Искусство свеЖЕСТИ. Лонг о модернизме и пяти сложнейших романах, которые стоит знать (но не обязательно прочитывать)

В конце позапрошлого века западная цивилизация переживала, возможно, самую интенсивную трансформацию за всю свою историю. Привычный облик городов менялся, научные открытия следовали одно за другим, новые изобретения появлялись в быту и досуге обеспеченных людей едва ли ни каждый сезон, а мир, ещё недавно ограниченный размерами одного населённого пункта, стал практически полностью доступен к изучению. Прежние представления о вселенной уходили в прошлое вместе с веком.

Это был период невероятно бурного развития коллективного человеческого разума, время страха перед творящимся на глазах Будущим, но вместе с тем и время принятия его неизбежности. Подобные эмоциональные переживания заставили творческих людей пересмотреть свое отношение к установленным нормам в эстетике и стандартам качества. Благодаря этому сдвигу в сознании и появилось одно из самых революционных движений в искусстве, без преувеличения поделившее его на «до» и «после».

Термин «модернизм» придумал в 1890 году никарагуанский поэт Рубен Дарио, чтобы противопоставить новые латиноамериканские течения (исп. modernismo - «современность») тогдашней европейской культуре. Только позднее, в ХХ веке, понятие стали употреблять в странах Западной Европы и США. Эти и другие интересные факты нетрудно прочитать в Википедии, поэтому далее постараюсь доходчиво, но без лишней духоты сформулировать, что же из себя представляет это явление в моём понимании.

Модернизм - это акт восстания творцов против устоявшихся негласных правил, отказ плясать под дудку традиций. Авторы искали новые способы передачи идей, новые формы самовыражения. Ведь старые, по их мнению, просто не могли отразить быстрые социальные изменения и чувства поколения, рожденного из них. Искусство, по мнению самих модернистов (особенно поздних) - не просто способ восприятия и осмысления мира, но и ключ к его преображению; не просто средство заработка или обретения славы, но и некоторая Миссия.

От предшествовавшего ему искусства модернизм также отличает невиданное ранне внимание к технике создания произведения, к его форме, которая полностью подчинялась авторской индивидуальности. Личный опыт и эмоции казались для творцов превыше всего, а посыл никогда не траслировался буквально - модернисты презирали банальные мысли и «пошлость», поэтому истинное содержание работы часто скрывалось за сложным символизмом. А зачастую сама форма произведения и становилась его посылом.

Модернизм (если не причислять к таковому поэтов-декадентов вроде Бодлера) первым пришёл в живопись, почти за полвека до литературы и архитектуры. Художники прежде всего стремились обновить средства выразительности, параллельно отходя от реалистичного изображения мира и людей.

Началось всё с импрессионизма, характерного «туманными» мазками и нечёткими, как бы размытыми очертаниями, отображающими сиюминутное впечатление автора:

Продолжилось контрастным, динамичным, немного магическим постимпрессионизмом:

Затем появился тревожный и нарочито антиэстетичный экспрессионизм:

Фомизм, сводивший палитру буквально к нескольких базовым цветам, а пространственные качества изображения - к максимально «плоским»:

Кубизм, создававший сюжеты и персонажей из набора геометрических фигур:

…и многие другие направления.

Квинтэссенцией модернистского «ухода от реальности» стал абстракционизм, вместо обычного изображения творивший бессюжетную систему формальных элементов, таких как линии, фигуры или просто пятна, а смысл заключался в их цвете и расположении друг относительно друга:

Нетрудно обратить внимание, что модернисты постоянно пытались реформировать своё искусство, отпочковываться от предшественников и создавать собственные «-измы». Это было прямым следствием описанного выше стремления тогдашних авторов отказываться от традиций и всего банального - а банальной стилистика в живописи становилась в те годы очень быстро.

Вплоть до Первой Мировой модернизм проявлял себя в основном именно через живопись (а также через поэзию символистов). Но чудовищная бойня, происходившая в Европе с 1914 по 1918 г. и связанные с ней бытовые потрясение заставили целое поколение творческих людей окончательно порвать с проклятым традиционалистским прошлым, начать строить жизнь, а вместе с ней и культуру, если не с чистого листа, то по крайней мере с изрядно потёртого ластиком. Этот процесс «очищения» затронул и архитектуру (ар-деко, конструктивизм), и кинематограф (немецкий экспрессионизм, советский авангард), и даже симфоническую музыку. Но свой текст я хочу в большей степени посвятить литературе, а конкретнее - прозе.

Лигатурный модернизм испытывал сильнейшее влияние немецкой философской мысли. Подарив миру в XIX веке относительно немного великих художественных произведений, Германия с лихвой компенсировала это в области познания человеческого разума. Позволю себе смелое заявление: именно эта страна сильнее всех поспособствовала формированию образа мышления современного человека европейской культуры. Конкретно могу выделить следующих людей, их главные труды и концепции:

Артур Шопенгауэр («Мир как воля и представление») - Мир есть мир человека, другого мира нет и быть не может; нет истины более несомненной, чем мир, данный человеку в его представлении. Соответственно, никто посторонний не может навязываться человеку свою истину.

Фридрих Ницше («Так говорил Заратустра») - Как от обезьяны произошёл человек, так и в результате бесконечной борьбы за место под солнцем человек должен эволюционировать в сверхчеловека. Подлинный сверхчеловек — это разрушитель старых ценностей и творец новых. Он господствует не над отдельным стадом, а над целыми поколениями.

Карл Маркс («Капитал») - Все древние, покрывшиеся ржавчиной форматы отношений, вместе с сопутствующими им мировоззрениями, разрушаются, все возникающие на их месте быстро теряют актуальность. Сословия расслаиваются, священное оскверняется, и люди приходят, наконец, к необходимости взглянуть трезвыми глазами на свое жизненное положение и взаимодействие с другими людьми.

