложной девушкой, бурно расцветающие весной, летом пахнущие бурей, а осенью совсем увядающие в предчувствии мороза. Это, в общем-то, нехитрая, но очень точная метафора отношений Пастернака с Россией в конкретном 1917 году: от момента зарождения чувств до утраты. «Сестра» - удивительная книга о революции, в которой собственно революция почти не упоминается. Сама природа, дороги, звёзды здесь выступают в качестве митингующих. Подобно сумбурным денькам от Февраля до Октября, произведение весьма неоднородно с точки зрения ритма и стиля, оно изобилует и уличными жаргонизмами, и элегантными старорусскими словами, начинается со стихов о Лермонтове, а в середине отвлекается на философские определения творчества и души. Но главное, чем пропитана эта книга - каким-то парадоксальным пиететом перед жизнью во всём её многообразии и сложности. Именно так Пастернак, очевидно, и понимал советскую власть на том этапе: как неизбежное природное явление.

Выше я уже упомянул, что Пастернак был в первую очередь поэтом, и чисто прозаические его произведения, на мой взгляд, нет так интересны. «Охранная грамота» в этом смысле - скорее приятное исключение. Написанная на рубеже 20-х и 30-х годов, в период относительного благополучия писателя, эта автобиографическая повесть не может похвастаться стройным сюжетом (строго говоря, её вообще можно читать с любой страницы), зато содержит откровенные авторские мысли об отношении творца с обществом, о природе творчества, о назначении одарённой личности и её месте в истории. Пастернак был скромным человеком, но отдавал себе отчёт в своём таланте, при этом благодаря окружающую среду за его раскрытие. Повесть строится на воспоминаниях о людях и событиях, сыгравших основную роль в становлении писателя. Охранная грамота» - это книга человека, который познаёт мир через музыку, философию, литературу, и одновременно с этим познаёт свой собственный потенциал.

Книга стихов «На ранних поездах» - это уже творчество зрелого Пастернака. Она написана в предвоенные годы и частично во время ВОВ (войне посвящён отдельный цикл). В этот период писатель почти полностью избавляется от влияния футуризма, его стихи становятся легче и яснее. Вместе с тем, никуда не делась излюбленная пастернаковская тема монолитности бытия, единения человека с природой, открывающего путь к бессмертию. На месте восторги далёкими морями и подмосковными соснами, однако ключевые мотивы в этот раз скорее техногенные (не спроста книга озаглавлена в честь «железнодорожного» стихотворения). Как никогда в поэзии автора уделяется внимание конкретным личностям, повлиявшим на его отношение к жизни: Сталину, Цветаевой, репрессированным друзьям из Грузии и многим другим, таким образом продолжается тема «Охранной грамоты». Пастернак не ставит человека выше других материй Вселенной, но воспевает его возможности - как созидательные, так и разрушительные.

Написанный в последние годы жизни Пастернака и опубликованный уже после его смерти цикл «Когда разгуляется» - лебединая песня поэта, апофеоз его творческого пути. Стихотворения безупречно выверены и одновременно свободны с точки зрения ритма, они восхитительно музыкальны и в тоже время содержат серьёзные высказывания на стыке философии и религии. В этих строчках уже чувствуется боль затравленного и умирающего человека - как физическая, так и моральная. Но есть в них и восхищение устройством окружающего мира, и благодарность за дарованную судьбу, и уверенность в том, что жизнь прошла не напрасно.

Своё самое масштабное (более 500 страниц) произведение Пастернак писал около 10 лет, в несвойственной для себя медленной манере. Нет никаких сомнений, что именно роман «Доктор Живаго» писатель планировал как Магнум опус, своё ключевое творческое и человеческое наследие. Складывается впечатление, что эта книга создавалась не только без малейшей самоцензуры, не только без оглядки на каноны советской культуры, но и вне всяких рамок в принципе. Сам Борис Леонидович утверждал, что ориентировался в основном на Диккенса и Достоевского, однако объединяет «Доктора» с творчеством этих авторов разве что христианская этика. Не похож роман и на типичную модернистскую работу - слишком он сентиментален, а тогда это уже отдавало дурновкусием. Формат «Доктора Живаго» попросту не имел аналогов в литературе того времени: прозаическая история, дополненная стихами её главного героя, напрямую почти не связанными с сюжетной канвой, но находящимися с ней в идейной гармонии. В этой истории, очевидно, есть место автобиографическим эпизодами и мелким обрывкам памяти. И всё же в первую очередь она сформирована не реальным опытом Пастернака, а той жизнью, которую он считал для русского поэта красивой и достойной в отведённом ему историческом периоде. Той жизнью, которую, возможно, примерял на себя.