Зигмунд Фрейд («Толкование сновидений») - Любая мысль, любое желание и любой поступок всегда имеет свою причину, обусловленную сознательным или бессознательным намерением, так или иначе связанным с или сексуальностью, или с врождённой тягой к разрушению.

Разумеется, многие из идей этих мыслителей не прошли проверку временем, да и сотню лет назад к ним зачастую относились скептически. Тем не менее, их влияние на тогдашнее общество в целом и на будущих модернистов в частности было колоссальным.

Итак, высочайшая концентрация гуманитарных знаний на одном историческом отрезке + меняющийся на глазах быт и облик городов + жестокий опыт беспрецедентной по своему масштабу войны = рецепт революции в литературе. Но что же конкретно из себя представляли романы этого передового направления ?

На смысловом уровне они, как правило, пропитаны ощущением болезненного разрыва между людьми в общества, вызванного их эгоизмом и тягой к разрушению. Модернизм часто воспевал абсурд повседневной жизни и существования вселенной, по сравнению с которой человек - всего лишь пыль, ничтожная биологическая единица, стремящаяся воспроизводить себе подобных. Но вместе с тем, эти романы парадоксальным образом нельзя назвать упадническими и пессимистическими (что характерно для более ранней литературы декадентства). Наоборот, модернисты признавали индивидуальность каждой личности и верили, что наиболее сильные из них способны трансформировать общество в лучшую сторону. А их монументальные книги и концепции были задуманы как инструменты этой трансформации.

Как я уже упоминал выше, форма произведений модернизма имела не меньшее, а зачастую и большее значение, чем их содержание. Важно стало не только и не столько то, о чём пишут авторы, сколько то, как они пишут. Язык каждого из модернистов причудливый и уникальный. Они использовали и игру слов, и выдуманные термины, и гигантские предложения, и, наоборот, обрывистую, почти музыкальную ритмику, и многоуровневые метафоры.

Модернисты любили отсылки, нагружали свои романы историческими и культурными контекстами (впрочем, не так интенсивно, как постмодернисты), часто вели своего рода «дискуссию» с прежней литературной традицией. Также эти романы характерны нелинейной структурой - многочисленными флэшбеками, флэшфорвардами, осознанно разорванной сюжетной канвой. И конечно же, литература модернизма славится такой техникой, как поток сознания: набором мыслей и впечатлений, ассоциативным образом возникающих в голове героя в конкретный момент времени и в «сыром» виде передающихся на бумагу. Тем самым для читателя приоткрывается внутренний мир персонажа (а зачастую и самого автора), невыразимый привычными литературными средствами.

С появлением модернизма литература как никогда стала отображением личности автора, трансляцией его уникального жизненного опыта и сознания. А как известно, человеческое сознание - одно из самых сложно организованных и загадочных явлений во всей вселенной. Поэтому и романы наиболее выдающихся модернистов получаются такими сложными.

Важнейшие книги этого направления тяжело читать, а ещё тяжелее по-настоящему понять (в некоторых случаях сделать это почти невозможно). Но осознавать влияние модернизма на всю современную литературу действительно полезно. Ведь именно эти романы вдохновили в своё время уже куда более близких нам авторов, создав плодотворную почву для появления поп-культуры как таковой. И модернизм в значительной степени является ключом к её пониманию.

О пяти произведениях этого направления я и хочу поведать более подробно.

———————————————————————

Биография главного французского модерниста вызывает одновременно и восхищение, и грусть. Родившийся в семье обеспеченного врача, он получил прекрасное образование, был героем светских тусовок, посещал модные литературные салоны и сам пробовал писать, а несогласного с его гениальностью критика он однажды даже вызвал на дуэль (которая, к счастью, закончилась ничем). Пруст вёл полноценную социальную жизнь, перед ним был открыт весь мир. Увы, писатель с детства болел тяжёлой формой астмы, которая год от года прогрессировала и вынудила его в самом расцвете сил стать отшельником, изолировавшись от пагубного воздуха и людей в своей парижской квартире. Но вместо того, чтобы раскиснуть духом, Пруст решил полностью сосредоточится на творчестве. В полумраке и одиночестве он 15 лет подряд писал свою невиданных масштабов эпопею, посвящённую главному явлению, которое продолжало связывать его с внешним миром: памяти.

Строго говоря, «В поисках утраченного времени» - это не роман, а серия из 7 произведений, в литературных кругах часто называемая просто «Семитомник». Первый том был написан ещё до Войны, а заключительный издавался уже после смерти автора. Формально «Поиски» повествуют о молодом парижанине по имени - сюрприз - Марсель, который стремится написать книгу. Но «повествует» - это очень громко сказано.

Роман задумывался Прустом как способ познать себя и своё сознание на материале личных переживаний, по хаотичным всплескам эмоций и проявлениям памяти. Почти все события происходят не в реальности, а в голове у главного героя, который предаётся ностальгии по детским забавам, юношеской влюбленности, светским приёмам, путешествиям — по тому самому утраченному времени. И не сомневайтесь: события он вспоминает в мельчайших подробностях.

Пруст выдает такие монструозные вереницы предложений, от которых прихерел бы даже Лев Николаевич. Его многословность - это не банальная графомания, а нечто на грани троллинга. У того же Толстого пресловутый дуб всё-таки является символом жизни и судьбы. А французский модернист позволяет себе, к примеру, 16 страниц описания дверной ручки или воспоминание о вкусе печенья, растянувшееся буквально на половину тома - просто потому, что может себе позволить. В самом цикле фигурируют более 2000 персонажей, а его объём составляет чуть менее 3500 (!) страниц. Впрочем, романы Пруста можно сравнить с картинами импрессионистов вроде Моне: главное в ней не сюжет, а сиюминутные ощущения, которые автор пытался воплотить на бумаге. Поэтому и читать их можно приблизительно с любой страницы.

«В поисках утраченного времени» - это очень личное произведение, но вместе с тем способное стать для читателя инструментом познания его собственного внутреннего мира. Пруст в третьем томе своего цикла пишет: «Читатель может распоряжаться книгой произвольно, в зависимости от того, что ему нравится или может пригодиться». На мой взгляд, именно так и нужно читать автора: не пытаясь понять, что было у него в голове, а прислушиваться к своим собственным, не поддающимся логике и анализу чувствам.

Осилить Семитомник полностью - действительно слишком сложная задача, даже решив которую вы вполне можете столкнуться с разочарованием от того самого утраченного времени. Но попытаться проникнуться творчеством Пруста всё-таки стоит: вполне достаточно первой книги «Поисков» - «По направлению к Свану». Не все литературоведы считают её лучшей в цикле, но мне кажется, что тёплые, «ламповые» воспоминания о детстве, которыми она богата, будут в той или иной степени близки абсолютному большинству людей.

На что ещё обратить внимание у автора: сборник рассказов «Утехи и дни», написанный Прустом на заре карьеры - далеко не такое революционное произведение, как «Поиски», но тоже довольно экспериментальное, а главное - прекрасно запечатлевшее дух эпохи и андеграунд тогдашней литературы, из которого впоследствии и появился модернизм.

Внук известного пивовара (едва ли не конкурента того самого Гиннеса), Джеймс Джойс к юности стал почти стереотипным ирландским алкашом. Скорее всего, именно из-за проблем с бухлом мужчина заработал себе воспаление глазного нерва. И пускай будущего великого писателя до конца жизни мучали проблемы со зрением, острота его взглядов на литературу была поистине орлиной. Ставший впоследствии для маленькой, но гордой Ирландии чем-то вроде «нашего всё», на словах Джойс регулярно поливал свою Родину говном и выбрался на континентальную Европу при первой возможности. Но даже вдоволь попутешествовав и пожив в более благополучных местах вроде Швейцарии, Джойс в глубине души оставался патриотом своей страны, а в ещё большей степени - своего родного Дублина, улицы которого были им детально воспеты в одном из самых сложных и загадочных романов мировой литературы.

Пожалуй, главным свойством «Улисса» является многослойность, наличие множества смысловых уровней, на которых его можно читать. С точки зрения повествования всё довольно просто - возможно, даже слишком для романа на 800 страниц. Фактически, в этом кирпиче есть всего лишь три важных персонажа, проживающих один (!) июньский день в Дублине: школьный учитель Стивен Дедал, травмированный смертью родителей и пытающийся найти себе духовного отца; рекламный агент Леопольд Блум, проводящий время вне дома, чтобы не тревожить изменяющую ему жену и видящий в Дедале своего погибшего сына; и его жена Молли, которая ставит ему рога. Но это лишь самая верхушка айсберга, способного погрузить читателя на невиданную глубину.

Изучать «Улисс» как череду происходящих в нём событий - дело бессмысленное и даже вредное. Мы с детства привыкли анализировать в книгах прежде всего сюжет и, откровенно говоря, для большинства произведений (особенно написанных до XX века) такой подход наиболее оправдан. Однако у Джойса он отходит на второй план, оказываясь в тени языка, ритма и контекста.

Само название «Улисс» - не что иное, как латинская форма греческого имени Одиссей. А сам роман предоставляет из себя одновременно и любовное письмо Гомеру, и пародия на его прошедший сквозь века эпос. Именно структуру «Одиссеи» стремится воспроизвести Джойс, а его персонажи - как бы кривые зеркала героев античного поэта.

Дедал соотносится с Телемахом - сыном уплывшего по героическим делам Одиссея, который тоскует по своему отцу и отчаянно пытается его найти. Блум - это, собственно, сам Одиссей. Но в отличие от мифического персонажа, который ушёл из дома на войну по зову чести, скромного рекламного агента прогнала на улицу собственная трусость. Античный Одиссей много лет бороздил океаны, сражался с чудовищами и лучшими воинами Греции. Герой нового времени предпочёл стать заочным куколдом, а его однодневное путешествие представляло из себя маршрут похороны-работа-паб, по итогом которого он вернулся домой и в буквальном смысле начал целовать свою прошмандовку в жопу (как гомеровский воин целовал землю родной Итаки). Ну а Молли - она как жена Одиссея, Пенелопа. Только древнегреческая героиня годами хранила своему мужу верность, а современная сходила налево в первый же день его отлучки.

Важно понимать, что Гомер создавал свой эпос на основе мифологии, которая была частью жизни каждого человека в Древней Греции. Культурологи могут меня поправить, но по сути поэт своими руками творил нечто вроде Священного писания, Канон, на который будут ориентироваться тысячи людей. Кроме того, его книги, наравне с другой античным искусством, стали главным вдохновением для эпохи Возрождения, фактически создавшей современную европейскую культуру. А потом в литературу пришёл Джойс и совершил акт святотатства, опустив сильных и нравственных греков с вершин морального Олимпа на нашу грешную землю, где маленькие люди, будучи неспособными на героические поступки, одержимы своими маленькими проблемами и ведут самую банальную жизнь: бухают, дрочат, срут, пердят. Да, «Улисс» не стесняется физиологии, более того - кичится ей. Джойс решил не просто дать пощёчину общественному вкусу, а ударить ему в область паха.