Фабулу «Доктора Живаго» нельзя назвать лёгкой для «переваривания», здесь много действующих лиц, локаций и мелодраматических перипетий. Роман представляет из себя жизнеописание Юрия Андреевича Живаго, чья молодость выпадает на тёмное время в истории России, а именно крах царизма и приход большевиков. Главный герой имеет очевидный поэтический дар, однако жизненные обстоятельства вынуждают его пойти по стопам приёмного отца и стать врачом. Не слишком удачно складывается и личная жизнь мужчины: он женится на дочке своего отчима, которую скорее уважает, чем любит. По-настоящему сильные чувства Юра испытывает к девушке трудной судьбы по имени Лара. В юности она была совращена влиятельным педофилом, по сути державшем её в наложницах, а ради спасения вышла замуж и родила ребёнка от своего друга детства Паши, вскоре бросившего семью и пропавшего без вести на войне.

Кризисная политическая ситуация принесла Юре и Ларе массу невзгод, и в то же самое время оказалось причиной их встречи в совершенно неожиданном месте, где они прониклись глубокой взаимной нежностью. Имение Варыкино, а затем вымышленный городок Юрятин на Урале становятся убежищами для этих израненных сердец. Главный герой понимает, что такое счастье не может быть долговечным, что рано или поздно окружающая грязь дотянется до их светлой любви и утощит куда-то на дно. Он готов поступиться собственной гордостью ради жизни женщины и ребёнка, протянуть руку самому конченому мерзавцу ради их спасения. Но пока этого не случилось, его рукою пишутся самые прекрасные стихи на свете…

Антисоветские мотивы, на которые в первую очередь обращали внимание и партийная номенклатура СССР, и спецслужбы США, на самом деле занимают в «Докторе Живаго» отнюдь не центральное место, и писался роман совершенно не ради этого. Да, главный герой, поначалу симпатизирующий большевиками и положительно оценивающий хирургическую точностью, с которой они «вырезают вонючие язвы» общества, после столкновения с реальной политикой новой власти горько разочаровывается в своих убеждений. При этом нельзя сказать, что красные предстают в книге какими-то страшными людоедами или достоевскими бесами - скорее, перефразируя Булгакова, это часть той силы, что вечно хочет добра и вечно творит зло (в данном случае из-за своей некомпетентности, твердолобости, отсутствия эмпатии). Новая российская смута, с которой столкнулся Живаго и его окружение, выглядит некой природной стихией, сражением пожара с ураганом на поле человеческих страстей. Пастернак не сгущает краски, а просто помещает персонажей в реальный, не прилизанный пропагандой исторический контекст - и в этом заключается его смелость как писателя и гражданина.

Судьбы героев романа причудливым, почти мистическим образом переплетаются «случайными» встречами, создавая впечатление предельной тесноты в казалось бы необъятной России. Не стоит обвинять автора в логических ошибках или слабой фантазии. Как я уже упомянул выше, «Доктор Живаго» - отнюдь не реалистическое произведение. Его можно назвать своего рода модернистской сказкой, в которой все действующие лица представляют знаковые типажи той эпохи: бессердечные комиссары и безликие бюрократы, аполитичные конформисты и наивные мечтатели, крестьяне бунтующие и крестьяне покорные, женщины деловые, женщины страдающие, женщины скромные. И в центре этой Вселенной - русский поэт, пытающийся найти своё личное счастье, реализовать свой творческий потенциал и просто жить по совести.