Каждая из 18 глав романа написана в своей стилистике. Начинается всё с типичного «ровного» повествования в духе реализма, но потом авторская фантазия заводиться и читатель внезапно оказывается на литературных американских горках. Вагонетка Джойса то двигается рывками коротких обрывистых строчек, то разгоняется бесконечными предложениями без знаков препинания. Вот она несёт куда-то ввысь отсылками на Данте и Шекспира, а уже на следующем повороте опускает буквально в человеческие испражнения, заодно высмеивая актуальные в те годы газеты и заведения.

Ирландец делает всё, чтобы выбить читателя из «зоны комфорта», но за этим стоит не банальный эпатаж, а желание создать особую ритмичность, сравнимую с импровизацией набиравших в то время популярность джаз-бэндов. Увы, полностью понять её, очевидно, сможет только носитель оригинального языка произведения (английского).

Видимо, осознав после написания книги, что абсолютное большинство читателей не улавливает даже малой доли его замысла, Джойс составил поясняющую схему и передал её французскому поэту Валери Ламбо, который готовил публичную лекцию по "Улиссу". В этой классификации каждая глава романа соотносилась с определённым цветом, символом, человеческим органом и видом науки или искусства. Например, эпизод, в котором Леопольд Блум рассказывает о своей любви к бараньим субпродуктам на углях, связывается с почкой. Почка также является органом выделительной системы, и в этой же главе герой сидит на горшке оранжевого цвета - такого же, как утреннее солнце, под лучами которого и начинается день Леопольда, терзаемого мыслями о своей нимфе-жене .

Если вы уже пробовали читать «Улисс» и не осилили даже пары сотен страниц, не переживайте - вы в хорошей компании: поражение в битве с этим монстром потерпели, например, художник Анри Матис, поэт Осип Мандельштам, писатель Хорхе Луис Борхес. А Анне Ахматовой удалось справиться с ним только 4 попытки. Это были отнюдь не глупые люди, но даже для них книга оказалась чересчур сложна.

Роман Джойса - монументальная башня человеческого разума, бесконечный источник новых интерпретаций и откровений. Он не стал любимой книгой для миллионов обывателей, но раздвинул границы литературы так, как это не делало, наверно, ни одно произведение прежде. Его можно не понимать, критиковать и даже ненавидеть. Но отрицать его величие и вклад в мировую культуру - как минимум глупо.

На что ещё обратить внимание у автора: «Поминки по Финнегану» - лебединая песня Джойса, действие которой происходит одной дублинской ночью во сне главного героя, а символически интерпретирует всю историю человечества. Роман предоставляет из себя один гигантский поток мыслей, написан на 80 языках (с вкраплениями изобретённых самим автором слов), приблизительно полностью состоит из каламбуров и метафор, а заканчивается на середине предложения… отсылающего к началу книги, тем самым делая её бесконечной. Абсолютное безумие !

Однажды зимним вечером чиновник пражского страхового ведомства Франц Кафка, вернувшись домой после очередного бюрократического собрания, записал в своём дневнике:

Эта запись - идеальная метафора для разговора о творчестве Кафки и его судьбе. Хрупкий, чувствительный, маленький человек, чей талант и живая творческая сила были заперты в лабиринте душных кабинетов, где влияние имела лишь бездарная мертвичина. Он осознавал абсурд своей ежедневной рутины, но выбраться из неё не мог - и лишь выражал сожаление. Кафка стоял со своим талантом где-то в уголке литературной тусовки, в сером рабочем костюме и с уставшими глазами, понятия не имея, кому он может быть интересен. Словом, он был человеком, который так и не успел подготовиться - подготовиться к собственной жизни. Большая часть работ писателя была опубликована посмертно. Но когда гений Кафки открылся людям, выяснялось, что в промежутках между бессмысленными заседаниями маленький человек создавал большие шедевры, наиболее новаторским и уникальным из которых, пожалуй, является роман «Процесс».

В дом главного героя «Процесса» - банковского служащего Йозефа К. - являются сотрудники некого Учреждения, непонятно кем наделённого бесконечной властью и полномочиями. Люди из Учреждения объявляют К. об аресте и возбуждении в отношении него Дела, но тут же поясняют: этот неприятный факт никак не помешает мужчине ходить на работу. Герой понятия не имеет о причинах обвинений в свой адрес, а все попытки их уточнить оборачиваются ничем. Йозеф не желает связаться с бюрократической системой и стремится действовать по её правилам. Проблема в том, что понять эти правила почти невозможно: они противоречивы, неисполнимы и необъяснимо сложны, да и непонятно, существуют ли вообще. Возможно, Учреждение только для того и создано, чтобы мучить и сводить его с ума…

Сотрудники Учреждения ведут себя странно и нелогично. Даже если некоторые из них симпатизируют герою, они по каким-то причинам не могут раскрыть ему истину о происходящем в Учреждении и направить по верному пути. Да и знают ли они сами, где верный путь? Да и существует ли он? Невозможно ни предсказать систему, ни тем более повлиять на неё в нужную сторону. Любые действия Йозефа, включая бездействие, ведут к непредсказуемым последствиям и лишь ухудшают его положение. Всё это создаёт у героя (а заодно у читателя) ощущение тотального неконтролируемого кошмара.

Главный парадокс творчества Кафки и сложность его восприятия заключается в том, что оно, будучи вполне реалистичным в каждом отдельно взятом элементе, в общей картине представляет из себя совершенный абсурд.

Казалось бы: вот есть герой, который узнаёт о своих неприятностях с законом и желает их решить, отправившись в нужное заведение. Логично ? Вполне ! Ещё и детали красочные присутствуют, вроде кривоного уродливого студента, который подхватывает девушку на руки и бежит с ней в неизвестном направлении, пока та его ласкает. Бывает такое ? Ну, в принципе бывает ! Но если посмотреть на любую деталь хотя бы чуть-чуть шире, в контексте, неизбежно возникает желание задать вопрос:

Кто этот парень ? Кто эта девушка ? Куда её несут ? Почему они так себя ведут в стенах Учреждения ? Что это вообще за Учреждение, кто ему дал полномочия, почему все теперь вынуждены ему подчиняться ? И почему процесс всё никак не завершается ?.. Отдельно ломает мозг тот факт, что герой романа относится ко всему происходящему максимально флегматично, как к естественному положению дел, как к явлению природы, с которой нужно пытаться искать гармонию. К. наивно блуждает от кабинета к кабинету, не понимая, что судьба его уже решена.

Абсурд Кафки тесно сочетается с метафоричностью. Например, судебное помещение, где слушается дело К., находится на чердаке, прямо по соседству с сушащимся бельём. Автор добавляет в конструкцию неуместный элемент повседневного быта и делает её ещё более пугающей. Заседания, казалось бы, не должны проводить на чердаках - там же мрачно, пыльно и всё такое. Однако подобное расположение символизирует небесную, надчеловеческую природу Суда - ведь где он должен находиться, если не на самом Верху ? Эта инстанция наблюдает свысока за жилыми кварталами и ничтожными людскими делами. Но кто сказал, что Небесная канцелярия обязана быть справедливой или хотя бы логичной ? Она ведь и так очень щедра к людям, позволяя им сушить рядом своё бельё…

Краткий рассказ о «Процессе» может натолкнуть потенциального читателя на мысль, что роман представляет из себя антиутопию в духе «1984» и «Дивного нового мира». Это ошибочное суждение - работа Кафки гораздо сложнее и страшнее. Главный герой здесь вовсе не борется с системой, а наоборот, смиренно пытается с ней сотрудничать. Да и с кем бороться ? Нет никакого Вождя, нет никакой политической структуры, нет никакого объекта, имеющего корыстный интерес - есть лишь чудовищная хаотичная сила, происхождение которой находится за гранью человеческого понимания. Но в каком-то роде и вся наша вселенная построена на подобном абсурде, а каждый день нашего существования - лишь часть процесса с заранее известным вердиктом…

«Процесс» - это по-настоящему тяжёлая литература, давящая на психику своей безысходностью и запросто способная погрузить человека в состояние экзистенциального ужаса. Приступать к её чтению я рекомендовать не могу - делайте это на собственный страх и риск. Но вместе с тем, важно помнить, как скромный страховой служащий создал, пожалуй, одну из самых мозговыносящих книг в истории. Кафка не имел славы при жизни, но Процесс мировой культуры в итоге всё-таки оказался по отношению к нему справедлив - ведь мало какой писатель может похвастаться тем, что его фамилия стала нарицательной.

На что ещё обратить внимание у автора: повесть «Превращение», в которой главный герой просыпается утром и обнаруживает, что превратился в насекомое и (подобно К. в «Процессе») воспринимает эту неприятность так буднично, как если бы у него появился прыщ на заднице.

Английская литература XIX века славилась сильнейшим (на фоне других культурных сверхдержав) вкладом женского пола. Джейн Остин и Мэри Шэлли, Элизабет Гаскелл и сёстры Бронте - все они были отличными писательницами, чьи книги читают спустя не одну сотню лет. Несмотря на очевидные проблемы снобистского патриархального общества в тогдашней Британии, этих женщин (некоторым из которых приходилось публиковаться под мужскими псевдонимами) вряд ли можно было назвать феминистками - как в плане содержания их творчества, так и в личной жизни. Однако Вирджиния Вулф, ставшая ярчайшей звездой английского модернизма, сияла совсем по-другому.

Много лет подвергавшаяся сексуальному насилию со стороны родни и вынужденная скрывать свою «экстремистскую» личную жизнь под прикрытием брака, Вирджиния активно выступала за права женщин, а половые вопросы регулярно поднимала в своих произведениях. Вместе с тем, писательница вовсе не транслирует злобу к мужчинам - она лишь описывает противоречия двух разных восприятий мира, их существенные различия (что, вообще-то, сильно отличается от современной парадигмы феминизма).

Всю жизнь страдавшая от лицемерной, подавляющей человека системы, Вулф стремилась отобразить на страницах своих романов людей подлинных и многообразных, открыть читателю их чувственную суть, а не просто оболочку, выраженную через внешние данные и поступки. Писательница была по своим убеждениям классическим либералом: она видела общество как совокупность уникальных, удивительных личностей, живущих по собственной логике, личностей смешных, трагичных, интересных. Бесценных. Таких, какими мы все видим себя сами. Таких, как миссис Дэллоуэй и герои одноимённого романа.

Эта книга была написана спустя несколько лет после публикации «Улисса», и, несмотря на критические стрелы, которые Вулф метала в роман Джойса, очевидно была им вдохновлена. Во-первых, действие «Миссис Дэллоуэй» тоже передаётся посредством потока сознании нескольких персонажей (правда, метод писательницы более похож на лирический пересказ мыслей). А во-вторых, все немногочисленные события разворачиваются в течении одного-единственного дня (и тоже июньского).

Утром этого дня главная героиня, 50-летняя светская дама Кларисса Дэллоуэй, выходит из своего дома и направляется в цветочный магазин. Цветы нужны женщине для приёма, который организует дома её муж-депутат. На пути в магазин Кларисса вспоминает своего бывшего ухажёра, а по дороге обратно она погружается в воспоминания о девушке, с которой её в юности связывали несколько большие чувства, чем дружеские. Эта девушка давно вышла замуж за того самого ухажёра и родила ему детей. Мысли о давно минувших днях и прожитой по-другому жизни приносят Миссис Дэллоуэй тёплое, приятное чувство ностальгии, но его вновь сменяет суета по поводу предстоящего душного приёма.