Мне не близка трактовка «Доктора», популяризованная Дмитрием Быковым, одним из главных экспертов по Пастернаку в российской литературной критике и автору его двухтомной биографии. По мнению Быкова, центральная метафора романа - Лара как растлённая пошлыми большевиками и ускользнувшая из рук интеллигентов Россия. Эта точка зрения, безусловно, имеет право на существование, особенно учитывая, что похожий мотив использовался и в раннем творчестве автора («Сестра моя - жизнь»). Но мне кажется неправильным опускать столь кропотливо создававшееся произведение до уровня авторского ремейка/переосмысления/расширенного издания. Как неправильным считаю и педалирование христианской темы романа - безусловно, важной, но точно не ключевой. Куда более сильна, на мой взгляд, другая идея Пастернака - насколько простая, настолько же и непопулярная (впрочем, упомянутый Быков её тоже формулировал, вторя Андрею Вознесенскому).

Принято считать, что культура и ответственные за неё люди выполняют функцию строительного материала для чего-то масштабного, осязаемого: на их фундаменте возводят государства и придумывают идеологии, разжигают войны и покоряют природу. Дескать, благодаря Марку Твену появилась Американская мечта, Репин со своими «Бурлаками на Волге» воспел тяжкую народную долю и помог дорваться до власти большевикам, «Интердевочка» развалила СССР, а прославляющие немецкий дух оперы Вагнера… тоже кого-то вдохновили. Но у Пастернака на этот счёт иное мнение. Это окружающий мир существует ради Творца, как вся история существует для человека. Это революции, войны, прочие катаклизмы и все исторические события служат почвой, из которой вырастают прекрасные поэмы, симфонии, картины. Юрий Живаго жил в страшное для своей страны время. Но это время привело его в Варыкино, в дыру у чёрта на куличиках, где судьба (Бог ? Вселенная ?) подарила ему истинную Музу - вернее, даже не подарила, а одолжила на несколько месяцев. И Творцу хватило этих месяцев для того, чтобы прочувствовать всю красоту этого мира и поделиться ею с людьми.

————————————————————————

Спустя 5 лет после смерти Пастернака новая (уже Брежневская) советская администрация де-факто реабилитирует стихотворное наследие автора: в СССР выпустили его том в рамках серии «Библиотека поэта», с предисловием-дисклеймером про «скудное социальное наполнение». Правда, строчки из «Доктора Живаго» там были обозначены просто как «стихи из романа». Спасибо хоть не назвали Бориса Леонидовича «этим скончавшимся господином» или типо того (впрочем, это уже современный почерк). Полная версия в течение 30 лет ходила по рукам в версии «самиздата», пока в 1988 году журнал «Новый мир», отвергнувший роман в 50-е, не опубликовал его официально. Частично те же самые деятели, которые исключали Пастернака, посмертно восстановили его в Союзе писателей. А в 1989-м Нобелевскую премию за отца взял его сын Евгений.

В отличие от другой культовой «подпольной» книги, «Мастера и Маргариты», «Доктора» массовый читатель в Перестройку принял весьма неоднозначно, даже разочаровано: многим он показался каким-то скучноватым, пустоватым, непонятным. Таким же непонятным писателем для россиян остаётся сам Пастернак. Ему не удалось стать у себя на Родине всенародно любимой звездой литературы, его книги не занимают верхние строчки хит-парадов, его лицо не печатают на «патриотичных» футболках, а восьмиклассницы, даже не по годам начитанные, вряд ли пишут про его персонажей фанфики. Но что, если всё это ещё впереди ? Может, спустя какое-то время уже вся Россия сможет по-достоинству оценить талант Пастернака ? В конце-концов, наследие писателя, как и он сам, проделали сложный путь со взлётами и падениями, тёмными и светлыми участками. И что-то мне подсказывает, что этот путь к сердцу русских людей далёк от конечной точки. В России, как известно, нужно жить долго. А Пастернак себе бессмертие обеспечил.

#50е_табакерка

#книжная_табакерка

P.S.: Если появится желание поощрить мой контент материально, можете воспользоваться Бусти. Благодарю всех за лайки, репосты и прочую поддержку !