Другая сюжетная линия романа посвящена молодому ветерану Первой Мировой по имени Септимус. Он тоже погружён в воспоминания, но отнюдь не радужные, а мрачные и даже мучительные: у парня сложная форма ПТСР на фоне потери в бою лучшего друга. Жена Септимуса, в надежде помочь своему больному супругу, приводит его на приём к врачу.

Клариса и Септимус не знакомы друг с другом. У них разные судьбы и разные мировоззрения, они разного пола, класса и социальной среды. И в тоже самое время, эти люди парадоксальным образом оказываются близки по духу: семейные, но при этом одинокие, они отчаянно пытаются уцепиться мыслями за прошлое и найти в нём ключ к пониманию жизни сегодняшней - правда, ищут его каждый по-своему.

«Миссис Дэллоуэй» действительно имеет с «Улиссом» много общего, однако в то же самое время выворачивает его концепцию наизнанку. Если Джойс рисует выверенную «от и до» схему монументального, застывшего, словно античные статуи бытового эпоса, то роман Вулф показывает мир как нечто текучее, становящееся, неокончательное. Стараясь искренне отобразить изменчивую природу реальности, писательница отказывается от целостной структуры не только в подаче сюжета, но и в образах персонажей. Ведь реальные люди и переплетения их судеб, как известно, не укладываются в строгие схемы.

Вулф считала, что классические литературные сюжеты, представляющие из себя цельный ряд поступков - это поверхностный и пошлый взгляд на жизнь. Наша повседневность состоит не только и не столько из поступков, сколько из непоступков, неполученных эмоций и упущенных возможностей, о которых мы может только подумать, но не реализовать. Вулф сосредоточена на том, как формируется человеческое переживание, как оно перетекает в другое переживание и что оно вообще из себя представляет. Характер её персонажей - это конкретные впечатления в конкретное мгновение (см. творчество художников-импрессионистов).

Внешность Клариссы в романе почти не упоминается - ведь для того, чтобы понять человека и почувствовать к нему эмпатию, вовсе не обязательно знать количество морщинок у неё на лице и текстуру её платья. Вместо этого Вулф описывает, как по телу женщины разливается тепло от июньского солнца, как запах скошенной травы придаёт её новому дню свежесть, как она смотрит на «бегущие по воздуху свинцовые круги» - да, именно так героиня описывает Биг Бен, именно такой вроде бы неряшливый, непоэтичный образ мысли делает из Клариссы по-настоящему живого человека, меняющегося буквально каждую секунду (прямо как часы).

Кларисса, как и все женщины в романе, понимает мир через чувства и олицетворяет собой творческое, хаотичное мышление. И совсем иным Волф представляет мышление мужское: рациональным, аналитическим, пытающимся найти в реальности порядок. Характерным представителем такого склада ума является муж Клариссы - парламентёр, ответственный за принятие законов и полагающий, что вся вселенная тоже должна подчиняться определённым правилам, поняв которые можно стать победителем по жизни. Но каждый человек и есть свой собственный мир, со своими законами и представлениями о добре и зле. А противоречия между этими мирами и отсутствие эмпатии зачастую порождают конфликты.

Конечно, Волф не заявляет об этом прямо, но авторская точка зрения читается: именно мужское мышление, по её мнению, приводит к войнам. Но писательница вовсе не обижена на противоположный пол - наоборот, относится к нему сострадательно. Септимус, заработавший на Первой Мировой серьёзное психическое расстройство, оказался лишь пешкой в 4D шахматах прагматичных политиков. И, что характерно, теперь его мышление отнюдь не «мужское», а наоборот - иррациональное, путанное, витающее в облаках. Можно даже сказать, что «дело настоящих мужчин» ментально кастрировало парня, сделало недееспособным. Тем самым Волф подчёркивает, что ультимативно женское сознание, вообще-то, тоже ничего полезного для общества создать не способно. Мир держится на гармонии, и каждый человек должен стремиться её обрести.

Разумеется, с точкой зрения Вирджинии Вулф можно заочно спорить. Но что сомнению не подлежит, так это её вклад в мировую литературу. Писательница всю жизнь была вынуждена подавлять свои воспоминания и чувства, страдала от биполярного расстройства и в итоге утопилась, не выдержав ужасов новой Мировой Войны. Её главный роман - тихий крик души, послание людям, призванное развить в них сопереживание, стремление понимать ближнего - даже странного, непохожего и мыслящего совсем по-другому. Читать «Миссис Дэллоуэй» непросто, ведь эта полифония человеческих эмоций запросто может оглушить. Но если вам повезёт настроиться на волну Вирджинии Вулф, то эмоции эти сольются в симфонию великой красоты.

На что ещё обратить внимание у автора: «На маяк» - роман, который развивает и дополняет стиль Вулф, делая его более символичным и философским.

Нобелевский лауреат и важнейший американский модернист, Фолкнер появился на литературном Олимпе будто из ниоткуда. Родившийся и большую часть жизни не покидавший Миссисипи, он не стеснялся своего происхождения, а скорее даже наоборот - гордился им, представляясь этаким простым деревенским парнем, реднеком, пинающим на досуге перекати-поле и сплёвывающим себе под ноги жевательный табак. Конечно же, писатель прибеднялся: не закончив даже среднюю школу, он, благодаря фанатичному стремлению к самообразованию, умудрился стать невероятно начитанным и интеллектуальным человеком.

Фолкнер не состоял ни в какой творческой тусовке (откуда ей взяться в такой глуши ?), обмениваться опытом долгое время было не с кем и эксперименты с поэзией не приносили ему успеха. Но однажды, во время визита в Новый Орлеан, парень познакомился с одним матёрым писателем, который порекомендовал Фолкнеру создавать прозу и сосредоточится на том, что ему действительно близко - на Богом з Юге. И понеслось.

Осмыслив и переработав творческие фишки Пруста, Джойса, Волф и других новаторов своего времени, американец вывел свободу повествования в тексте на какой-то запредельный уровень. В его романах, как зачастую бывает и в жизни, причинно-следственные связи между событиями едва уловимы, а логика в поступках персонажей может быть обусловлена чем-то из далёкого прошлого. Время у Фолкнера течёт в совершенно произвольно порядке: то вперёд, то назад, то куда-то вбок, и это не чётко выделяемые флэшбеки/флэшфорварды (которыми пользовался ещё Лермонтов), а сама суть создаваемых им миров, полноценное 4-е измерение. Более того, одно и тоже событие читатель может переживать сразу несколько раз - глазами разных персонажей, голосом разного сознания.

Почти все романы Фолкнера описывают фрагменты жизни нескольких семей из выдуманного им округа Йокнапатофа в штате Миссисипи. Писатель создал историю этого места, биографии и характеры сотен персонажей, многие из которых упоминаются сразу в нескольких произведениях (как и отдельные события цикла). Да, пресловутая концепция лор-вселенных, принятая на вооружение Толкином, Marvel, DC или Лукасом, в немалой степени уходит корнями именно в этого автора (ну и в Лавкрафта).

Мир Фолкнера - это мир упадка, мир проигравших. Конечно, Гражданская война на момент действия его романов давно закончилась, но её эхо в виде обособленности и обиды южан всё равно разносится по всему Йокнапатофу. В их представлении победивший Север является олицетворением власти капитала, разврата и фальшивых улыбок, где не осталось ничего человеческого. То ли дело старый добрый Юг: благородный, искренний, религиозный, последний очаг морали и традиционных ценностей (ничего не напоминает ?). Это мир, где каждый человек может почувствовать себя по-настоящему свободным - ну, если он конечно не родился негром. А инцест ? А инцест - это дело семейное…

Лицемерие, ненависть, нравственная и физическая деградация - Фолкнер описывает Юг страшным местом, в котором души людей сломали об колено, унизив и отобрав их привычный быт. И теперь они вынуждены жить воспоминаниями о «потерянном рае» и упиваться собственным моральным превосходством (при этом совершая все смертные грехи). Фолкнер создал направление в литературе, позже получившее название «южная готика», и в отличии от готики классический он нагнетал ужас не мистическими, а скорее бытовыми явлениями: насилием, нищетой, расизмом и т.д. в антураже загнивающих южных штатов. Стилистика имела сильное влияние на американскую культуру и продолжает подпитывать её до сих пор (см. «Настоящий детектив»).

«Шум и Ярость» - пожалуй, важнейший и наиболее философский роман автора. Его название отсылает к монологу Макбета в одноимённой шекспировской пьесе:

«Шум и страсти», или, в классическом переводе названия, «шум и ярость» - это то немногое, что осталось в жизни увядающего семейства Компсонов, главных героев книги. Плантаторский мир их предков окончательно разрушен, а принять мир новый, равно как и придумать ему достойную альтернативу, они не в состоянии. Семейство продаёт куски своего имения, беднеет, живёт грёзами о прошлом, пока на смену им приходят более деловые, хваткие, сумевшие адаптироваться люди.

Фолкнер уважал русскую литературу, особенно Достоевского с его психологизмом. И прямо как в «Карамазовых» (или в русской сказке), центральными персонажами «Шума и ярости» являются три брата.

Первый брат - «умный детина», интеллектуал и студент Гарварда по имени Квентин. Он самый способный, с ним семья связывает свои основные надежды, но постоянные самокопания доводят парня до мыслей о самоубийстве.

Второй брат - Джейсон, получился «и так и сяк». Он циничный, мелочный и злопамятный, работает продавцом в магазине, но мечтает прибрать к себе всю родительскую усадьбу.

И, наконец, дурак Бенджи, который в буквальном смысле дурак: он умственно отсталый и не может говорить - только мычит. Наивный, трогательный взрослый человек с интеллектом дошкольника.

У братьев есть юная сестра Кэдди, которая начинает вести половую жизнь, не вступив в брачные узы. Это противоречит консервативным южным ценностям и считается серьёзным грехопадением. Естественно, Кэнди залетает, оказывается брошенной, а затем пытается скрыть свой позор, выйдя замуж за другого мужчину.

Роман состоит из 4 глав, каждая из которых посвящена истории и мыслям одного из членов семьи: дурака Бенджи, умника Квентина, циника Джейсона и, как ни странно, их темнокожей служанки Дилси. Главы вроде бы сфокусированы на конкретном дне из жизни, но, как я уже упомянул выше, события у Фолкнера развиваются вне типичной событийной логики и охватывают разные пласты времени.

Как и Вирджиния Вулф, Фолкнер обособляет женское начало от мужского. От лица Кэнди повествование не ведётся, но именно этот персонаж символизирует собой то, чего так не хватает братьям: смысл бытия. Образ сестры, которая в начале романа, ещё будучи совсем ребенком, плескается в речке - это образ будущего, постоянного стремления к развитию и обновлению. Ведь если жизнь фиксирована в одном положении - то зачем она вообще нужна ? Отсюда и стремление к нарушению общественных норм, и беременность как следствие. Да, Кэнди совершает грехопадение в глазах поборников старой морали (прямо как модернисты). Но именно желание новой жизни для себя порождает буквально нового человека, пускай и нежеланного. А её братья застыли в своих трав­мах и представлениях, они не могут стать частью жизненного потока. Мощнейшая метафора.

Бенджи - это персонаж, который сидит в тюрьме своего собственного идиотизма. Он изолирован от полноценного будущего на физиологическом уровне, пускай и не по своей вине. Основной мотив его жизни связан с утратой. Бенджи хочет попасть на луг, где он раньше гулял и веселился, но луг уже продан семьей и сейчас там забор. Можно лишь грустно смотреть издалека на это место, которое уже безвозвратно потеряно. Бенджи в свое время кастрировали, потому что все решили, что он приставал к школьни­цам, хотя на самом деле парень просто хотел поговорить. Это тоже утрата. Бенджи лишился духовной связи с сестрой, с которой как любил играть в детстве: она начала гулять с парнями, стала мамой, а потом и вовсе покинула родной дом. Умственная отсталость не даёт парню полноценно воспринимать реальность (что Фолкнер филигранно передаёт стилистически), но в своём негодовании от меняющегося вокруг него мира он ничем не отличается от своих братьев.

Второй брат - Квентин, вроде как смышлёный и перспективный молодой человек, мучается мыслями о самоубийстве. Почему? Потому что на его глазах рушатся ценности, на которых он был воспитан. Квентин пытается осмыслить «грехопадение» сестры, которое он воспринимает как предательство идеалов семьи. Он придумы­вает одно объяснение за другим, создаёт в голове замысловатые концепции, терзает себя изнутри (вспоминаем о любви Фолкнера к творчеству Достоевского). Всё тщетно: поступок Кэнди, по его мнению - это свидетельство конца Света, конца человечности и человечества, разрушения самой природы мироздания, а значит и смысла находиться на Земле не осталось. Глава начинается с того, что Квентин просыпается и отрывает со злости стрелки у часов, но они продолжают работать. Точно также герой пытается остановить ход истории, но проигрывает в этой борьбе.

Наконец, третий брат, Джейсон - самый хитрый и циничный герой романа. Он вроде бы трезво смотрит на мир, много работает и пытается ухаживать за домом. Но обрести внутреннюю гармонию ему отчаянно мешает ресентимент - бессильное чувство злобы по отношению к несправедливому (по его мнению) мироустройству. В картине мира Джейсона все его обманывают, все перед ним виноваты, ему недодали, его недолюбили - в частности, его недолюбила его сестра, да и сам Бог от него отвернулся. Такие установки дают парню индульгенцию на самые мерзкие и корыстные поступки. «Не мы такие - жизнь такая», «не мы это начали», ну вы знаете. Джейсону даже в голову не может придти, что возможно, причинно-следственная связь в его случае противоположная, и он сам всю жизнь ведёт себя, как говно, постоянно находя своим поступкам оправдание, а Вселенная и Бог по отношению к нему вполне справедливы. Мужчина считает, что он является образцом моральных ценностей, в действительности представляя из себя полную противоположность морали.

Финальная глава романа посвящена черной служанке Дилси, которая ведет больного Бенджи на службу в протестантскую церковь, где все прихожане чувствуют единение, любовь к ближнему и красоту божественного замысла (да, христианская «повестка» тоже роднит Фолкнера с Достоевским). Дилси воплощает эмпатию и альтруизм, способность исцелять внутри себя старые обиды, в частности за десятилетия расистского унижения. Она является по-настоящему нравственным человеком, потому что не концентрируется исключительно на себе и своих чувствах. Не даром её глава - единственная, рассказанная не от первого лица.

«Шум и ярость» - без сомнения, один из сложнейших для чтения романов ХХ века. Читателю приходится самому достраивать цепочку событий, пробираться сквозь потоки сознания и запутанную речь героев, один из которых страдает от олигофрении, а другой сходит с ума. Пытаться освоить его (равно как и прочие произведения из этого лонга) «через силу» - глупая и бессмысленная затея. Не будет преувеличением сказать, что Уильям Фолкнер - это финальный босс модернизма. Но если всё-таки справитесь с ним, если сможете не только с чувством, с толком, с расстановкой прочитать, но и действительно понять его романы, то можете смело браться за новый уровень хардкорной литературы: Пинчона, Фаулза, Фуко и прочих классиков постмодерна. Но это уже совсем другая история…

На что ещё обратить внимание у автора: «Святилище». Начнём с того, что этим романом очевидно вдохновлялся Балабанов при создании «Груза 200». На этом, в общем-то, можно и закончить.

———————————————————————

Разумеется, пятью этими романами литературный модернизм не ограничивается. К этому направлению относят и наследников немецкой философской прозы Манна и Гессе, и французских экзистенциалистов Камю и Сартра, и более «мейнстримных» авторов вполне Хемингуэя и Ремарка. Модернизм оказал влияние и на Булгакова, и на Ахматову, и даже на соцреализм - придуманный большевиками как альтернатива «загнивающей западной культуре», но по факту неразрывно с ней связанный. Обо всём этом я как-нибудь обязательно напишу.

Модернизм - это невероятного масштаба метаморфоза всех представлений об искусстве, аналогом которой в современной истории можно с натяжкой назвать разве что контркультуру 60-х. Но несмотря на это, нельзя сказать, что литература, живопись, музыка и кино стоят на месте - вовсе нет, они постоянно обновляется, создают новые смыслы и открывают людям новые горизонты.

А если вам кажется, что сейчас культура в кризисе, и новое поколение способно делать лишь безвкусный и бездарный контент, просто вспомните о модернистах, практически никто из которых не был понят и по достоинству оценён своими современникам. Возможно, те авторы, которых сейчас оплёвывают, на самом деле тихо переворачивают игру, и понять это мы сможем только на дистанции ? И даже если представить, что для нашей цивилизации наступили тёмные времена, ночь эта полярная и рассвета в ближайшее время не будет, я уверен: обязательно найдутся гении, которые придумают, как в этой холодной тьме снова зажечь костры - для начала в сердцах людей, ну а там уж как пойдёт.

#книжная_табакерка